Ленин любил повторять фразу Базарова: «Друг мой, Аркадий, не говори красиво».
Есть вещи, о которых слишком красиво говорить никак нельзя. Они сами по себе, в своей наготе, прекрасны. Одевать их еще какими-то разноцветными ризами и навешивать на них украшения — безвкусица. Мы хорошо знаем, что адвокатское красноречие, софистические приемы и ораторское искусство часто служат для затемнения истины. Все это так, но горе тому, кто сделает из этого такой вывод, что, осуждая красивую фразу, мы должны выбросить из критики меткость, яркость, страсть, волнение.
Прочтите сборник критических статей и заметок Пушкина. Разве здесь имеются такие «аркадьевски-красивые» фразы, разве вы где-нибудь, когда-нибудь скажете, что Пушкин говорит слишком красиво, разве вам почудится где-нибудь, что он хочет не только представить вам товар лицом, но еще и с какого-то искусственного, казового конца, что это адвокат, который для того, чтобы победить противника, придумывает всякие ухищрения, пачкающие его в ваших глазах? — У вас никогда не было и не будет такого впечатления.
Впечатление необыкновенной ясности мысли, ясности вследствие адекватной формы, вследствие богатства слова, вследствие гибкости фразы, вследствие полного впечатления естественности ее рождения, развития и стремления, — все это вы действительно здесь получите. Вы получите живую страстную речь, увлекательную до последнего предела, не лишенную при этом известной узорности.
Ленин, например, говорил не узорно, ему мало были свойственны какие-нибудь метафоры, но ораторское искусство было присуще ему в высочайшей мере. Его речь была действительно обнаженной, но обнажено было необыкновенно здоровое, гармоничное, целесообразное тело, каждое движение которого доставляло огромное удовольствие; вернее, при бессознательном огромном удовольствии, оно делало свое дело — убеждало.
Художественный критик может пользоваться и таким, так сказать, «спартанским» методом изложения. Это высочайший идеал, его достигнуть труднее всего. Но он вполне законно может пользоваться и «афинским» методом, которым пользуется Пушкин. Критика может быть естественным потоком мысли, кристаллизующейся в правильные и блестящие кристаллы, сверкающие разноцветными огнями, и в то же время — до дна естественной, ни на минуту не фальшивой, не фальшивящей, не становящейся на цыпочки, не потеющей над предельной метафоричностью.
Критик-художник, художник критики — это великолепное явление. Таким, конечно, был Белинский. Такими в лучших своих произведениях были и даже глубоко трезвые Чернышевский и Добролюбов. Таким в огромной мере был Герцен, когда брался за дело литературной критики. Такими всегда остаются великие писатели, когда они сами берут критику в свои руки. Таким в высочайшей мере был Пушкин, и здесь он дает свой незабываемый урок.
Демьян Бедный
Предисловие к поэме А. С. Пушкина «Гавриилиада»
Друзья мои, открыто говорю,
Без хитростных раздумий и сомнений:
Да, Пушкин — наш! Наш добрый светлый гений!
И я ль его минувшим укорю?
Он не стоял ещё… за «власть Советов»,
Но… к ней прошёл он некую ступень.
В его лучах лучи других поэтов —
Случайная и трепетная тень.
Ему чужда минувшей жизни мерзость,
Он подходил с насмешкой к алтарю:
Чтоб нанести царю земному дерзость,
Он дерзко мстил небесному царю.
Он говорил: «Тиран несправедливый,
Библейский бог, угрюмый и строптивый!»
А у Невы, средь Зимнего дворца,
Набитого охраною гвардейской,
Бродил другой тиран с душой злодейской,
Земной портрет небесного творца,
И не одну он возлюбил Марию, —
И в час, когда он в свой гарем входил,
Попы в церквах свершали литургию,
И дым синел над тысячью кадил.
— Благослови, господь, царёво дело!
Пошли успех его святым трудам! —
И сколько их, таких царей, сидело
По деревням, по сёлам, городам!
Им долгий день казался сладким мигом,
В хмельном чаду летел за годом год.
Под их ярмом, под их жестоким игом,
Стонал народ, рабы своих господ!
Друзья, для нас пришла пора иная:
Мы свергли всех земных своих богов.
Клянитесь же, что больше Русь родная
Не попадёт под гнёт её врагов!
Пусть будет свят для нас завет пророка,
Рукой врагов сражённого до срока,
И пусть его разбитой лиры глас
Ободрит вас в тревоги жуткий час!
Меня ж, друзья, прошу, не обессудьте
И, отдохнув за пушкинским стихом,
Таким простым и мудрым, позабудьте
О «предисловии» плохом.
Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) (1883–1945) — революционер и поэт, большевик с дореволюционным стажем, автор лучших агитационных стихов времен Гражданской войны. Один из основоположников советской культуры.
Слава русского народа
Прошло сто лет с тех пор, как рукой иноземного аристократического прохвоста, наемника царизма, был застрелен величайший русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.
Пушкин целиком принадлежит нам, нашему времени, он живой и долго еще будет жить в будущих поколениях. Пушкин — слава и гордость великого русского народа — не умрет никогда.
Влияние Пушкина на развитие культуры нашей страны безгранично. Его бессмертные творения стали основой грамотности. Устами Пушкина впервые заговорили сотни миллионов людей. Пушкин поднял наш язык — по природе своей богатый и гибкий — до необычайной высоты, сделав его выразительнейшим языком в мире.
Пушкин никогда еще не был так популярен и любим, как в настоящее время. Это произошло уже по той простой причине, что никогда не было в нашей стране столько грамотных, читающих людей. Но не в этом только дело. Впервые читатель встретился с подлинным Пушкиным без корыстного посредничества многочисленных искажателей текстов поэта, без реакционной цензуры, без скудоумных и ничтожных толкователей, старавшихся причесать буйного Пушкина под свою буржуазную гребенку. Пушкин предстал перед народом в настоящем своем обличии: поэта и гражданина, и народ полюбил его, как лучшего друга.
Пушкин предвидел это время. Он всегда помнил о народе и творил для народа. Во многих произведениях поэта можно встретить своеобразную перекличку с будущими поколениями. Достаточно вспомнить потрясающее стихотворение «Памятник». К будущему читателю прямо обращается Пушкин и во второй главе «Евгения Онегина». Немного иронически, но с глубоким волнением мечтает он, что будущий читатель взглянет
На мой прославленный портрет,
И молвит: то-то был Поэт!
Этому читателю он шлет свое «благодарение». Слова поэта дошли по назначению. Голос его звучит как мощный призыв к творческой жизни и борьбе. Прочитав знаменитое «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», советский читатель может с полным правом ответить: «Здравствуй, Пушкин, родной и близкий!»
Пушкин целиком наш, советский, ибо советская власть унаследовала все, что есть лучшего в нашем народе, и сама она есть осуществление лучших чаяний народных. Сейчас, в сотую годовщину смерти великого русского поэта, нет более актуальной темы, чем — Пушкин и современность. В конечном счете творчество Пушкина слилось с Октябрьской социалистической революцией, как река вливается в океан.
В стихотворении «Деревня (1819 г.) Пушкин писал:
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне в удел витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
В то время Пушкин еще надеялся на реформы „просвещенных государей“. Но уже через два года, задумавшись над судьбами и историей своей родины, Пушкин восклицает: „Одно только страшное потрясение могло бы уничтожить в России закоренелое рабство“1. Мы знаем, что это была не только мечта. Пушкин сам стремился к восстанию и был очень огорчен, что не мог принять участия в его подготовке.
В нашей стране ликвидированы эксплуататорские классы. Это факт, который бесспорно можно зачислить в величайшие достижения истории человечества. Сколько исступлений, проклятий и клеветы вызвал этот факт в стане наших врагов! Подлые преступления троцкистских бандитов есть прямая реакция контрреволюционной буржуазии на ликвидацию эксплуататоров в нашей стране. Но сквозь столетие Пушкин протягивает нам дружескую руку в знак солидарности. Сохранилось живое свидетельство отношения Пушкина к эксплуататорам. Вот что записал в свой дневник один из современников Пушкина, князь П. Долгоруков:
„Охота взяла Смирнова спорить с ним (с Пушкиным), и чем более он опровергал его, тем более Пушкин разгорался, бесился и выходил из терпения. Наконец, полетели ругательства на все сословия. Штатские чиновники — подлецы и воры, генералы — скоты большею частью, один класс земледельцев — почтенный. На дворян русских особенно нападал Пушкин. Их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли“.
Конечно, это было сказано в пылу спора, но мы сразу узнаем здесь темперамент Пушкина. Он радостно рукоплескал бы гибели эксплуататорских классов. „Один класс земледельцев — почтенный“, обиженно записал князь Долгоруков, и это показывает, как Пушкин относился к угнетенному крестьянству, к народу. Освобождение крестьян Пушкин считал главным условием дальнейшего развития горячо любимой им родины.
Пушкин был дворянином. Это дало повод глупым вульгаризаторам объявить дворянским все его творчество. Какая низкая клевета! Пушкин прежде всего глубоко народен и в произведениях своих, и в политических взглядах. Это хорошо выразил М. Горький: