Наконец стало ясно, что бандиты не намерены ни возвращать, ни обменивать заложников.
Последние донесения разведки подтвердили, что советские специалисты находятся под усиленной охраной в кишлаке Вахшак, что в 89 километрах южнее Мазари-Шарифа. Они сильно измождены переходами, подвергаются постоянным оскорблениям и издевательствам. Решение командования было единодушно: четко подготовить и провести войсковую операцию по блокированию банды в кишлаке. Но сначала выслать вперед переговорщиков, чтобы затянуть время.
2 февраля на окраину Вахшака с вертолетов высадился десант в составе мотострелковой роты СА и нескольких подразделений афганских частей службы безопасности ХАД, подготовленных нашими инструкторами. Командовад десантом подполковник КГБ СССР Николай Вахренев.
Суровая военная действительность сразу же внесла в военные планы свои коррективы. Переговоры даже не удалось начать, а десант был встречен плотным огнем охраны. Затянувшийся бой окончился нашей победой благодаря тщательной подготовке и разведке. Но цена у этой победы была большая: было сбито 3 наших вертолета и сгорели 4 бронетранспортера, погибло 10 солдат спецназа и 15 получили ранение, 22 бойца потеряли афганские спецназовцы и полиция, а 5 заложников сгорели заживо в подвале кишлачного дувала».
Налаженная за два с лишним года командиром спецназов «Каскад-1,2,3» генерал-майором А. И. Лазаренко система работы спецгрупп в зонах ответственности приносила свои плоды.
Лучше всяких слов говорят документы. Вот архивная справка — отчет Комитету госбезопасности СССР командира спецназа «Каскад-4» о действиях командира разведывательно-диверсионной группы «Каскада» капитана С. С. Сомова (агентурный псевдоним — «Амир») в октябре 1982 года:
«“Амир” был нацелен на уничтожение крупного склада с оружием. Используя свои оперативные возможности и связи, он успешно осуществил эту спецоперацию.
В ходе ее подготовки “Амир” самолично доставил в район дислокации склада душманов 1 килограмм пластида со взрывателем МУВ-4, спрятав его в доме одного из своих помощников.
После изучения оперативной обстановки в районе склада оружия и системы его охраны, а все размещалось в 5-ти комнатах и коридоре двухэтажного дома, “Амир” через другого помощника, физически охранявшего склад, перед окончанием его дежурства осуществил занос взрывного устройства в одну из комнат первого этажа, где хранились боеприпасы. В 20–00 вечера произошел взрыв.
Командир спецотдела отряда “Каскад”…»
За скупыми строчками архивной справки стоит судьба профессионального воина, боевого «каскадера», одного из лучших офицеров спецназа «Каскад-4» майора С. С. Сомова.
А результат деятельности его разведгруппы был впечатляющий — как будто поработали две эскадрильи фронтовых бомбардировщиков. Было уничтожено:
— 400 ящиков всевозможных боеприпасов, начиная от гранат и кончая патронами к тяжелым пулеметам;
— 5 комплектов ракет класса «Земля-Земля»;
— 6 ракет класса «Земля-Воздух»;
— 10 гранатометов и безоткатных орудий;
— 40 ящиков стрелкового и тяжелого оружия.
А вот воспоминания о тех суровых военных буднях самого бывшего командира разведгруппы «Каскад-4», полковника КГБ в отставке, президента международной общественной организации ветеранов «Вымпела» С. С. Сомова:
«В активную группу под командованием Али, дислоцировавшуюся в провинции Кунар и состоявшую из 25 человек, мною был внедрен агент под агентурным псевдонимом “Азим”, который сообщил, что эта бандгруппа располагается во дворе двухэтажного дома, имеющего шесть комнат размером 3 на 4 метра. В соседней комнате размещен склад группы, где имеется легкое и тяжелое стрелковое оружие, боеприпасы к нему, а также шесть противотанковых мин ПТМ. 16 вооруженных бандитов живут на втором этаже. Режим охраны упрощен. Днем несет службу на улице один караульный, ночью выставляются два поста на северном и южном скатах крыши дома. Человек, заходящий на склад, не обыскивается, двери склада не запираются. Оружие членов банды в свободное время также находится на складе, откуда они и берут его при заступлении в караул.
“Азим” предложил мне использовать мины ПТМ для уничтожения всего склада оружия и самой банды. Для реализации этого плана был изготовлен детонатор с замедлением до 25 минут, который “Азим” установил в горловине одной из мин перед заступлением в ночной караул.
В результате взрыва ПТМ и детонации остальных мин и боеприпасов весь склад и сами бандиты, всего 23 человека, были уничтожены. “Азиму” удалось своевременно покинуть место спецоперации.
Вся суть операции заключается в правильно подобранном исполнителе. Обратите внимание: в каждом приведенном примере фигурирует наш человек в составе охраны объекта или близкий к бандгруппе. Другим лицам трудно быть исполнителями столь сложной операции, так как любое приближение к складу вызовет подозрение.
Вот еще один типичный пример — схема спецоперации по уничтожению крупнокалиберного пулемета ДШК, которая имела место в нашей зоне. Бандгруппа мятежников располагала хорошо организованной и оснащенной системой ПВО, которая не позволяла проведение целенаправленного авиаудара и высадки десанта с целью уничтожения базы мятежников. Ключевую позицию в этой системе занимал ДШК. С учетом этого был разработан план оперативных мероприятий по уничтожению ДШК через оперативную связь нашего агента “Б”, располагавшего возможностями по проникновению на территорию базы душманов.
Ему было отработано задание по доставке и вложению в боекомплект пулемета ДШК специзделия, закамуфлированного под обыкновенный патрон данного пулемета.
“Б” удалось осуществить намеченные мероприятия, о чем он сообщил оперработнику, готовившему его к этой операции, через своего родственника.
В дальнейшем при обстреле самолетов ВВС СА, находившихся в районе базы мятежников, произошел разрыв спецпатрона в стволе ДШК, который был полностью разрушен. Вывод из строя крупнокалиберного пулемета привел к значительному ослаблению системы ПВО базы данной бандгруппы и дал возможность проведения операции по ее уничтожению средствами ВВС.
Оперативные и оперативно-боевые методы давно известны, здесь нет никаких секретов. А вот поиск исполнителя — это искусство разведчика. Исполнителя на острое дело может послать лишь тот человек, к которому исполнитель испытывает почти безграничное доверие. Разумеется важен конечный результат. Мне приходилось действовать через человека, который был и моим агентом, и другом, и даже единомышленником. Агентурный псевдоним у него был “Саид”. Упомянутые мною мои фактически являлись его крестниками, это он их завербовал. Сам “Саид” когда-то учился в Ташкенте, стал инженером ирригационных систем, потом стал муллой, и — что важно — у него было много связей среди афганской интеллигенции.
Но как-то раз он “прокололся” и рассказал душманам об исповедях двух наших агентов, которых, естественно, тут же бандиты поставили к стенке. Я сыграл на этом. Я сделал из “Саида” вербовщика и, как говорят в разведке, “групповода”. Он согласился работать только со мной. Тонким местом нашей беседы был его вопрос — знаю ли я, что такое “Пуштунвали”. Нам этого в разведшколе не преподавали, и я сделал глубокомысленную мину при плохой игре. Увидев мое затруднение, “Саид” объяснил, что “Пуштунвали” — это кодекс чести пуштунов и его очень волнует, не будет ли он нарушать этот кодекс, работая с “неверным”. Мгновенно уловив ситуацию, я ответил, что в жизни также руководствуюсь кодексом чести советского офицера. “Саид” задумался и согласился, что эти кодексы чем-то похожи друг на друга. И стал со мной работать.
Впоследствии “Саид” неоднократно помогал мне в трудных оперативных ситуациях. Был у меня друг в Афгане — майор Юра Очкин, которого все любили за искренность, ум, всегда хорошее настроение. Он был “старшим на рейде” в аэропорту Джелалабада по линии военной контрразведки. Целыми днями он принимал и отправлял из аэропорта массу всякого народа, а в свободное время любил рисовать портреты своих друзей и дарить их им на память. Мы тогда дислоцировались в Самархейле, что в 14 километрах от аэродрома. Вся комната Юры была увешана фотографиями друзей, среди которых выделялась одна в багетовой рамке — свадебная, с двумя малолетними детьми. Семья Юры жила в Одессе, куда он собирался ехать после окончания контракта. А срок у нас истекал одновременно, и мы хотели даже уехать вместе. Тем более что замена к Юре Очкину уже приехала, и старший лейтенант уже принял у него дела. Юра позвонил мне и предложил “обмыть” с друзьями-“каскадерами” свой отъезд и заодно познакомить своего подменщика с моими ребятами, которые часто “работали” в аэропорту Джелалабада. Наше прощание затянулось до вечера, а майор Очкин отказался от сопровождающего БТР. Как я просил Юрку остаться, сердце чуяло беду! Но Юра сослался на необходимость рано утром проводить борт со своим багажом и, радостный и довольный, вскочил на пассажирское сиденье своего УАЗика. Через полчаса наша дежурная служба зафиксировала выстрел из РПГ-7, и через пять минут я уже мчался с “каскадерами” на двух БТРах к аэродрому. На седьмом километре в дубовой рощице, прижавшейся к дороге, я увидел обгоревший остов УАЗика майора Очкина. Тело моего друга лежало в кювете, видимо, он успел выпрыгнуть из горевшей машины, а старший лейтенант с простреленной головой сидел за рулем, устремив тусклый взгляд вдаль за горизонт, в сторону Родины.
Я закрыл ему глаза и пошел к Юре. Я стоял над телом друга, полуобгоревшая рука которого сжимала в последнем броске спусковой крючок автомата… Через два дня он должен был увидеть жену и детей!.. У меня не было слез, комок сдавил горло и больно тянул книзу.
На следующее утро я выехал к “Саиду”, который только увидев меня, сразу понял — что-то случилось… Я рассказал “Саиду” о постигшем меня горе и попросил: “Сделай так, чтобы головы бандитов, расстрелявших майора Очкина, принесли в ХАД. Твоя “Пуштунвали” и мой кодекс офицерской чести к этому нас обязывает. Я не могу их достать, так как мне предписано убыть завтра на Родину”.