Однако на Политбюро прозвучали и иные оценки. Андропов настаивал, что следует «работать со здоровым ядром, это не исключает, на мой взгляд, а предполагает ввод войск». Ему вторил Устинов: «Время работает не на нашу пользу. Дубчек нас обманывает. Если мы дождемся пленума, тогда будет поздно... Готовить дополнительно — военные силы».
Брежнев закончил обсуждение словами, что встречаться с Дубчеком (а планы встречи были), по всей вероятности, не следует. Надо добиваться согласия чехословацкой стороны на ввод войск для учений, но если согласия не будет дано, то «нам нужно принимать другое решение о вводе войск».
Разрешение на проведение маневров было получено. Делегация высшего генералитета прибыла в Чехословакию. У советских маршалов были многочисленные встречи с высшим политическим руководством ЧССР. Посол СССР в Чехословакии С. В. Червоненко направил в ЦК КПСС информацию об итогах деятельности этой делегации. Его вывод: «Визит нашей военной делегации способствовал убеждению чехословацких друзей в искренних намерениях СССР оказать необходимую помощь... не вмешиваясь во внутренние де^ страны».
Однако и в чехословацком, и в советском руководстве были сторонники именно вмешательства во внутренние дела. Так, например, Кольдер на приеме в честь советской военной делегации в частных беседах уговаривал: «Не медлите, вводите скорее свои войска». Все эти высказывания передавались в Москву и учитывались как проявление определенной политической тенденции.
23 мая А. А. Гречко отчитывался на Политбюро об итогах визита делегации Вооруженных Сил СССР в Чехословакию. По его мнению, в чехословацкой армии развал: приказы не выполняются, армия митингует, пресса Чехословацкой народной армии объявила себя независимой от собственного начальства, дивизии, стоящие на границе с ФРГ, укомплектованы всего на 40-50%. В ходе обсуждения было принято решение о создании специальной комиссии — оперативной группы по ситуации в Чехословакии. В нее вошли Подгорный, Суслов, Пельше, Шелепин, Мазуров, Русаков, Андропов, Громыко и Епишев^
мая Брежнев направил Дубчеку письмо о встрече руководителей КПСС, БКП, СЕПГ и ПОРП в Москве.
мая в Политбюро Косыгин отчитывался об итогах своей поездки в Чехословакию. Выводы, к которым он пришел, изучая ситуацию на месте, оказались существенно иными, чем виделись ему совсем недавно из Москвы и отстаивались им в Политбюро ЦК КПСС. Важнейший вывод Косыгина: «Сейчас в стране нет другой силы, которая могла бы взять в свои руки все события, кроме существующего Президиума ЦК». Иначе ему стала представляться и расстановка сил в Президиуме КПЧ, в руководстве ЧССР. Он выделил три группы в Президиуме: первая — Дубчек, Черник, Смрковский, Свобода; вторая — Кольдер, Биляк, Штроугал; третья — Кригель, Цисарж, Славик и некоторые другие. По мнению Косыгина, «большой разницы между первой и второй группами нет. Они одинаково понимают обстановку, одинаково ставят вопросы. Но вторая группа в несколько иной форме понимает их решения, выступает за более решительные действия. Но суть у них одинаковая. По всем принципиальным вопросам они едины». Косыгин открыл для себя еще одну политическую реальность и познакомил с этим открытием членов Политбюро: «Анализ всех бесед, встреч и материалов... говорит о том, что сейчас в данной обстановке более авторитетных людей в партии, в стране, чем Дубчек, Черник и Свобода, нет. И поэтому, очевидно, мы тоже должны строить свою работу соответствующим образом».
Нетрудно заметить, что косыгинская информация подрывала все прежние рассуждения о «здоровом ядре». Обращает на себя внимание и объективное сближение оценок Косыгина и Брежнева по чехословацкому вопросу.
Косыгин также сообщил о всеобщей ненависти в стране и партии к Новотному, повсеместно обвиняемому в интриганстве и высокомерии.
Косыгин, а вместе с ним и Брежнев явно надеялись на возможность повторения в Чехословакии своего рода февраля 1948 г., когда силами самих чехословацких коммунистов, при поддержке СССР, были разгромлены буржуазные партии.
Давая характеристики отдельным чешским лидерам, Косыгин высоко оценил Смрковского, который после московской поездки стоит «очень фдо на принципиальных позициях». Председатель Совмина СССР убедился ь отсутствии каких-либо противоречий между Дубчеком и Черником, слухи о которых ходили в Москве. Беседуя с Дубчеком, он услышал от Первого секретаря ЦК КПЧ надежду на решения очередного пленума, которые, в случае успеха, развяжут ему руки. Однако «если остро развернутся события, а этого нельзя исключить, то они (чехословацкие руководители.— Авт.) видят выход в рабочей милиции, в обращении к рабочему классу». Отметил Косыгин и надежду на помощь «наших войск».
Отмечая острую классовую борьбу в стране, Косы/ин считал, что с чехословацким руководством «говорить значительно легче, даже в этой обстановке, чем с Чаушеску, чем с Тито, чем с Фиделем Кастро».
Но на этом заседании Политбюро была своя интрига. Когда закончился отчет Косыгина, когда ему до известной степени удалось показать, что в сложной социально-политической ситуации в стране виноват не десяток руководителей Чехословакии, а сама обстановка классового противостояния, что ни Дубчек, ни Смрковский не являются противниками СССР, что слухи о «здоровых силах» слишком преувеличены, что и теперешнее руководство ЧССР готово пойти на те шаги, которых ожидали от этих «здоровых сил»,— словом, когда могло сложиться понимание проблем чехословацкого руководства, Брежнева пригласили к телефону.
Звонил Шелест. Он сообщал о своих разговорах в Словакии с Биляком. То, что Биляк передавал в Москву, могло вызвать только одно чувство — панику. По его мнению, «если в течение месяца не будет наведен порядок в стране, то мы все полетим. Полетит и наш "апостол" (Дубчек.— Авт.)... нам вместе, словакам и русским, очевидно, придется еще раз освобождать Чехословакию». Он просил, в случае если будет сложная обстановка, а он этого не исключал, чтобы можно было их семьям переехать в Ужгород. «...Нужно бороться за социалистическую Чехословакию», советское руководство не должно упускать это, «а мы, словаки, всеми силами поддержим это». Биляк говорил о «втором центре» в руководстве КПЧ.
Брежневу оставалось только сказать, что Биляк, наверное, более реалистично смотрит на вещи. На этом, по существу, и закончилось обсуждение доклада Косыгина, в котором содержалась попытка найти какие-то иные, отличавшиеся от уже ранее применявшихся подходы к анализу событий в Чехословакии.
На перепутье между политическими и военными методами
4 июня по дипломатическим каналам состоялась еще одна беседа с Биляком. На этот раз он подробно охарактеризовал положение в руководстве КПЧ, уделив особое внимание так называемому пражскому центру, куда входят, по его словам, Шик, Шпачек, Цисарж, Кригель, Павел. К ним присоединились зав. организационно-политическим отделом ЦК Коларж и зав. отделом административно- государственных органов Прхлик. Эти люди проводят заседания в здании ЦК КПЧ, в кабинете Цисаржа. Они пытаются действовать в пражских районах, дискредитируя Дубчека.
Биляк предложил обсудить ситуацию сначала вдвоем или втроем — А. Дубчек, В. Биляк, может быть, О. Черник, «которому... оба полностью доверяют», а затем в более широком составе — с Ф. Барбиреком, Ш. Садовским, И. Ленартом, А. Индрой и некоторыми другими. Министр обороны Дзур и милиция, по его словам, «при определенных обстоятельствах в предсъездовский период, во время съезда или после него... могут быть приведены в действие в интересах сохранения партии и страны от раскола». Он также отметил, что наряду с этим у тов. Дубчека в качестве оперативной силы имеется до 10 тыс. наиболее преданных солдат и офицеров, которые «при нажатии им кнопки» будут немедленно приведены в готовность74
Между тем во внутриполитической ситуации в самой Чехословакии усиливалась еще одна сильно тревожившая советские власти тенденция. В руководстве
Чехословацкой армии все громче раздавались голоса за пересмотр места страны в Варшавском Договоре и военно-политической концепции. Инициаторами этого стали Военный институт социальных исследований, Военно-политическая академия имени К. Готвальда и отдел военно-административных органов ЦК КПЧ во главе с генералом Прхликом.
В конце мая высшему политическому руководству Чехословакии были представлены два меморандума, разработанные в этих учреждениях. Первый предлагал «сформулировать и зафиксировать государственные интересы в военной области»75, второй — обсудить «Программу действий Чехословацкой народной армии»76. Эти документы объединяла критика состояния обороноспособности страны, ее следования в фарватере советской политики, неоправданных, с точки зрения авторов, затрат на поддержание армии как составной части сил Варшавского Договора, противостоявших НАТО, неравноправности отношений в Варшавском Договоре. «Сами извращения в военном строительстве,— сообщалось в "Программе действий Чехословацкой народной армии",— можно коротко охарактеризовать следующим образом: полностью принята советская модель, что вытекало из общего курса на создание социалистического общества по единому образцу»77
Определяя альтернативные концепции защиты Чехословакии, авторы этого документа предлагали следующие варианты:
оборона государства в рамках Варшавского Договора с близкой перспективой его обоюдного или одностороннего роспуска;
обеспечение безопасности государства в условиях нейтрализации территории;
участие страны в европейских региональных органах коллективной безопасности;
самооборона государства78
Нетрудно увидеть, что все варианты будущей военной политики были ориентированы на радикальный пересмотр прежних связей ЧССР с Варшавским Договором и в конечном счете с СССР. Прогнозы Громыко об угрозе развала Варшавского Договора начали сбываться.
В течение всего июня продолжались интенсивные контакты с чехословацким руководством. 6 июня состоялась встреча посла Червоненко с Дубчеком, 8-го — беседа Брежнева с министром культуры, кандидатом в члены ЦК КПЧ Б. Хноупеком, 11 июня на Политбюро было утверждено устнос ;лание Брежнева Дубчеку о проведении конфиденциальной встречи, 13-го ьрежнев информировал Политбюро о своей беседе с Я. Кадаро