Ведь был же, наверное, такой?
Неужели нет защиты от карьеристов, подхалимов и трусов, которые на каждом лозунге, вчера на коллективизации, сегодня на бдительности, зарабатывают на хлеб, которые в один мешок с троцкистами, продажными полпредами, отравителями и убийцами пихают честных людей. Неужели вы, депутаты, созданы только для того, чтобы кричать ура Сталину и аплодировать Ежову?..
Передайте же это письмо Сталину.
Не бойтесь, я не сумасшедший, я живой человек, у меня есть семья, есть сын, есть работа, которую я люблю, я не карьерист, не подхалим… Трус? – может быть, не больше чем другие. Но сейчас для меня чувство правды сильнее страха перед 10-тью годами лагеря».
Своеобразным ответом на эти обращения стала статья писателя «Что такое счастье?» В ней сказано:
«Цель всех усилий социального и экономического строительства у нас в СССР – это человек, его счастье… Мы уверены, что человек, поставленный в условия отсутствия эксплуатации, когда борьба за хлеб насущный есть только всеобщая организованная борьба с природой, когда возможность овладения наукой и наслаждения искусством предоставлены для всех, когда наука и техника служат всеобщему подъему благосостояния и превращению физического труда в умственный труд, – мы уверены, что в таких условиях развитие удивительного феномена – мозга человеческого, всех его духовных сил – неограниченно и беспредельно.
Неограниченно и беспредельно счастье, которое человек почерпает из полноты своих растущих душевных сил. Строящийся нами реальный мир, с которым связан человек, как дерево – корнями, создает благоприятные условия для его счастья…
Что же такое счастье? Ощущение полноты своих духовных и физических сил в их общественном применении… Мы создаем все условия для того, чтобы ощущение полноты своих сил и сознание своей общественной необходимости сопутствовали человеку во всем пути его жизни…
Мы знаем, что такое счастье, потому что мы видим, как народы одиннадцати Советских республик своими руками строят свое счастье и вооруженной рукой грозно охраняют его. Мы видим, как создаются новые моральные импульсы нового общественного строя, – в них, в этих импульсах, непоколебима уверенность в том, что святое святых – это счастье человечества, путь к которому указан».
Судилище над Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым
Со 2 по 13 марта 1938 года в Москве проходил последний крупный открытый политический судебный процесс. Главными обвиняемыми на нем были Н. И. Бухарин и А. И. Рыков. Обоих приговорили к высшей мере наказания и 15 марта 1938 года расстреляли. В этот же день в «Ленинградской правде» была напечатана статья А. Н. Толстого «Справедливый приговор». В ней сказано:
«Диверсионная организация голода, циничное издевательство над населением, заражение семенных фондов, массовое отравление скота, вредительство в индустрии, в сельском хозяйстве, в горном, в лесном деле, вредительство в науке, в школах, в литературе, в финансах, в товарообороте, травля и убийство честных работников, шпионаж, всяческое торможение жизненных и трудовых процессов, – ничто, ничто не смогло остановить гигантского маховика социалистического строительства…
Наш смертельный враг – мировой фашизм – из московского процесса должен сделать для себя неутешительный вывод: раскрытие всей сложной сети преступных намерений против нас – не дело случая. Наш социалистический строй таков, что враг, владея, казалось, ключами к воротам Кремля, не смог совершить злодеяния – свергнуть Советское правительство и советский строй.
Враг не смог сделать этого не только потому, что трусливы или глупы были его холопы – троцкие, енукидзе, ягоды, бухарины, рыковы и другие наемники, убийцы, провокаторы и шпионы, но потому, что не нашлось и не могло найтись красноармейского взвода, который бы повернул винтовку против Кремля, не нашлось и не могло найтись ни одного неохраняемого мгновения, когда враг мог бы совершить свой преступный замысел. Чтобы уничтожить советскую власть, нужно было уничтожить весь советский народ…
В 1933 году мы знали, например, что фашистский переворот начинается с поджога рейхстага. С тех пор мы узнали несколько больше о тактике и оперативных методах фашистов…
Суд с большевистской решительностью и прямотой развернул перед всем миром эту картину, фантастическую по низости, цинизму и злодейству, картину универсальную, так как теми же методами и приемами фашисты работают во всех странах Старого и Нового Света.
Мобилизационные планы фашизма расшифрованы и обнародованы… Вся наша страна и, я думаю, всё трудящееся человечество с удовлетворением услышали справедливый приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР над участниками “правотроцкистского блока”».
Эту свою статью А. Н. Толстой попытался также напечатать в центральной прессе. Это сделать ему не удалось. Тогда он написал И. В. Сталину:
«Дорогой Иосиф Виссарионович, я посылаю Вам мою статью, которую центральные газеты – “Правда” и “Известия” – отказались напечатать. Она напечатана только в “Ленинградской правде”.
Я бы не стал занимать Вашего внимания такой мелочью, как ненапечатанная статейка, если бы считал, что в редакциях газет всё обстоит благополучно.
Я считаю, что редакции наших газет не учитывают всё значение нашей советской прессы за границей и недостаточно ведут курс на мировое влияние нашей прессы.
Я был за границей после первого – зиновьевско-каменевского процесса и после второго – пятаковского. Первый процесс был, говоря в общем, не понят в Европе. И виною того, что он был непонятен, – наша пресса, которая не поставила себе задачи – сделать этот процесс до конца понятным. Стенограммы были не индивидуализированы, но нивелированы, приведены к какому-то общему газетному языку. Не было объяснительных статей с установкой на разъяснение процесса широким массам народного фронта в Европе.
Второй процесс – пятаковский – принят был уже с доверием и нашими друзьями с глубоким облегчением. Но Европа плохо знает нас и нашу историю, и многое для нее остается темным и непонятным. Там живут в настроении хронической паники от утренней до утренней газеты.
Я живо представляю, с каким жгучим интересом читались там стенограммы последнего процесса. Народным фронтом этот процесс должен быть воспринят как удар по фашизму, как наша общая победа.
Что же дают наши газеты, чтобы обобщить и углубить обобщения и выводы? Очень мало. Наши газеты в основном ориентируются на нашего советского читателя, но не на читателя народного фронта.
Вот причины, которыми я руководствовался, когда писал прилагаемую здесь небольшую статейку. Ее не напечатали, и это я считаю вредным делом, а не полезным.
Это не единственный случай с моими статьями. Разумеется, я не могу претендовать, чтобы все мои статьи были напечатаны. Но я их пишу для того, чтобы и свое усилие внести в то дело, которое мы все делаем и которое Вы ведете. И когда их не печатают, потому что нет места в газете или потому что они выходят из общего стиля – я протестую, потому что считаю это не полезным, а вредным.
В нашей прессе есть тенденция “приглаживать” матерьял, давать ему общую нивелировку. Чем иногда подменяется общность устремления и общность идейная.
Редакции наших газет часто не понимают, что мысль нужно прежде всего донести до сознания читателя, что штампы и банальные формулировки скользят по сознанию читателя. Во время пятаковского процесса ко мне пришла журналистка и предложила на выбор семь текстов возмущения, отпечатанных в редакции на машинке, с тем, чтобы я на выбор любой из них подписал. Журналистка объяснила, что это упрощает дело, и так как люди заняты, то им легче подписать готовый текст.
Я не могу не болеть за наши недостатки, дорогой Иосиф Виссарионович, вот почему я Вам пишу. То, что мою статейку не напечатали, меня огорчает потому, что она могла бы принести пользу у нас и, в особенности, за границей – где бы ее перепечатали в газетах или цитировали. А этого не случилось».
Академик и лауреат Сталинской премии
Реакция на обращение к вождю последовала быстро. 20 марта «Литературная газета» перепечатала из «Ленинградской правды» статью А. Н. Толстого под измененным заглавием – «Ставка фашизма бита». 25 марта был опубликован указ о награждении писателя орденом Ленина за сценарий фильма «Пётр I». Но, главное, А. Н. Толстому была предоставлена квартира в Москве и дача в Барвихе. В апреле 1938 года он переехал в столицу.
Политически правильное поведение писателя власть ценила. В январе 1939 года А. Н. Толстой стал действительным членом АН СССР.
Однако каким бы высоким ни было общественное положение советского человека, оно не гарантировало ему безопасность. Расстреливали и популярных писателей, и академиков. Высокие государственные награды не защищали от репрессий. Награждаемый легко мог стать обвиняемым. Власть зорко следила за своими подданными. Представляемые к наградам проходили тщательную проверку на политическую лояльность. 31 января 1939 года А. Н. Толстой (вместе с несколькими коллегами по перу) получил очередную награду – орден «Знак Почета». Когда рассматривался вопрос о награждении группы советских литераторов, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев направил И. В. Сталину докладную записку, в которой, в частности, говорилось:
«Из материалов на остальных перечисленных мной писателей заслуживают внимания материалы, компрометирующие писателей Новикова-Прибоя, Панфёрова Ф., Толстого А., Федина К., Якуба Колоса, Янку Купала, Сейфулину, Рыльского, Павленко. Необходимо отметить, что ничего нового, неизвестного до этого ЦК ВКП(б), эти материалы не дают».
Мы видим: старые «грехи» власть не забывала. Они в любую минуту могли быть положены в основу уголовного дела. Возможно, докладная записка А. А. Андреева стала причиной того, что А. Н. Толстой на сей раз получил лишь «Знак Почета», а не орден Ленина, как в марте 1938 года.