архивов.
Делая обзор сложной и постоянно расширяющейся системы власти Сталина, можно прийти к выводу, что мы имеем дело с «государством безопасности», возглавляемым человеком, организовавшим свой собственный «культ» и тщательно, до малейших деталей, разработавшим систему контроля и управления всем гигантским предприятием. Требовалось не только обеспечить его бесперебойную работу, но также на любом уровне закрыть другим представителям официальной власти возможность присваивать себе реальные властные полномочия. Это достигалось дроблением высших институтов государства, обессмысливая их работу. Такой способ управления - в противоположность ожидаемому при данных обстоятельствах - приводил, как и следовало ожидать, к провалам, на которые центр отвечал чрезвычайными мерами.
Стремясь быть в контакте с жизнью, правительство - лично Сталин, Политбюро, Оргбюро и Секретариат - увязали в мелочах повседневной жизни того или иного района, области, города или даже отдельного завода. Это выглядело как попытка при помощи микроскопа управлять из центра, расположенного в Москве, целым континентом.
Пробуя разобраться в том, как вожди и их команды исходя из сиюминутных локальных проблем могли распоряжаться социальными группами, учреждениями, народами и материальными ресурсами, остановим внимание на двух главных органах Центрального комитета - Секретариате и Оргбюро. Их обязанностью была подготовка материалов для заседаний Политбюро, в которых из-за множества дел и документов, которые надлежало обработать, они постоянно запутывались.
Лучшей иллюстрацией того, чем на практике оказалось управление, построенное на преувеличенном внимании к мелочам, является масса телеграмм, написанных или подписанных Сталиным в адрес партийных или государственных органов во все концы страны. Телеграммы полны указаний, как поставить партию гвоздей на стройку, которая в них остро нуждается, или проложить внутреннюю железнодорожную линию на заводе, или найти колючую проволоку, которой в те годы всегда не хватало. Добавим, что эти бесчисленные поручения облекались в форму ультиматума.
Секретариат и Оргбюро работали, контролируя подобным образом дела до малейших деталей. Их труд впечатлял - особенно попытки обучить и переучить рабочих, специалистов и вообще решить проблему подготовки профессиональных кадров всех профилей: создавать курсы, школы и академии, пополнять списки студентов и преподавателей. В ЦК сходились все нити обеспечения страны необходимыми кадрами с последующим направлением специалистов в те области и районы, где их не хватало.
По сути функции высокоцентрализованного государства сводились к контролю за массой мелких задач, часто оказывавшихся невыполнимыми. Система страдала от патологической «сверхцентрализации». Единственным лекарством от нее могло стать делегирование власти на нижестоящие уровни, в то время как за центром осталась бы разработка главной политической линии. Но в данной системе верховный правитель отождествлял собственную безопасность с безопасностью страны и считал, что любой провал или ошибка наказуемы, а такой вождь, бесспорно, должен был казаться всемогущим. В результате страна, остро нуждавшаяся в кадрах, получила заведомо ложную формулировку - «незаменимых нет».
Власть над талантами. Перечисленные выше способы управления, в том числе и «практический менеджмент», в равной степени применялись и к политике, и к управлению культурой, и, как следствие, к взаимоотношениям правительства с наиболее выдающимися деятелями науки и культуры. В этом плане диктатура Сталина пошла на некоторые нововведения.
Чувствуя, что уверенно сидит «в седле», Сталин позволил проявиться другой черте своего характера: странной очарованности - на грани притяжения и отталкивания - гением или великим талантом; страстным желанием управлять, использовать, унижать и в конце концов уничтожать - подобно ребенку, который приходит в восхищение от хорошей игрушки, а потом ломает ее.
Взаимоотношения Сталина с писателями, учеными и военными свидетельствуют об этой разрушительной склонности. Некоторых из них он пощадил (что было совершенно непредсказуемо), но сам факт интереса с его стороны всегда оказывался зловещим и представлял опасность.
Эти странные отношения с деятелями культуры помогают почувствовать другую грань неутолимой страсти Сталина к созданию собственного мира - он обратился к людям искусства, обладающим возможностью проникать в умы и души, в эмоциональный склад характера человека благодаря художественному мастерству романа, пьесы или фильма. Сталин понимал (и завидовал) могуществу писателя, способного сильнее овладевать мыслями и чувствами миллионов людей, чем любая агитация и пропаганда. Он видел в искусстве инструмент, который мог бы напрямую служить ему при условии, что творцы будут соответствующим образом выдрессированы, а их творения лично просмотрены вождем. Сталин выступал в качестве редактора и советчика, обсуждал с авторами поведение их героев. Читатель, без сомнения, поймет, что герои должны были повиноваться... Объяснять писателю «почему», необходимости не было.
Сталин не был ученым, однако лично редактировал для печати лекцию Трофима Лысенко в Академии наук. Его слово было последним в дискуссиях по экономике и лингвистике, а также в истории России. Здесь было нечего возразить. Раз Сталин сам вершит историю, почему бы ему не отредактировать школьный учебник? Можно сказать, что труды Сталина обрели патологические пропорции: его целью стало создание некой сложной универсальности, причем собственными силами и на своих условиях, чего до этого еще никому не удавалось. Может быть, он считал себя гением?
Мы уверенно можем сказать, что его очаровывали великие таланты. Утешало ли его зависть сознание, что он при желании мог бы уничтожить всех талантливых людей? Или он просто испытывал удовольствие, доказывая, что в состоянии находить ошибки и давать советы? Представить однозначный ответ означало бы спрямить ситуацию. Можно только сказать, что все это имело прямое отношение к патологии политического властвования, которая и является нашей темой.
Сталинская «апология» Тухачевского. Его расправа с блестящим маршалом Михаилом Тухачевским в 1937 г. - первый пример резкой перемены отношения к талантливым людям.
Мы знаем, что Сталин был высокого мнения о себе как о военном стратеге. Когда в 1929-1930 гг. Тухачевский поставил перед руководством вопрос о новых военных технологиях и грядущих изменениях характера ведения войны, Сталин поддержал негативную реакцию Ворошилова и даже написал ему, что Тухачевский «погряз в антимарксизме, оторванности от жизни, даже красном милитаризме»[1-34]. В то время три тысячи бывших царских офицеров были уволены со службы и арестованы. У одного из них НКВД вырвало «свидетельство», что Тухачевский, сам бывший царский офицер, принадлежал к организации правых уклонистов и участвовал в заговоре.
Все сведения такого рода Сталин брал на заметку. И хотя ему было тяжело вспоминать кампанию против Польши (1920 г.), когда в его адрес сыпались обвинения, в том числе и со стороны Тухачевского, что он является виновником поражения, час мести еще не настал.
Сталин написал Молотову и другим, что он лично проверил обвинения против Тухачевского и пришел к выводу, что последний «на сто процентов чист». В 1932 г. Сталин даже оправдал Тухачевского, изменив формулировки в письме к Ворошилову, посланном в 1930 г. (было снято упоминание о «красном милитаризме»). Иосиф Виссарионович даже обвинил себя в том, что поступил крайне несправедливо - редкий случай, не сказать больше. Фактически Сталин принял точку зрения Тухачевского относительно технологии ведения войны, хотя в этой области, как и во многих других, цели, поставленные в 1932 г., оказались далекими от осуществления. В апологии не упоминались обвинения, сфабрикованные НКВД против маршала в 1930 г. Она была откровенно неискренней, и двуличность Сталина не ускользнула от внимания Тухачевского. Этот жест, по сути дела, означал: «Ты мне нужен в настоящее время, но над твоей головой занесен меч...».
Было ли это наивностью или безрассудством, но Тухачевский оказался единственным, кто на XVII съезде партии в 1934 г. закончил свою речь, не вознеся обязательной «хвалы вождю». Время сведения счетов наступило в 1937-м, когда Сталин уничтожил высшее военное командование. Особая участь была уготована и Тухачевскому, возможно, самому яркому уму среди прочих. «Информация из немецких источников» - полнейшая фальшивка - была предъявлена как «доказательство», что цвет армии предал свою страну. Зверски избитого Тухачевского доставили к Сталину для очной ставки со своими обвинителями. Его вина была заранее очевидной, поскольку ее предъявлял маньяк, ломающий дорогую вещь только ради того, чтобы показать, что ее можно сломать. Отдав предпочтение бездарному, но льстивому Ворошилову и уничтожив высшее военное командование, Сталин совершил грандиозную ошибку. Одно это оправдало бы смертный приговор...
Невозможно узнать, мучили ли Сталина воспоминания о его жертвах. Но стратегии Второй мировой войны были блестяще предсказаны Тухачевским, который забрасывал вождя меморандумами и статьями о необходимости готовиться к войне и создавать массированные технологические ресурсы, а также о том, что мобильные армии, предназначенные для прорыва и окружения, будут играть в этом сражении первостепенную роль. Все это требовало новой системы командования и координации войск. Как известно, немцы в начале войны применили эту стратегию против советской армии и добились громадного успеха. Конечно, никто не задал Сталину неудобные вопросы: почему он погубил самых блестящих генералов? Кто был настоящим предателем? С военачальниками, подобными Михаилу Тухачевскому, Василию Блюхеру, Александру Егорову, трагедии 22 июня 1941 г. можно было бы избежать.
Можно только упомянуть один случай, когда Сталин получил «моральную пощечину», хотя неизвестно, было ли это замечено окружающими. После ликвидации высшего военного командования Сталин и Ворошилов присутствовали на совещании командного состава военно-воздушных сил, где обсуждались способы их вывода из тяжелого положения, в котором они оказались вследствие репрессий. Офицеры высказывались резко. Они утверждали, что самолеты, вооружение, запасные части, горючее, провизия, финансы и администрация - все находится в плачевном состоянии, а то, каким образом обучают летчиков, внушает настоящий страх. Сталин внимательно слушал, требовал подробностей и задавал конкретные вопросы, для того чтобы показать компетентность и знание предмета.