Главных новостей было две. Первая состояла в том, что пленум должен был утвердить возможность прямых и альтернативных выборов коммунистами «первого» руководителя — от секретаря первичной организации до секретарей обкомов и республиканских организаций. Теоретически выборы эти существовали всегда. На практике же руководителя любой организации, начиная с первичной, выбирали не прямым голосованием, а — в зависимости от масштаба партийной организации — на заседании партбюро, парткома, бюро обкома или на Политбюро, «согласовывая», а по существу предрешая это избрание-назначение утверждением в вышестоящем партийном органе. Второе новшество состояло в том, что процесс выборов попадал в зону общественного контроля. «Гласность» получала политический смысл. Допущение открытой критики стало способом проверки соответствия кандидатов на партийные должности идеям «перестройки».
Каждая из этих новостей была без преувеличения революционной. Впервые за свою историю руководство КПСС попыталось отказаться от номенклатурного принципа назначения на партийно-государственные должности, то есть от важнейшего способа воздействия на все стороны жизни государства. А то, что руководство КПСС надеялось опереться на общественное мнение, воплощенное в прессе, на голоса рядовых коммунистов как на средство проведения кадровой «чистки» и осуществлять ее посредством альтернативных выборов,— это вообще не имело прецедентов в истории партии,
В окружении Горбачева решили применить очень сильные средства.
Возникла и другая тема — в чем причины кризисных явлений в стране и партии, кто должен нести ответственность за них? Вопросы эти были отнюдь не риторическими, и перевести их в философскую плоскость рассуждений не удавалось. Дискуссия на эту тему неожиданно возникла на заседании Политбюро 19 января 1987 г., когда обсуждался проект доклада на пленуме по кадровой политике. Спор возник по поводу формулировки доклада, что «ЦК КПСС, руководство страны прежде всего в силу субъективных причин не смогли своевременно и в полном объеме осознать необходимость перемен, опасность нарастания кризисных явлений в обществе...»88.
Ельцин предложил конкретизировать это положение, заявив, что в застое и торможении развития страны виноваты тогдашние члены Политбюро, и предложил дать каждому из них персональную оценку84 (Напомним, что из того «застойного» Политбюро в новом составе были и сам Горбачев, и Громыхо, и Щер- бицкий, и Алиев, и Соломенцев, и Воротников, кандидатами з члены Политбюро тогда были Шеварднадзе, Долгих, Демичев, Чебриков.) Такое углубление и уточнение общего тезиса, перевод принципа «коллективной безответственности» к ответственности персональной, понятно, одобрения не вызвали. По мнению Ельцина, в докладе завышена оценка перестройки, негативные явления еще сильны в жизни страны, да и последние, «послеапрельские» годы следовало бы оценить более критично. По его мнению, в ряде регионов страны мало что изменилось, да и в аппарате ЦК сохраняется прежний «нажимной» стиль работы.
В начавшемся обсуждении последовали советы «не ворошить прошлое». Шеварднадзе не без ловкости попытался уйти от ответственности и защитить своих коллег, заявив, что «в Политбюро в те годы не было коллегиальности, решения принимались узкой группой, минуя Политбюро»1'0. Горбачев «высказался против того, чтобы в оценке прошлого сводить дело к оценке членов руководства и членов ЦК прежних составов. Для нас важны политические выводы и извлечение уроков на будущее»,— заявил он. По мнению Горбачева, причина того, что перестройка идет медленно,— в ошибках кадровой политики, управленческих структур91.
Спор в Политбюро приобрел принципиальный характер. Если до последнего времени наибольшими радикалами там были сам Горбачев и его «интеллектуальный штаб» во главе с л ков левым, то теперь в составе Политбюро оказался человек, который позволил себе критиковать их подход, настаивая на еще большей радикальности. Слова Горбачева, адресованные Ельцину, что в стране нужна перестройка, а не перетряска кадров, становились оценкой Горбачевым работы, которую Ельцин проводил в Москве. Тандем Горбачев — Ельцин начал разваливаться. Это было сильным ударом для Ельцина: уходила та опора, которая была необходима первому секретарю Московского горкома партии.
Горбачев не простил Ельцину его выступления. На следующий день он звонил Воротникову и говорил ему, что методы Ельцина — заигрывание с кадрами, обещания, перетряска кадров, что положение с Москве не меняется к лучшему...52 Телефонные звонки, судя по наблюдениям, предсказывали одно — желание Горбачева избавиться от неудобного ему человека. Так было с Тихоновым, Гришиным, Кунаевым... Теперь подходила и очередь Ельцина.
27-28 января 1987 г. состоялся Пленум ЦК «О перестройке и кадровой политике». Позже он был оценен как одно из крупнейших политических событий времен перестройки. Он указал на стремление Горбачева и политического руководства страны продолжать реформы. В докладе Горбачева констатировалась «опасность нарастания кризисных явлений в обществе»93, ясно было обозначено стремление показать причины этих кризисных явлений. Это вынудило Горбачева дать исторический экскурс, что, в свою очередь, вызвало резкую критику в адрес ученых-обществоведов — историков, философов, экономистов, оставшихся, по его словам, на позициях 30-40-х гг. Определяя природу перестройки, Генеральный секретарь видел в ней прежде всего новый этап совершенствования социализма, которое должно было происходить с опорой на массы, развитие демократии, интенсификацию экономики, решительный поворот к науке.
У этой позиции нашлись и оппоненты. В выступлениях на пленуме И. К. По- лозкова, тогда первого секретаря Краснодарского обкома КПСС, В. Н. Голубе- вой, директора ткацкой фабрики, ряда других депутатов содержалась критика прессы, переступавшей, ijo их мнению, в своем критическом настрое грань объективности, «очернявшей» историческое прошлое страны.
В собственно кадровой политике на пленуме был одобрен ключевой вопрос — об альтернативных тайных выборах в партии. Было принято принципиальное решение о проведении первой после войны партийной конференции. Произошли и кадровые изменения: из состава Политбюро был выведен Д. А. Кунаев (подробнее см. ниже); из секретарей ЦК — М. В. Зимянин. Кандидатом в члены Политбюро стал А. Н. Яковлев, секретарями ЦК КПСС — А. И. Лукьянов и Н. Н. Слюньков.
Страна непредсказуемого прошлого, или Какой социализм у нас был
Весь пафос «перестройки» — это стремление к новому этапу в развитии социализма, но социализма «истинного», «не подверженного деформациям "культа личности" и "застоя"». Законный вопрос — а каким же был этот «истинный социализм»? Резкая критика в адрес ученых-обществоведов, раздавшаяся на январском (1987 г.) Пленуме ЦК, стала стимулом и для поиска самого «истинного» социализма, и для установления его деформаций. Партийная наука, выпестованная на специализированных кафедрах марксизма-ленинизма в его историческом, философском или экономическом обличье в высших партийных школах и Академии общественных наук, в идеологически дисциплинированных институтах Академии наук СССР, оказалась мало приспособленной для подобных изысканий.
Другое дело — литература. Ослабление идеологического контроля, политическая реабилитация поэта Н. Гумилева, разрешение издавать произведения писателей-эмигрантов привели к тому, что в страну вернулась литература 20-30-х гг. Не издававшиеся в нашей стране произведения М. Булгакова, А. Платонова, Б. Пильняка, Н. Берберовой, В. Ходасевича, Е. Замятина, А. Ахматовой, Б. Пастернака показывали прошлое страны не так, как об этом писали историки. Одновременно с этим появилось большое число художественных произведений, по- своему раскрывающих историю страны. Это книги А. Рыбакова о Москве 30-х гг., где главными действующими лицами были не только «дети Арбата», но и Сталин, Киров, Ежов, другие политические деятели, имена которых советский читатель едва ли не впервые увидел именно на страницах этой беллетризирован- ной истории; роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», который не только создал широкую, поистине эпическую картину войны, но и заставлял сравнивать и находить политическое родство в функционировании государственных механизмов Советского Союза и нацистской Германии. Повесть А. Бека «Новое назначение» художественными методами исследовала советскую экономику, и этот анализ позволил экономисту Г. Попову определить принципы ее организации как «командно-административную систему», ничего общего не имеющую с рыночными отношениями. Книги А. Приставкина рассказали читателям о депортациях народов Северного Кавказа, в повести Д. Гранина «Зубр» речь шла не только о судьбе репрессированного ученого-генетика Н. В. Тимофеева-Ресовского, но и об отечественной интеллигенции 30-70-х гг., о ее отношениях с властями...
На этом этапе повести и романы, статьи и мемуары заменили профессиональную историографию советского общества, так как в них сообщались факты, неизвестные большинству читателей. Одновременно с этим на общество хлынула лавина фактов о сталинских репрессиях, о преследованиях за инакомыслие.
Обращали на себя внимание попытки найти некий положительный идеал в прошлом. Только-только много и хорошо было сказано о Ленине, о его терпимости к инакомыслию, о его способности спорить и убеждать своих политических противников (в качестве такого примера приводились его поступки в момент подготовки и заключения Брестского мира), как появилась публикация В. Солоухина, где он, ссылаясь на документы, представил Ленина человеком беспричинно жестоким, в сибирской ссылке развлекавшимся тем, что прикладом убивал зайцев, загнанных разливом реки на маленький остров; появились сведения о роли Ленина в высылке в 1922 г. из страны оппозиционно настроенной интеллигенции. Более основательный характер приобрела идеализация Н. И. Бухарина, чему в значительной степени способствовали исследования американского и