Безденежье раздражало, вызывало ссоры. Наталия Васильевна писала об этом так:
«Пришел Балавинский и рассказал под строжайшим секретом следующее: чтобы вложить остатки капитала в недвижимость, приносящую доход, “Союз городов” купил имение в окрестностях Бордо. Доход – виноградники, фруктовый сад и птичья ферма. Дом стар, но пригоден для жилья. Очень красива вековая аллея каштанов, ведущая к нему. Вероятно, поэтому имение называется “Les marroniers” (каштаны – франц. – Е. Н.). Союз командирует трех человек из эмиграции управлять имением. Ближайший городок Камб, на берегу реки Гаронны. Место живописное, сухое, жизнь дешева, климат здоровый.
– Приезжайте с детьми на дачу в Камб. Можно снять для вас небольшой дом с садом, – говорил Балавинский. – Согласны?
Я согласилась…
…Приехал Толстой из Парижа. Он плохо выглядел. Устал, озабочен. Вечером он читал мне только что написанный конец романа “Сестры”, последнюю главу. Как всегда, у него неладно с концом…
– Отдохни! Отложи работу.
Он вдруг вспылил.
– Пиши сама, – крикнул он, – и ну его к лешему!
Он схватил рукопись, в бешенстве разорвал последние листы и бросил за окно.
– Подыхайте с голоду!
Хлопнув дверью, он вышел.
Мы с детьми долго ползали по саду, подбирая в темноте белые клочки.
Мы склеили всё и положили на стол.
Толстой вернулся через час. Он молча сел к столу и работал до свету. Я сварила ему крепкого кофе. Он кончил роман коротко и сильно…
Мы помирились. Как могло быть иначе? Он заснул на рассвете. Я глядела на лицо, серое от усталости. Трудно жить. Кому мы нужны, мой бедный писатель…».
Из окрестностей Бордо в июле 1920 года А. Н. Толстой писал Буниным:
«Живем мы в этой дыре неплохо, питаемся лучше, чем в Париже, и дешевле больше чем вдвое. Если бы были хоть “тительные” денежки – рай, хотя скучно. Но денег нет совсем, и если ничего не случится хорошего осенью, то и с нами ничего хорошего не случится. Напиши мне, Иван, милый, как наши общие дела? Бог смерти не дает – надо кряхтеть! Пишу довольно много. Окончил роман и переделываю конец. Хорошо было бы, если бы вы оба приехали сюда зимовать, мы бы перезимовали вместе. Дом комфортабельный, и жили бы мы чудесно и дешево, в Париж можно бы наезжать. Подумай, пиши…».
Но и в отношениях с И. А. Буниным случались размолвки, вызванные высокомерием одного и слишком большим самомнением другого, а главное, тяжелой для А. Н. Толстого жизнью во Франции: работать приходилось много, а отдача получалась мизерной. В. Н. Бунина 26 апреля 1921 года записала в дневник:
«Ян[30] после завтрака… возвращался с Поляковым и Толстым… Толстой снова кричал, что он “творец ценностей”, что он работает. На это Ян совершенно тихо:
– Но ведь и другие работают.
– Но я творю культурные ценности.
– А другие думают, что творят культурные ценности иного характера.
– Не смей делать мне замечания, – закричал Толстой вне себя. – Я граф, мне наплевать, что ты – академик Бунин. – Ян, ничего не сказав, стал прощаться с Поляковым… потом он мне говорил, что не знает, как благодарить Бога, что сдержался».
Из района знаменитых виноградников под Бордо А. Н. Толстой 18 июля 1921 года написал А. С. Ященко:
«Я бесконечно был счастлив узнать про твой “сухостой”. Люди – говно, Сандро, – лишь немногие должны будут пережить наше время, и это именно те, у кого в голове, и в душе, и ниже живота – сухостой. Вообще – ты страшный молодчина.
У нас в Париже такая гниль в русской колонии, что даже я становлюсь мизантропом. В общем, все – бездельники, болтуны, онанисты, говно собачье.
Я стараюсь им не подражать. На днях начинаю новый роман, обдумываю пьесу. “Хождение по мукам” выйдет в начале августа (шестая книга “Современных записок”, где конец романа).
Живем мы в удивительной местности, в гуще бордоских виноградников. Господи Боже, как я завидую крестьянам, возвращающимся усталыми с работ, ужин на закате солнца, мирная беседа, – Господь благословил труд и плоды его, бездельников же поразил страшным бедствием – войной, большевиками, холерой, тифами, голодом».
В победившей в Первой мировой войне Франции жить было комфортно (при наличии денег). Но в проигравшей Германии в 20-е годы издательская деятельность была более бурной (этому способствовали местные экономические условия).
Уже в 1920 году у А. Н. Толстого родилась идея создания издательства в Германии. Источником финансирования, по его мысли, должен был стать М. О. Цетлин. 17 апреля В. Н. Бунина отметила в дневнике:
«Вчера Мих. Ос., Толстой и Ян были вечером у Львова. <…> Говорили об издательстве. <…> С маленькими деньгами начинать не имеет смысла. В Берлине затевается книгоиздательство, основной капитал 8 000 000 марок. Они хотят приготовить русские книги для будущей России. <…> Ян возражал, говоря, что можно и здесь устроить книгоизд., т. к. здесь можно собрать хороший букет из современ<ных> писателей. <…> Редакторами намечаются Ян, Толстой и Мих. Ос.».
А через два дня жена И. А. Бунина записала:
«Вчера, очень волнуясь, Мих. Ос. сказал Яну, что он окончательно пришел к заключению, что не может принимать участия в книгоиздательстве. <…> М. С. <…> сказала мне, что причиной Толстой. Но более подробно она ничего не объяснила.
После этого мы решили пойти к Толстому на новую квартиру. Квартирка маленькая, но светлая, с чудесным видом на Сену и левую часть Парижа, расположение комнат тоже хорошо. <…> Ал. Н. спал, но скоро проснулся. Мы рассказали об отказе М. Ос., он объяснил это тем, что М. Ос. испугался того, что слышал о немецком книгоиздательстве».
Осторожный М. О. Цетлин рисковать не захотел.
Переезд в Берлин
А. Н. Толстой не перестал думать о Германии. И в октябре 1921 года писатель с семьей переехал в Берлин.
9 сентября 1920 года в Берлине под председательством И. В. Гессена прошло учредительное собрание новой эмигрантской писательской организации – Союза русских журналистов и литераторов в Германии. На собрании был утвержден устав Союза и проведены выборы в правление и в ревизионную комиссию. Первое заседание правления состоялось 12 октября 1920 года. На нем председателем был избран И. В. Гессен, секретарем – Б. С. Оречкин, казначеем – В. Я. Назимов. А. Н. Толстой вскоре после прибытия в Берлин стал членом Союза.
Никита 5 лет. Германия
Через месяц после переезда в Германию, 16 ноября 1921 года, писатель отправил И. А. Бунину письмо:
«Милый Иван, приехали мы в Берлин, – Боже, здесь всё иное. Очень похоже на Россию, во всяком случае очень близко от России. Жизнь здесь приблизительно как в Харькове при гетмане: марка падает, цены растут, товары прячутся. Но есть, конечно, и существенное отличие: там вся жизнь построена была на песке, на политике, на авантюре, – революция была только заказана сверху. Здесь чувствуется покой в массе народа, воля к работе, немцы работают, как никто. Большевизма здесь не будет, это уже ясно. На улице снег, совсем как в Москве в конце ноября, – всё черное. Живем мы в пансионе, недурно, но тебе бы не понравилось. Вина здесь совсем нет, это очень большое лишение, а от здешнего пива гонит в сон и в мочу… Здесь вовсю идет издательская деятельность. На марки всё это грош, но, живя в Германии, зарабатывать можно неплохо. По всему видно, что у здешних издателей определенные планы торговать книгами с Россией. Вопрос со старым правописанием, очевидно, будет решен в положительном смысле. Скоро, скоро наступят времена полегче наших…».
Через два месяца, 21 января 1922 года, А. Н. Толстой написал И. А. Бунину еще одно письмо:
«Милый Иван, прости, что долго не отвечал тебе, недавно вернулся из Мюнстера и, закружившись, как это ты сам понимаешь, в вихре великосветской жизни, откладывал ответы на письма. Я удивляюсь – почему ты так упорно не хочешь ехать в Германию, на те, например, деньги, которые ты получил с вечера, ты мог бы жить в Берлине вдвоем в лучшем пансионе, в лучшей части города девять месяцев; жил бы барином, ни о чем не заботясь… Если я получу что-нибудь со спектакля моей пьесы, то я буду обеспечен на лето, то есть на самое тяжелое время. В Париже мы бы умерли с голоду. Заработки здесь таковы, что, разумеется, работой в журналах мне с семьей прокормиться трудно, – меня поддерживают книги, то ты одной бы построчной платой мог бы существовать безбедно… Книжный рынок здесь очень велик и развивается с каждым месяцем, покупается всё, даже такие книги, которые в довоенное время в России сели бы. И есть у всех надежда, что рынок увеличится продвижением книг в Россию: часть книг уже проникает туда, – не говоря уже о книгах с соглашательским оттенком, проникает обычная литература… Словом, в Берлине сейчас уже около тридцати издательств, и все они, так или иначе, работают».
Пьеса, упомянутая в письме, – «Любовь – книга золотая». Спектакль по ней был поставлен и шел в 1920–1921 годах в парижском театре «Vieux Colombier» («Старая голубятня»).
Но основной доход А. Н. Толстой получал от печатания своих произведений. В 1922 году в Берлине вышло семь его книг: «Горький цвет: Пьесы» («Русское универсальное издательство»), «Китайские тени» (издательство «Огоньки»), «Лунная сырость: повести двадцать первого года» (издательство «Русское творчество»), «Нисхождение и преображение» (издательство «Мысль»), «Повесть о многих превосходных вещах: (детство Никиты)» (издательство «Геликон»), «Утоли моя печали» (издательство «Огоньки») и «Хождение по мукам» (издательство «Москва»).
В кратком предисловии к своему роману автор написал:
«Этот роман есть первая книга трилогии “Хождение по мукам”, охватывающей трагическое десятилетие русской истории. Тремя февральскими днями, когда, как во сне, зашатался и рухнул византийский столп Империи, и Россия увидела себя голой, нищей и свободной, – заканчивается повествование первой книги.