оловными делами.
Партийные организации, особенно их аппарат, вносили свой вклад в анализ этого феномена и формулировали предложения по текущей политике. Они часто инициировали расследования или создавали комитеты для анализа проблем административной системы в целом или некоторых специальных органов. Русский термин для всего этого бюрократического феномена - административно-управленческая система (административно-командная система) - полностью отражает ее сущность. Но он охватывает одновременно государственную администрацию и партийный аппарат.
Бюрократию постоянно инспектировали, изучали и реструктурировали. Каждый административный орган имел собственный штат инспекторов. Но ничто не могло удержать эту все более усложняющуюся структуру от расширения под воздействием собственных внутренних сил в направлении, никому не нужном.
Нельзя недооценивать способность руководства размахивать топором и начинать атаки на бюрократию - достаточно упомянуть сталинские репрессии. Но попытки уменьшить и рационализировать бюрократию, сделать ее более эффективной, менее дорогой и более ответственной как перед руководством, так и перед общественным мнением, не дали никакого результата, а таких попыток было множество. Это, по-видимому, объясняет, почему напористый, самоуверенный Никита Хрущев избрал фронтальный удар для того, чтобы решить проблему одним махом, даже не продумав стратегии. Сначала подобная шоковая терапия производит сильное впечатление, поскольку она не нуждается в доводах разума.
Административная перестройка Хрущева (1957-1964). Ее целью было заменить громоздкую пирамиду экономических министерств (большей частью промышленных), сверхцентрализованных, пренебрегающих и местными интересами, и экономическими административными органами. Поскольку основная деятельность происходила на местном уровне, эти шаги должны были развязать инициативу, ввести в дело новые ресурсы, яснее представляющие себе местные условия, чем находящиеся в Москве бюрократы. Тогда, излечив болезни пирамидальной структуры, можно было заняться управлением и координацией экономики.
Дело доходило до анекдота. У одного из двух промышленных предприятий, находящихся напротив друг друга на одной улице в Казани, на складе были товары, нужные другому предприятию. Но они не могли напрямую работать друг с другом, не запрашивая свои министерства в Москве. Когда последние давали согласие, из Москвы в Казань шли поезда, груженые товарами, уже в избытке имевшимися на местных складах.
Неповоротливость министерств вынуждала перенести менеджмент ближе к производству, придерживаясь скорее территориальных, чем отраслевых принципов. 10 мая 1957 г. ЦК КПСС принял решение, что далее невозможно руководить 200 тысячами предприятий и 100 тысячами строек, разбросанных по всей стране, из министерских кабинетов в Москве. Пришел момент наделить республиканские и местные органы большей властью и передать менеджмент непосредственно экономико-административным регионам.
Программа, в основном имеющая в виду промышленность и строительство, охватывала и другие сектора. В мае - июне 1957 г. Верховный Совет образовал 105 экономических регионов (70 в Российской Федерации, 11 на Украине, в некоторых случаях ими стали республики целиком). Всего было расформировано 141 министерство центрального, центральнореспубликанского и республиканского уровня, освобождено 56 тысяч чиновников, и в результате экономия составила 56 000 миллионов рублей.
Эти органы были заменены экономическими советами (совнархозами), ответственными за некоторые отрасли на своей территории. Первоначально их персонал был крошечным - только 11-15 чиновников. В ходе реорганизации, в 1960-м, были привлечены руководители крупнейших предприятий и строек и образовались дополнительные отделы с отраслевыми подразделениями. Позднее были созданы технические советы, в которые входили ученые, инженеры и так называемые экономические рационализаторы.
В 1959 и 1960 гг. экономические успехи не вызывали сомнений: темпы роста составляли 8 % ежегодно. В крупнейших республиках были образованы республиканские советы народного хозяйства для координации работы более мелких и для обеспечения их материально-технического снабжения. В конце 1962 г. разные совнархозы слили, число их упало со 105 до 43, а 24 ноября 1962 г. был создан Всесоюзный совет народного хозяйства в Москве. Его задачей стала разработка плана в масштабах всей страны, создание системы снабжения сырьем и оборудованием и управление работой республиканских министерств, совнархозов и отдельных министерств. Совет министров СССР занимался только тем, что не было включено в этот план. Таким образом централизованный уровень оказался вновь воссоздан, хотя кое-что и осталось за его пределами.
13 марта 1963 г. Совету народного хозяйства СССР был придан двойной союзно-республиканский статус; он стал центральным органом с республиканскими филиалами. В 1963-1965 гг. под его юрисдикцию передали Госплан, Государственный комитет по строительству и отраслевые комитеты Совета министров в ключевых секторах. Но вслед за успехами 1957-1960 гг. последующие четыре года ознаменовались замедлением экономического роста, и пороки новой системы стали очевидными.
Намерение децентрализовать и демократизировать управление экономикой было благом, но совнархозы оказались неспособными руководить многоотраслевой экономикой в условиях быстрого технологического развития. Они считали приоритетными интересы предприятий своего региона, пренебрегая проблемами межотраслевой связи[2-32].
Многие понимали с самого начала реформы 1957-го, что территориальные и отраслевые принципы должны работать совместно. Для этой цели в Москве под эгидой Совета министров стали создаваться государственные производственные комитеты. Другой аномалией, нуждавшейся в исправлении, было то, что научно-исследовательские институты оказались отрезанными от производства. Они не подчинялись совнархозам, и государственные производственные комитеты не имели власти внедрять их разработки в производство - они могли только давать рекомендации.
Кроме того, совнархозы были склонны блюсти прежде всего местные интересы, стремясь образовать своего рода экономическую автаркию, где все производится здесь же. Это создавало местничество, при котором каждый стремился продвинуть исключительно собственное дело. В этих условиях отраслевые комитеты центрального правительства (как объяснил в 1965 г. председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин) не могли способствовать технологическому прогрессу; они были просто консультативными органами. Непродуманная реформа Хрущева расползалась по швам.
Неудача совнархозов вызвала новую волну критики «волюнтаризма» и «администрирования», сводящегося к выпуску различного рода инструкций. Такая критика часто раздавалась в адрес старой системы. Однако после падения Хрущева прежнее положение было восстановлено: совнархозы упразднены, а вертикальная министерская система воссоздана.
Реставрация вертикальных министерств после отставки Хрущева не была случайностью. Режим чувствовал себя увереннее, контролируя централизованные административные пирамиды; ему труднее было иметь дело с системой, объединявшей оба принципа, которая, помимо прочего, не работала. Пленум ЦК КПСС 1965 г. извлек уроки из семи лет реформы и одним росчерком пера покончил с различными центральными, республиканскими и местными «совнархозами». В конце 1965-го вновь заработали 35 экономических министерств. Госплан, прошедший через сожительство с Советом народного хозяйства, вновь обрел свои прежние полномочия; то же произошло и с могущественным, но пользующимся дурной славой Госснабом (Государственным комитетом по материальному и техническому снабжению).
Эта реорганизация не была счастливым выходом из создавшегося положения, хотя даже Косыгин выступил за возвращение к вертикальной пирамиде централизованных министерств. В отличие от других руководителей он не идеализировал их и в том же году без фанфар запустил новый экономический эксперимент - последний эксперимент режима, нацеленный на изменение системы экономического инвестирования, а не командно-административной системы.
Быстрота возвращения к громадному комплексу дохрущевской экономической администрации выглядит чудом. Однако фактически старая система никогда по-настоящему не исчезала. Очень скоро после образования совнархозов была создана система подмены в форме промышленных отраслевых комитетов, подчиненных Совету министров, по сути дела, соответствующих старым министерствам. Численность чиновников различных центральных промышленных ведомств достигло к концу 1964 г. 123 тысяч, превзойдя цифру 1956 г. Более того, о чем еще не упоминалось, многочисленные отраслевые комитеты снабжения, вытеснившие расформированное сверхминистерство снабжения, влились непонятно почему в Госплан. В них работали многие бывшие кадры, сохранившие know-now; они были готовы восстановить прежние структуры по первому же сигналу.
Кое-кто из министерского официоза при хрущевской перестройке лишился привилегий и даже был вынужден, покинув Москву, перебраться в провинцию, но это вовсе не были репрессии. В бюрократических кругах хорошо знали, что «своих» не бросят на произвол судьбы. Уйдя с одного поста, они быстро окажутся на другом, обычно того же уровня. Московский мегацентр был мастером этого искусства «бюрократической системы безопасности»; дело не в том, что они были незаменимыми специалистами, но они проявили себя социально активными и обросли связями; впрочем, вновь повторим, все это присуще не только советской бюрократии.
Восстановление министерств, произошедшее к радости многочисленных бюрократов, также повлекло за собой возрождение всех проблем, вызвавших реформу Хрущева. Книга воспоминаний родственников и друзей Косыгина, который возглавлял экономику и стремился сделать ее эффективной, позволяют понять, сколь безнадежным он считал положение. Косыгин горько жаловался на то, что Совет министров перегружен множеством дел, которые должны решаться на низшем уровне в многочисленных административных органах, специально для этого и существующих: «Почему правительство должно ломать голову, какое количество песка нужно стекольной промышленности и прочим отраслям? Существуют министерства и государственные комитеты стандартов: почему они не могут этого решить?»