В советское время на Ивана IV стали смотреть более объективно, с учетом той эпохи, в которую ему довелось жить и царствовать. Поэт Владимир Полетаев в 1969 году написал:
А храм гудел и плыл над ночью
семиголовый, как дракон,
и девки непутевых зодчих
глядели из его икон.
И государь стонал – не спится,
и шел на ощупь, как слепой,
и верещали половицы
под государевой стопой.
А в щели демоны свистели:
«Пошто казниша божьих чад?»
И он не мог найти постели,
и щупал стены, и кричал.
Крик разносился по палатам —
и ночь качалась и текла,
и диким маревом цветастым
неслись сквозь сумрак купола…
А поутру в библиотеке
царь размышлял, тоской объят:
«Пошто латиняне и греки
меня жесточе во сто крат?»
Действительно, европейские самодержцы тогда были более жестокими, чем русский царь. За одну Варфоломеевскую ночь во Франции было убито больше людей, чем за всё царствование Ивана IV в России. А. Н. Толстой это знал. Он в своей драматической повести в двух частях «Иван Грозный» в уста главного героя вложил слова:
«Ужаснулись мы, услыхав, как французский король тешился в ночь на святого Варфоломея. В стольном граде Париже по улицам кровавые реки текли. Это ли не варварство! В угоду вельможам надменным, князьям да боярам своим зарезать, как баранов, тысячи добрых подданных своих. А вина их в чем? По Мартыну Лютеру хотят богу молиться. Эва, – их грех, их ответ. С богом у них и будет свой расчет. Варвары, ах, варвары – европейские короли!»
А в другом месте царь Иван говорит своему приближенному Василию Грязному:
«Достаточно у меня темных ночей да собачьего воя, допросов к совести моей. Не для кровопийства утверждаем царство наше в муках».
Фигура Ивана Грозного интересовала А. Н. Толстого на протяжении долгого времени. Писатель изучал исторические документы и источники, стараясь найти ответы на вопросы взаимоотношения власти и народа, определить роль Ивана Грозного в русской истории.
Среди героев дилогии Малюта Скуратов, князь Андрей Курбский, князь Михаил Репнин, Борис Годунов, князь Михаил Воротынский, Никита Юрьев. В пьесах Иван Грозный показан как собиратель Русской земли, фигура мощная и монументальная. Он понимает, какой огромной страной управляет и какие люди его окружают: «…Да суета сует народов многих. Попы-то римские отпущением грехов торгуют на площадях. А что Мартын Лютер! Церкви ободрал, с амвона ведет мирские речи, како людям в миру жити прилично. Ни дать ни взять мой поп Сильвестр. Спорил я с лютеранами – тощие духом. У заволжских старцев, да хоть у того же еретика Матвея Башкина, в мизинце более разума, чем у Лютера. Любой заморский король или королишка всю ночь играет в зернь и в кости да ногами вертит и с немытой рожей идет к обедне. Где ж третья правда? Ибо мир не для лиси и суеты создан. Быть Третьему Риму в Москве. Русская земля непомерна» (из пьесы «Орел и орлица»). Жизненное credo царя тоже выражено достаточно четко и определенно: «Русская земля – моя единая вотчина. Я – царь, и шапка Мономахова на мне – выше облака…» (из пьесы «Орел и орлица»). Автор весьма вольно распоряжается хронологией, на что не раз обращали внимание исследователи его творчества, но Толстой использует это для усиления драматургических конфликтов и выявления психологии героев пьесы. Роль Грозного в русской истории во второй части дилогии высказывает его друг и сподвижник Малюта Скуратов: «И он тоже ведь обречен на людскую-то злобу. Чего легче, – пил бы, да ел бы, да прохлаждался, а бояре бы за него думали, а на уделах бы князья княжили… Единодержавие – тяжелая шапка… Ломать надо много, по живому резать… А другого пути ему нет…»
Говоря об изображении Ивана Грозного, нельзя не отметить определенные сходство и различия между дилогией А. Н. Толстого и произведениями А. К. Толстого (роман «Князь Серебряный», драматическая трилогия), тем более что вопросы, которые ставились авторами (роль Ивана Грозного в русской истории, взаимоотношения царя и бояр и др.) – схожи, да и имена героев часто совпадают. Это можно объяснить частичной общностью источников, которыми пользовались авторы. Несомненно, А. Н. Толстой читал и знал роман и драматическую трилогию А. К. Толстого и, вполне возможно, полемизировал с ним в своих произведениях.
Первая часть «Ивана грозного» – пьеса «Орел и орлица»
Над драматической повестью «Иван Грозный», над ее первой частью – пьесой «Орел и орлица», А. Н. Толстой начал работать в октябре 1941 года. Почему в столь тяжелое для страны время писателя заинтересовала эпоха становления русского государства, привлек образ первого царя на Руси? На этот вопрос А. Н. Толстой ответил в автобиографическом очерке «Мой путь», написанном в конце 1942 года. Он сказал:
«Четыре эпохи влекут меня к изображению…: эпоха Ивана Грозного, Петра, гражданской войны 1918–1920 годов и наша – сегодняшняя – небывалая по размаху и значительности. Но о ней – дело впереди. Чтобы понять тайну русского народа, его величие, нужно хорошо и глубоко узнать его прошлое: нашу историю, коренные узлы ее, трагические и творческие эпохи, в которых завязывался русский характер».
Иными словами: изучение отечественной истории, в том числе эпохи Ивана Грозного, помогало писателю лучше понять характер русского человека. Одновременно с драматической повестью «Иван Грозный» А. Н. Толстой создает цикл «Рассказы Ивана Сударева». Его писатель завершает рассказом, который так и называется «Русский характер». В нем говорится о мужской отваге и женской верности – тех качествах русских людей, благодаря которым они способны одолеть любого врага.
Едва начав работу над драматической повестью, А. Н. Толстой пишет и 7 ноября публикует в газете «Правда» статью «Родина». В ней писатель перечислил главное из сделанного первым русским царем:
«Иван Грозный завершил дело, начатое его дедом и отцом, – со страстной настойчивостью он разломал обветшавший застой удельной Руси, разгромил вотчинников-князей и самовластное боярство и основал единое русское государство и единую государственность с новыми порядками и новыми задачами огромного размаха. <…>
Москва при Грозном обстраивается и украшается. Огромные богатства стекаются в нее из Европы, Персии, Средней Азии, Индии. <…>
Центр всей народной жизни был на Красной площади – здесь шел торг, сюда стекался народ во время смут и волнений, здесь вершились казни, отсюда цари и митрополиты говорили с народом, здесь произошла знаменитая, шекспировской силы, гениальная по замыслу сцена между Иваном Грозным и народом – опричный переворот».
Первая редакция пьесы «Орел и орлица» была закончена в феврале 1942 года. Автор отдал рукопись Малому театру, другой экземпляр – в Комитет по Сталинским премиям в области искусства и литературы, который возглавлял тогда Вл. И. Немирович-Данченко. Под его председательством Комитет заседал 16–20 февраля и принял решение выдвинуть пьесу А. Н. Толстого на Сталинскую премию.
Реакция партийного руководства
В это время в МХАТ, видимо, при посредничестве М. Б. Храпченко (он в это время был председателем Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР) поступила пьеса В. А. Соловьёва об Иване Грозном «Великий государь». 27 февраля 1942 года Вл. И. Немирович-Данченко написал М. Б. Храпченко:
«Я прочел пьесу Вл. Соловьёва. Ни в какое сравнение с пьесой Толстого на эту же тему идти не может. Образы какие-то худосочные. Включая и самого Грозного. <…> Но хуже всего, что и сам Грозный какой-то меланхолик. <…> Автор не любит театра, не знает его исканий, не интересуется его ростом, довольствуется старыми, избитыми формами. И этот набивший оскомину шестистопный ямб под старинку!»
Через несколько дней, 2 марта, режиссер написал секретарю дирекции МХАТа О. С. Бокшанской:
«О трагедиях Толстого и Соловьёва. Вторая не идет ни в какое сравнение с толстовской. У Толстого пьеса неуклюжая, с рядом плохих картин, но и с рядом картин огромного таланта. А у Соловьёва всё серо и бледно.
Буду говорить на эту тему с Хмелёвым, которого жду.
Я тоже помнил, что Толстой должен был писать для МХАТа, но разве с Судаковым (руководитель Малого театра. – Е. Н.) в таких делах потягаешься?!»
Выдвижение пьесы А. Н. Толстого на Сталинскую премию не понравилось партийному руководству. В чем состояли претензии к произведению, высказал в письме к И. В. Сталину от 28 апреля 1942 года секретарь ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков. Он написал:
«Комитетом по Сталинским премиям в области литературы и искусства была выдвинута для присуждения Сталинской премии за 1941 год пьеса А. Н. Толстого “Иван Грозный”.
При разборе пьесы представление ее для присуждения Сталинской премии было отклонено как по формальным признакам (пьеса не напечатана, ни в одном театре не была поставлена, советская общественность ее не знает, критика о ней не высказывалась и т. д.), так и по существу, ибо пьеса извращает исторический облик одного из крупнейших русских государственных деятелей – Ивана IV (1530–1584 гг.).
Однако в случае с пьесой А. Н. Толстого “Иван Грозный” вряд ли следует ограничиться лишь отклонением ее для представления к Сталинской премии.
Дело в том, что пьеса “Иван Грозный” писалась по специальному заказу Комитета по делам искусств, после указаний ЦК ВКП(б) о необходимости восстановления подлинного исторического образа Ивана IV в русской истории, искаженного дворянской и буржуазной историографией.
Иван IV является выдающимся государственным деятелем России ХVI века. Он завершил прогрессивное дело, начатое Иваном III, – создание русского централизованного государства. Иван IV, успешно ломая сопротивление феодалов, в основном ликвидировал феодальную раздробленность страны. Не было буквально ни одного вопроса к советской литературе и к исторической науке о воссоздании истинного образа крупнейшего русского государственного деятеля. Тем самым постановка этой пьесы или издание ее усугубили бы путаницу в головах историков и писателей по вопросу об истории России в ХVI веке и Иване IV.