Число малых городов не растет, и их население снизилось до 17 % в России (и до еще меньшего уровня по всему Союзу в целом). В Российской Федерации доля населения, живущего в городах с менее 10 тысячами жителей, снизилась с 9 до 1 % за период с 1926 по 1960 г.; одновременно в городах с населением от 100 до 200 тысяч жителей эта доля в целом выросла. В США наблюдается иная картина: количество малых городов и численность их населения остаются стабильными; средние города (10-50 тыс. жителей) растут; в больших городах население уменьшается. Американский путь, без сомнения, предпочтительнее, поскольку возделывание гектара земли значительно дешевле в малых городах. В России его стоимость 45-47 рублей против 110-130 в крупных городах.
В 28 крупнейших городах страны строительство новых заводов было запрещено. Министерства, либо получив льготы, либо просто нарушая постановления, возводили там предприятия для того, чтобы использовать улучшенную инфраструктуру, и тем провоцировали дефицит рабочей силы и в этих городах. Их население быстро растет, но создание новых предприятий (и, я рискну сказать, не только предприятий) опережает этот процесс. В более мелких городах картина иная: предприятия еще строятся, но уже очевиден избыток рабочей силы. Это порождает ряд сложностей, особенно проблему социально негативного дисбаланса между мужским и женским трудом[2-26].
Эта сложная ситуация была детально проанализирована вновь четыре года спустя другим специалистом по труду. В малых и средних городах тревожные экономические и социальные проблемы накапливались, что напрямую отражалось на использовании рабочей силы. Дисбаланс между занятостью мужчин и женщин вновь был подчеркнут.
В городах с новыми предприятиями пропорция неиспользованной рабочей силы снижалась. Наоборот, в тех из них, где не намечалось экономического развития, имел место отток населения в малые и средние города, страдавшие от дефицита рабочей силы. Кроме того, во многих городах односторонняя специализация приводила к превалированию женской или, наоборот, мужской занятости, и в результате образовывался дисбаланс полов. В одной России около 300 городов испытывали более или менее серьезные трудности такого рода при формировании состава населения. Исследование указывает на 70 городов в 20 крупных регионах, где стояла эта проблема.
В городах, где преобладала однополая занятость, другой пол не находил работу и трудился дома или на частном участке. Невозможность создать семью была причиной мобильности труда; возникал дефицит рабочей силы, отражавшийся в первую очередь на важнейших экономических предприятиях и нарушавший пропорциональное распределение профессий и квалификаций. Исследование показывает, что в городах с высокой женской занятостью безработица среди мужчин составляла 27-57 % при среднем показателе по стране в 13 %. Текучесть рабочей силы здесь была выше, чем где-либо еще, и автоматически сопровождалась исходом и дефицитом рабочей силы. Многие текстильные фабрики были вынуждены импортировать женщин - в основном молодых, в возрасте от 15 лет. Все меньше было местных женщин-работниц: не более 30 %, в то время как мужчин - 90-100 %. Но из-за неблагоприятного демографического баланса женщины в этих центрах не задерживались. Социологическое исследование крупного текстильного центра Иваново-Вознесенска указывает на это как на главную причину нестабильности женской рабочей силы в возрасте до 29 лет. Другим иррациональным моментом, характерным для городов с преимущественно женской занятостью, было то, что квалифицированным рабочим было нечего делать, кроме культивирования своих частных участков, - работа не требовала никаких повышенных навыков. В городах Владимирской области 20-30 % занятых в торговле или пищевой промышленности были мужчинами, в то время как в Российской Федерации эти данные составляли всего 15,1 процента.
В сумме все эти дисбалансы, особенно в распределении поколений и полов, производили негативный демографический эффект: низкий уровень естественного прироста населения, высокий автоматический отток населения и снижение роста населения в целом. В малых городах приходилось 125 женщин на каждые 100 мужчин (118 на 100 по всем городам Российской Федерации). В среднем избыток женщин проявлялся в возрасте более 40 лет, но в малых и средних городах он был уже очевидным с 15 лет и старше.
Следствием замедления демографического роста было старение населения: люди в возрасте от 20 до 39 лет составляли только 30 % жителей российских городов, в целом по республике, включая сельскую местность, они составляли 33 %. Этот отчет также касался проблем создания семей и семей с одним родителем.
Согласно автору отчета, решение этих сложных проблем было за пределами возможностей республиканских властей. Меры, предпринятые с целью выправить положение, оказались недостаточными. В числе причин указывалось плохое планирование, нежелание министерств создавать предприятия в малых городах, нестабильность планов и слабость строительных возможностей. Правительство Российской Федерации старалось убедить Госплан СССР помочь преодолеть это положение путем разработки специального плана для 28 «феминизированных» городов и пяти «мужских», но ничего не добилось. Госплан имел другие приоритеты[2-27].
Мы можем видеть, что эти сложные проблемы рабочей силы и демографии привлекали большое внимание и вызывали беспокойство; социологи и небольшая группа социальных психологов также приняли участие в дискуссиях. Национальные и этнические перспективы также создавали повод для тревоги.
Была ли советская система готова справиться с этой ситуацией? Конечно, она доказала свою способность определять приоритеты вроде ускоренного развития ключевых экономических секторов, обороны (связанной с ними многими нитями) и массового образования. Но в каждом случае было едва ли просто выделить специфические задачи. В 1960-х гг. особое значение приобрели вызовы совсем иного порядка, требующие ясной формулировки сразу нескольких планов. Другими словами, задача сама по себе усложнилась. Занятость стала частью социальной, экономической, политической и демографической головоломок, и ее именно так и следовало рассматривать.
Другие пороки экономической модели. После смерти Иосифа Сталина в экономике были произведены важные перемены, давшие положительные результаты. Крупные инвестиции в сельское хозяйство (особенно в целинные земли Казахстана) и рост цен на его продукцию удвоил денежный доход коллективных хозяйств за 1953-1958 гг. Прирост сельскохозяйственной продукции составил 55 % в 1960-м по сравнению с 1950-м; только одно производство зерна выросло с 80 до 126 миллионов тонн, причем три четверти - за счет урожая, собранного на целинных землях. Но они не представляли собой стабильного источника зерна на долголетнюю перспективу.
Для повышения стандартов жизни были сделаны инвестиции в жилищное строительство и производство потребительских товаров. За время с 1950 по 1965 г. объем городского жилищного фонда удвоился и сузилась пропасть между инвестициями в тяжелую промышленность - приоритет периода сталинизма - и инвестициями в производство потребительских товаров.
Большие достижения были и в области здравоохранения. Уровень смертности упал с 18 умерших на тысячу населения в 1940-м до 9,7 в 1950-м и 7,3 в 1965 г. Детская смертность, лучший показатель стандартов общественного здоровья, снизилась с 182 на тысячу новорожденных в 1940 г. до 81 в 1958-м и 27 в 1965-м.
Образовательный уровень также повысился: число учащихся, продолжающих свое образование после четырех классов средней школы, выросло с 1,8 миллиона в 1950-м до 12,7 миллиона в 1965-1966 гг. За эти же годы утроилось число студентов в высших учебных заведениях - оно выросло со 1,25 миллионов человек до 3,86 миллиона.
Доходы крестьян, крайне низкие в 1953 г., росли быстрее, чем у городских жителей. В городе установился приблизительно равный уровень; минимальные доходы и пенсии повысились, уменьшилась разница в заработной плате.
Но сохранялись старые приоритеты тяжелой промышленности и вооружений, и хотя делались попытки повысить жизненные стандарты и стимулировать технологический прогресс, проблемы все нарастали. В эти же годы Япония сравнялась с Советами по темпам роста и преуспела как в улучшении жизненных стандартов, так и в модернизации экономики. По контрасту, советские экономисты и плановики знали и говорили - по секрету, но также и в опубликованных работах - что экономическая модель страны, которая оставалась в своей основе сталинистской, чревата опасной неустойчивостью. Тем не менее Советский Союз достиг внушительных успехов, особенно в космосе. По словам Р. У. Дэвиса, «в 1965 г. Советский Союз уверенно смотрел в будущее, а капиталистические державы наблюдали за ним с заметным опасением»[2-28].
Но архивные материалы Госплана и других учреждений свидетельствуют, что плановики начали испытывать серьезное беспокойство, поскольку ближайшее будущее было много сложнее и тревожнее.
При анализе целей восьмого пятилетнего плана (1966-1970 гг.) некоторые просчеты уже были очевидными. Коллегия Госплана предупредила правительство, что эти изъяны окажут влияние на дальнейший план[2-29]. Хотя инвестиции из всех источников выросли на 1,7 % (10 млн. рублей), главный инвестиционный план, по которому устанавливался объем новой продукции (особенно в тяжелой промышленности), снизился до 27 миллиардов рублей (10 %). Сверх этого дополнительные 30 миллиардов должны быть потрачены на покрытие выросшей стоимости строительства производственных единиц, что не увеличит их производительную отдачу. Таким образом, цели плана относительно постановки на поток новых единиц были обеспечены на уровне 60 % угля и стали, 35-45 % химической промышленности, 42-49 % тракторов и грузовых машин, 65 % цемента и 40 % целлюлозы. Все это оказало бы влияние на рост показателей последующего плана.