Это была уже третья попытка такого рода. Первую автор «Хождения по мукам» предпринял сразу после смерти Горького. И поначалу добился определенного успеха. 18 июня 1936 года Политбюро ЦК ВКП(б) выпустило постановление «О похоронах А. М. Горького», в котором, в частности, говорилось:
«Утвердить комиссию по организации похорон А. М. Горького в составе: тт. Булганина (председатель), Хрущева, А. Н. Толстого, Вс. Иванова, Ставского, Стецкого, Каминского, Ходоровского, Уншлихта и П. П. Крючкова».
Мы видим: А. Н. Толстой назван сразу после двух государственных деятелей, первым среди других писателей членов комиссии. Он нес носилки с прахом Горького рядом с самим И. В. Сталиным. Но всё же возглавить Союз советских писателей ему не удалось. Руководство страны решило на освободившееся место поставить В. П. Ставского, автора нескольких повестей, но, главное, члена партии с 1918 года.
Через полтора года А. Н. Толстой предпринял вторую попытку встать во главе писательского объединения. Он вместе с А. А. Караваевой, В. П. Катаевым и А. А. Фадеевым составил открытое письмо «О недостатках в работе Союза писателей», напечатанное в «Правде» 26 января 1938 года. В письме говорилось:
«Что представляет собой Союз писателей на самом деле? Это огромный с чиновничьими методами работы департамент по литературным делам. Большой технический аппарат. Инструктора, не имеющие никакого отношения к литературе, на обязанностях которых лежит, однако, “инструктировать” местные организации Союза писателей и организации братских республик. Полная оторванность от литературно-художественных и литературно-критических журналов, от издательств. Длинная очередь в приемной ответственного секретаря Союза писателей тов. Ставского – очередь молодых, пожилых советских литераторов, месяцами не могущих попасть на прием. И – бесконечные бюрократические заседания, преисполненные зеленой скуки и отрывающие писателя от непосредственной писательской работы. День за днем крутится бумажный конвейер, заседает секретариат, президиум, партгруппа, парторганизация, партийный комитет, бюро секций, правление Литфонда, ревизионная комиссия, специальные комиссии, частное совещание. Но обсуждается на этих заседаниях всё, кроме вопросов непосредственно писательской работы».
Затем в прессе появилось еще несколько публикаций, критикующих работу В. П. Ставского. Руководство страны прислушалось к этой критике. 25 апреля 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) выпустило постановление, в котором говорилось:
«1) Утвердить Президиум Правления Союза советских писателей в составе: тт. Герасимова, Караваева, Катаев, Федин, Павленко, Соболев, Фадеев, Толстой, Вишневский, Лебедев-Кумач, Асеев, Шолохов, Корнейчук, Мамашвили, Янко Купала.
2) Секретарем Президиума утвердить тов. Фадеева».
Как видим, В. П. Ставского не включили даже в состав Президиума Правления Союза писателей. Но и А. Н. Толстой первое место в союзе не занял. Шансов возглавить писательское объединение у него, беспартийного, не было никаких.
И все-таки Алексей Николаевич предпринял еще одну, третью, попытку. После писательского собрания он добился встречи с партийным руководством Узбекистана и постарался склонить его на свою сторону. Не получилось. 17 декабря 1941 года второй секретарь ЦК КП(б) УзССР Н. А. Ломакин написал секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву:
«За последнее время в г. Ташкент в порядке эвакуации прибыла группа московских писателей (Алексей Толстой, Николай Погодин, Всеволод Иванов, Николай Вирта и др.).
ЦК КП(б) Узбекистана и СНК УзССР приняли меры по созданию для писателей необходимых бытовых условий и привлечению их к активному участию в общественной и политической жизни. Например, Алексей Толстой написал и опубликовал в республиканских газетах серьезную статью: “Клянемся не осквернить святости нашей родины” и работает над новой статьей; Николай Погодин вместе с узбекскими писателями по заданию ЦК КП(б) Узбекистана написал музыкальную драму о мобилизации узбекских народных масс на борьбу с фашизмом; поэты Уткин, Луговской и Голодный выступают в рабочих и красноармейских аудиториях, пишут песни, работают в военной прессе и т. д.
Однако, за последнее время среди этих писателей имеют место нездоровые настроения и попытки организованно выступить против руководства Союза Советских писателей. Например, 3 дня тому назад в ЦК КП(б) Узбекистана пришел Алексей Толстой и от имени всех московских писателей, находящихся в Ташкенте, поставил вопрос о необходимости “полной реорганизации и обновления руководства Союза Советских писателей СССР”, имея ввиду получить у нас поддержку в такой постановке вопроса. Алексей Толстой заявил, что Фадеев и его помощники растерялись, потеряли всякую связь с писателями, судьбой их не интересуются и занимаются, главным образом, устройством своих личных дел в г. Чистополе. Он, в частности, высказал свое возмущение тем, что т. Фадеев, под пьяную руку, выдает безответственные мандаты отдельным писателям на право “руководить” различными отраслями писательской работы в Узбекистане. Такие мандаты, по заявлению т. Толстого, были выданы Фадеевым тт. Кирпотину, Скосыреву, Маршаку и Ниалло.
Дело дошло до того, что группа московских писателей с участием Алексея Толстого (особое рвение проявляет Вирта) постановила на своем собрании объявить выдачу таких мандатов незаконным делом и немедленно отобрать их у всех перечисленных выше товарищей и, в частности, у т. Кирпотина, находящегося в Узбекистане. В результате этого, т. Кирпотин не только не оказывает никакого влияния на работу московских писателей, но и окружен нескрываемым презрением с их стороны. В эту групповую возню за последние дни начали вовлекаться и некоторые узбекские писатели.
Явно неправильное поведение московских писателей нашло свое яркое выражение в проекте их письма в ЦК ВКП(б) на имя товарища Андреева и товарища Щербакова. В этом письме, написанном Алексеем Толстым, Николаем Вирта и Иосифом Уткиным, делаются прямые намеки на необходимость отстранения Фадеева от руководства Союзом писателей и ставится вопрос о создании нового “полномочного органа Союза Советских писателей с тем, чтобы он находился в одном из крупных центров СССР”. В этом письме утверждается, что “организация (Союз писателей) по сути дела распалась и не представляет из себя целостной политической группы”.
Тов. Юсупов предложил т. Толстому этого письма в ЦК ВКП(б) не посылать, прекратить составление такого рода “коллективных документов”, никаких собраний без ведома ЦК КП(б) Узбекистана впредь не проводить и взяться по-настоящему за привлечение всех писателей к активному участию в общественно-политической жизни под руководством ЦК КП(б) Узбекистана. Тов. Толстой согласился с этими указаниями и заявил, что письмо, написанное на имя т. Андреева и т. Щербакова, послано не будет и что он сделает всё возможное, чтобы улучшить работу писателей.
Посоветовавшись между собой, мы решили проинформировать Вас об этом и просить предложить т. Фадееву решительно улучшить свое руководство и свою связь с писателями, эвакуированными в различные города Союза и, в частности, с писателями, находящимися в Ташкенте».
Упомянутый выше «мандат», выданный В. Я. Кирпотину, – это письмо А. А. Фадеева первому секретарю ЦК КП(б) Узбекистана У. Ю. Юсупову от 5 ноября 1941 года, в котором, в частности, говорилось:
«Президиум ССП СССР полагает, что присутствие группы московских писателей в городе Ташкенте должно быть использовано для изучения и популяризации произведений узбекских писателей на русском языке, особенно написанных на патриотические и оборонные темы.
Для организации всей этой работы писателей, эвакуированных в Ташкент, Президиум ССП СССР выделил члена Правления ССП СССР, профессора В. Я. КИРПОТИНА, которому просит оказывать всемерное содействие при исполнении возложенной на него миссии».
А. А. Фадеев защищается
А. А. Фадееву стало известно, что среди писателей зреет недовольство его деятельностью на посту руководителя союза. Он решил оправдаться перед партийным руководством и 13 декабря 1941 года послал письмо И. В. Сталину, А. А. Андрееву и А. С. Щербакову, в котором сказал:
«Среди литераторов, находящихся в настоящее время в Москве, распространяется сплетня, будто Фадеев “самовольно” оставил Москву, чуть ли не бросив писателей на произвол судьбы.
Ввиду того, что эту сплетню находят нужным поддерживать некоторые видные люди, довожу до сведения ЦК следующее:
Днем 15 октября я получил из секретариата товарища Лозовского (руководившего Информбюро. – Е. Н.) директиву явиться с вещами в Информбюро для того, чтобы выехать из Москвы вместе с Информбюро.
Эту же директиву от имени т. Щербакова мне передали работники Информбюро – т.т. Афиногенов, Гурский и Петров.
Я не мог выехать с Информбюро, так как не все писатели по списку, составленному в Управлении агитации и пропаганды ЦК, были мною погружены в эшелон, и я дал персональное обязательство т. Микояну и т. Швернику выехать только после того, как получу указание комиссии по эвакуации через т. Косыгина.
Мне от имени т. Щербакова разрешено было остаться насколько необходимо.
Я выехал под утро 16 октября после того, как отправил всех писателей, которые мне были поручены, и получил указание выехать от комиссии по эвакуации через т. Косыгина.
2. Я имел персональную директиву от ЦК (т. Александров) и комиссии по эвакуации (т. Шверник, т. Микоян, т. Косыгин) вывезти писателей, имеющих какую-либо литературную ценность – вывезти под личную ответственность.
Список этих писателей был составлен т. Еголиным (работник ЦК) совместно со мной и утвержден т. Александровым. Он был достаточно широк – 120 человек, а вместе с членами семей некоторых из них – около 200 человек (учтите, что свыше 200 активных московских писателей находятся на фронтах, не менее 100 самостоятельно уехало в тыл за время войны и 700 с лишним членов писательских семей эвакуированы в начале войны).