Бордо в Брюссель, 13 апреля 1942. Выяснить потенциал германских войск в Бельгии, их дислокацию и новые стратегические диспозиции. Соберите данные о бельгийских заводах, которые производят для Германии самолеты, танки и артиллерийское вооружение, узнайте о составе рабочих.
Тино в Амстердам, 1 мая 1942. Выяснить политическое и моральное состояние германских войск в Голландии, какие военно-воздушные силы базируются там и где. Выяснить типы и число самолетов, которые выпускаются в Голландии, к 15.6.42.
Для Бордо, 9 мая 1942. Выяснить продукцию заводов Хеншель в Касселе, особенно — сколько выпущено моторов типа А.В.601, а также отношения между германскими и иностранными рабочими.
Жильберу от Директора. Проверить, действительно ли Гудериан на восточном фронте? Находятся ли вторая и третья армии под его командованием? Входит ли четвертая танковая армия в группу армий под командованием Йодля или ей придана другая танковая армия? Какая?
Жильберу от Директора. Покинула ли 7-я танковая дивизия Францию? Когда в Шербур прибудет новый штаб германской дивизии? Номер?
Жильберу от Директора. Доложите о 26-й танковой дивизии, которая будет формироваться во Франции.[154]
После некоторой задержки, продолжительность которой зависела от сложности вопроса и шагов, которые надо было сделать, чтобы собрать данные, ответы поступали в штаб. Значительная часть сообщений, идущих в Москву, скорее напоминали не ответы на вопросы, а обстоятельные доклады.
Летом 1941 года бельгийская группа приобрела особое значение. На рю де Атребат, где помещался центр хорошо организованной и отлаженной советской шпионской сети, период «спячки» сменился лихорадочной активностью. Группа, работавшая там, принимала множество сообщений от своих двух шефов (главным образом от «маленького шефа» — Гуревича) и передавала их в Москву. Из-за того, что внешние агенты не имели доступа к рации, шефам приходилось целые дни проводить в разъездах, собирать, просматривать и сортировать информацию. В это время берлинская группа (о работе которой будет рассказано ниже) имела доступ к стратегической информации, но её технические возможности были ограничены. Поэтому брюссельская радиостанция использовалась для передачи и берлинских сообщений. Наспех созданная парижская сеть была не так совершенна, как брюссельская, а в Швейцарии ещё только шёл процесс организации.
Как абвер, так и гестапо отлично знали о существовании советской шпионской сети в Западной Европе, потому что за 1941 год перехватили около 500 шифрованных сообщений. Шифры были настолько совершенными, что лучшие германские специалисты не смогли прочесть радиограммы. Немцы с восхищением говорили о высоком уровне, размерах и техническом оснащении советской шпионской сети. В абвере руководителя агентуры называли «дирижёром», передатчик — «пианино», а радиста — «пианистом». На советском шпионском жаргоне радиопередатчик назывался «музыкальной шкатулкой», а радист — «музыкантом». Поэтому абвер дал всей этой структуре кодовое название «Красная капелла», потому что она напоминала ансамбль способных исполнителей под руководством талантливого дирижёра.
В Берлине полиция и контрразведка занервничали. Сознание того, что радио уносит за границу военные секреты, что рядом с ними работает без всяких помех шпионская группа и они ничего не могут с этим поделать, было для них унизительным. Вычислить место, где находится передатчик, никак не удавалось. Радиопеленгаторы еще были несовершенны и работали очень медленно. А тем временем в радиоцентре абвера накапливались горы нерасшифрованных радиограмм.
К осени 1941 года специалисты абвера после долгих поисков определили, что радиопередатчик находится где-то в Западной Европе, скорее всего в Бельгии. И в Брюссель была направлена группа офицеров контрразведки.
Из воспоминаний бывшего офицера абвера Генриха Гофмана:
«Берлин был сердит. Каждую неделю в Брюссель прибывали новые офицеры, чтобы поторопить нас, но все было напрасно. Мы оказались достаточно глупыми и стали искать агентов среди коммунистов, для чего профильтровали бельгийские коммунистические круги. Наши агенты докладывали, что все тихо и что коммунисты напуганы и пассивны. Мы начали искать в других бельгийских городах, но тоже безуспешно. Потом мы послали наших людей в кафе, не зная ещё, что советские агенты в Бельгии встречались не в кафе, а в парках, в больших магазинах, в туалетах.
Тем временем удалось получить результаты от радиопеленгации — советский передатчик работал пять часов подряд: с полуночи до пяти часов утра (в этом крылась роковая ошибка шпионов). Из Берлина приехал опытный эксперт и на основе нашей предварительной работы сузил район поиска до трех домов».[155]
В ночь на 13 декабря 1941 года немцы ворвалась в эти три здания и на втором этаже одного из них нашли советскую коротковолновую радиостанцию. Они арестовали Михаила Макарова, Риту Арну и «Анну Ферлинден». В их руки также попали фальшивые документы, симпатические чернила высокого качества, печати и многое другое. Шифровальную книгу, однако, успели уничтожить. Как раз в эту ночь «большой шеф» Треппер, пришёл в этом дом, когда там делали обыск, но ему удалось выдать себя за торговца-разносчика, и его отпустили. А он немедленно разослал предупреждения во все группы бельгийского аппарата.
На допросах Макаров отказался говорить. «Анна Ферлинден» покончила с собой. Слабая и несчастная Рита Арну в смертельном страхе за свою жизнь согласилась дать информацию абверу. Она выдала Венцеля, «Кента» и других, а также описала немцам внешний вид «большого шефа». Временами Риту отпускали из тюрьмы пожить в гостинице, но через несколько месяцев, когда она стала бесполезной, ее казнили. Рита Арну стала первой в ряду советских шпионов, которые согласились сотрудничать с немцами против СССР.
Однако того, что рассказала Рита, было недостаточно, чтобы вскрыть все детали шпионской системы, строгая советская конспирация и в этом случае принесла свои плоды. Рита знала только свою задачу и видела только тех людей, кто был непосредственно связан с ее работой. Германская контрразведка все еще плутала в темноте.
В куче мусора в здании на рю де Атребат абверовцы нашли обрывок бумаги, на котором были нацарапаны таинственные буквы и цифры. Стало ясно, что в этом доме занимались шифрованием. Более шести недель лучшие немецкие специалисты по русским кодам пытались разгадать эти знаки, но прочли только одно слово: «Проктор». Риту Арну спросили на допросе, откуда взялись книги в шкафах. Рита сказала, что, как она помнит, книги были куплены. Коль скоро в заглавии одной из книг фигурировало имя Проктор, значит, она служила ключом к шифру. Однако дело было весной 1942 года, к тому времени Москва уже сменила шифр, поэтому вся текущая информация так и осталась тайной для немецких спецслужб.[156]
Эта брешь в советском разведывательном фронте скоро была ликвидирована. Треппер и Гуревич отсутствовали, и управление взял на себя Константин Ефремов (псевдоним «Ёрнстрем»). Разведывательная машина снова заработала, и германская контрразведка опять засуетилась. Наконец, в июне 1942 г. немцы засекли радиостанцию Венцеля и тридцатого числа того же месяца арестовали его. В его комнате нашли несколько зашифрованных радиограмм и две написанные на немецком языке.
Иоганн Венцель, ветеран КПГ, отказался помогать абверу, но, когда ему показали досье, где были свидетельства о его принадлежности к боевым группам КПГ, и предложили выбирать между сотрудничеством и смертью, он переменил мнение и выдал своих начальников, шифры, правила работы, то есть всю систему советского шпионажа. Он принес большую пользу немцам, так как был опытным агентом. Помимо прочего, он раскрыл действующий шифр. Теперь задача абвера и гестапо существенно облегчилась.
Сломав Венцеля на изнурительных допросах и расшифровав горы давно перехваченных радиограмм, абвер пришел к выводу, что в Берлине существует советская шпионская сеть. Это позволило арестовать группу, которой руководили Харро Шульце-Бойзен — офицер, служивший в министерстве военно-воздушных сил, и Арвид Харнак — советник министерства экономики.[157]
Предательство Венцеля распахнуло ворота шлюза. На «Красную капеллу» повсюду, от Берлина до Парижа, посыпались удары. Едва ли не в каждой схваченной группе немцы находили нового предателя, и каждый предатель называл новые имена.
Абрам Райхман, специалист по фальшивым документам в брюссельской группе, давно был на подозрении у полиции, хотя у нее не было никаких доказательств. Чтобы получать бельгийские паспорта, Райхман «подружился» с инспектором брюссельской полиции Матье, немецким агентом, который сделал вид, что симпатизирует движению Сопротивления. Матье согласился снабжать Райхмана настоящими бланками, подписанными и проштампованными в полиции. В июле 1942 года Райхман принес Матье фотографию Константина Ефремова, которому был нужен бельгийский паспорт. Ефремова взяли в момент получения фальшивого документа от инспектора Матье.
Абверу потребовалось некоторое время, чтобы «расколоть» Ефремова, тот отказывался отвечать на вопросы. Узнав, насколько он привязан к семье, офицеры абвера припугнули его, что сообщат родителям, будто он не только арестован, но и выдал Иоганна Венцеля (что было неправдой). Постепенно сопротивление Ефремова ослабевало, он понемногу разговорился, а в конце концов даже пошел на сотрудничество.[158]
Среди жертв Ефремова оказались связанные с голландской сетью Морис Пепер и Лунетта. Лунетта отказалась говорить и была казнена, а Пепер согласился помочь абверу и выдал великана-блондина Антона Винтеринка. Винтеринк не только не стал отвечать на вопросы, но даже не назвал своего имени. Прошло много времени, прежде чем немцы смогли узнать его адрес, и когда они пришли с обыском, то радиоаппаратуры и документов там уже не было. Однако, в конце концов, бесконечные допросы сломали и Винтеринка. Он с неохотой принял предложение немцев и начал работать на них. С голландской шпионской сетью было покончено.