Я смекнул, что высшую награду мне вряд ли дадут, обещать все можно, а получить орден Звезды — это тоже неплохо. Военные в штабах обычно все победы и награды, а уж наградные деньги — тем более, всегда старались разделить между собой. Низовым командирам доставались лишь пули и свинцовые гробы.
Так оно в будущем и случилось: афганцы выделили два ордена. Представление меня на орден Солнца так и затерялось где-то в штабных кабинетах, а мне достался лишь орден Звезды, да и тот без денежной премии, которую за меня кто-то получил в штабе армии.
Мы с капитаном Шакаловым еще раз переглянулись и молча кивнули.
— Боевое задание будет выполнено, товарищ генерал. Но прошу вас как командира войсковой операции не мешать мне в подборе бойцов.
Комбат довольно потер ладони и переглянулся с начальником разведупра армии: он не сомневался в своих соколятах. Все офицеры потянулись к выходу.
— Останьтесь, Сметанкин! — приказал комбат.
“Ну вот, нагрузят еще дополнительным заданием!” — мелькнуло у меня в голове.
Как будто услышав мои мысли, начальник разведки дивизии приказал мне:
— После выполнения основной боевой задачи по сопровождению к крепости Тагаб колонны боеприпасов и еды вам, старший лейтенант, предстоит выполнить еще одну задачу — строго секретную. Видите на карте эту горную высоту? Вам необходимо будет скрытно от “духов” сосредоточиться на этой высоте и по рации корректировать огонь установок “Град” и бомбардировщиков СУ-25 для нанесения превентивного удара по боевикам с целью снятия с гидроэлестростанции Суруби, питающей электроэнергией Кабул, военного блокирования. За выполнение этого задания вы будете представлены к Звезде Героя.
— Если останусь жив, — пробормотал я про себя.
— Что вы сказали? — нахмурился полковник.
— Если останусь жив, товарищ полковник, — глядя в глаза начальнику разведки дивизии, четко отчеканил я.
Полковник угрюмо посмотрел на меня, потом на майора Николаева, вздохнул и махнул рукой:
— Идите выполняйте боевой приказ!
На следующий день я представил комбату свой план сопровождения автоколонны с грузом в крепость Тагаб. Майор Николаев схватился за голову.
— Толя, ты с ума сошел! Ночью пройти по ущелью ты не сможешь! Там все практически начинено минами.
— В этом вся и хитрость, товарищ майор. Трижды колонны пытались прорваться к крепости днем и утром. Они как на ладони у “духов”. Горная дорога, я уже посылал бойцов на разведку, полностью заминирована. В “зеленке” сидят душманы с гранатометами. Вдоль русла реки не пройдешь — все завалено минами и камнями. Только вот здесь, вдоль горной дороги, есть минимально узкий проход для передвижения БТРов.
— Да эта же узкая придорожная дорога завалена огромными камнями! — майор удрученно махнул больной рукой и поморщился.
— Вот в том-то и дело. “Духи” не ждут нас тут. А я возьму БМР (боевая машина разминирования, обычный танк Т-55 со специальными катками и траками, на который навешивается огромный нож для поддевания мин — авт.). БМР будет скидывать валуны с дороги, освобождая место колонне. Следом я пущу три танка, они будут подавлять огонь из дзотов, в середине колонны пущу БТРы с моими бойцами, а в конце колонны поедут БТРы с бойцами капитана Шакалова.
— Ну смотри, Толя, тебе решать, ты — командир, на твоей совести будут жизни твоих бойцов. Афганский гарнизон крепости на грани восстания, афганцы долго не могут обходиться без воды и еды. И там еще наши раненные спецназовцы, 10 военных советников и трое генералов Царандоя и ХАД. Помни!
— Я это всегда помню, батя! Товарищ майор, прошу вас, сохраните мои документы, если я не вернусь с задания. И если что со мной приключится — вот письмо жене в Москву. Передайте его ей!
— Не волнуйся, сынок! Я сам, если что, съезжу к твоей жене и маме. Но о плохом лучше не думать. Я буду сам контролировать твои действия с КПП дивизии и помогать в управлении боем. Смело иди в бой, сынок, не оглядывайся!
Темная афганская душная ночь, как всегда, опустилась на ущелье Нижраб почти мгновенно и неожиданно.
Я построил колонну по собственному разумению: впереди — БМР и шесть саперов под командованием лейтенанта Сергея Л., сзади — командирский БМП и три танка, затем 10 грузовиков ЗИЛ-130 и КАМАЗов с боеприпасами и едой, затем 9 БМП (боевая машина пехоты) и снова 10 грузовиков с припасами. Замыкающими я поставил 10 БМП и четыре танка капитана Шакалова, прикрывающих фланги и тыл.
Колонна двинулась в час ночи. Ехать к крепости Тагаб предстояло около 50 километров по ущелью Нижраб. Но каких километров!
Колонна шла с потушенными фарами. Я ехал на броне командирской БМП, сразу же за саперским БМР. Гремя ковшом на все ущелье, БМР спихивала с узкой горной дороги огромные валуны и камни. Я рассадил своих лучших снайперов по БМП и приказал вести только прицельный огонь по вспышкам душманских выстрелов, соблюдая в колонне максимальную тишину — как в эфире, так и на бортах грузовиков.
К моему удивлению, мы прошли уже половину дороги, когда душманы обнаружили нас. “Духи” сначала не могли понять, что у них под носом гремит и валится с дороги в реку. Потом сообразили. Но в темноте ничего не было видно. На это я и рассчитывал!
Плотный кинжальный огонь из крупнокалиберных ДШК и 82-мм минометов стал накрывать плотной завесой горную дорогу. Минометы били по квадратам. “Духи” били на ощупь, пытаясь определить координаты колонны. Колонна молчала. Только снайперы работали с брони БМП и танков по вспышкам из горных ущелий и душманских дзотов. И работали, как я видел в ночной бинокль, неплохо. Многие изрыгающие огонь ДШК и минометы вдруг замолкали.
Душманы опомнились где-то через два часа, но было уже поздно. Впереди замаячили огни крепости Тагаб. Было уже 3 часа ночи. Где-то далеко за горными вершинами заалела светлая полоска зари. Надо было спешить, ведь через два часа в ущелье Нижраб придет рассвет.
“Духи” на перехват колонне выслали отряд гранатометчиков и стали пристреливать гранатометы по звукам танковых траков БМР.
Колонна молча двигалась к крепости, и только снайперы трудились на броне БМП и танков.
Внезапно противотанковая граната попала в башню БМР. Командиру саперов лейтенанту Сергею С., находившемуся в башне БМР, моментально оторвало голову, а механик-водитель получил 38 осколочных ранений и в предсмертном порыве стал тянуть рукоятки управления на себя. Мимо моей головы пролетели останки разорванных гранатой тел двух саперов.
Горящая, отлично видимая врагу БМР попятилась, угрожая моему БМП. Танк спокойно мог бы раздавить мою БМП. Уцелевшие саперы, соскочив с БМР, поливали врага из автоматов. Из горного дзота стали непрерывно бить по освещенной колонне два ДШК и три минометных расчета. Снайперы не успевали переводить планки прицелов на “драгунских” винтовках, выхватывая на спусковой крючок душманские цели.
Ситуация грозила выйти из под контроля. Я приказал своему водителю БМП, отличному бойцу и хорошему товарищу, сержанту Иогансу Резенгауэру, немцу из Оренбурга, во что бы то ни стало свалить с дороги в реку горящий БМР.
Сам схватил наушники рации и стал вызывать штаб комбата.
— Батя! Это я! — прямым текстом заорал я в эфир. — Я вызываю огонь на себя, ориентиры: квадрат 7-35, залповый огонь!
Комбат понял, что у меня стало слишком горячо. Издалека заговорила армейская гаубичная артиллерия. Как я был благодарен этим невидимым артиллеристам, которые с удивительной точностью накрыли передовые отряды душманских гранатометчиков и позиции минометных расчетов врага!
Я подкорректировал огонь артиллерии и приказал колонне продолжать движение вслед за огневым валом, сметающим все с горной дороги. Армейская разведка и мои боевые дозоры не учли, что на подступах к крепости душманы организуют такие прочные огневые укрепления.
До крепости оставалось уже 500 метров, когда плотный прицельный огонь из ДШК, минометов и гранатометов накрыл нашу колонну. Кругом свистели пули, сбивая бойцов с брони танков и БМП. Гаубичная дальнобойная артиллерия уже не могла работать на поражение из-за горных складок местности при подъезде к крепости.
Огонь из горных дзотов был настолько плотным, что моей колонне грозила явная гибель. До крепости оставалось 200 метров. Уже виднелись на стенах крепости солдаты афганского гарнизона.
И я решился на крайний шаг! Сквозь канонаду утреннего боя, отдающуюся в дальних уголках горного ущелья несмолкаемым эхом кровопролития, я прильнул к рации:
— Батя, батя, — мне казалось, что я шепчу, так я оглох от разрывов артиллерийской канонады и треска танковых пушек. И я заорал, что есть мочи: — Батя! Мочи гадов “Градом”, батя, вызываю “Град” на себя! Срочно! Координаты….
Я кричал в эфир матом, не слыша слов. Я вызвал на себя огонь “Градов”».
Отступление автора: читателю слово «Град» мало что говорит. А на самом деле это мощная артиллерийско-реактивная установка, типа «Катюши» военных времен, выпускающая одновременно 40 реактивных снарядов, огненно-хвостатыми кометами летящих к одной точке названных координат. Один снаряд такой установки весит 100 килограммов и удар по точке приземления получается весом в 4 тонны аммонала одновременно. Это страшное зрелище!
«Несколько мгновений, показавшихся мне часом, эфир молчал, а потом издалека послышался еле различимый в грохоте боя шепот комбата:
— Я понял тебя, сынок, держись! Посылаю тебе подарочек из ада!
В следующую минуту земля ушла у меня из-под ног. Вокруг загремело, загрохотало, задрожало и заалело от взрывов, огня и крови.
Утренний рассвет превратился в серое облако щебенки. Кровавые куски обугленных вражеских тел отскакивали от скал и падали в русло реки. Залпы шли один за другим, приближаясь к подножию крепости. Я посылал по рации координаты. Я хотел уже прекратить огонь “Градов”, когда последний залп разорвал в клочья вековые крепостные стены, разбросав стоящих на них афганских солдат.
На расстоянии 200 метров от меня стояла сплошная стена дыма и огня.