Представлял ли Косыгин, почему дела идут через пень-колоду? Раздумывал ли он о скрытых причинах этого феномена? Не имея доступа к его архиву, с уверенностью ничего сказать нельзя. Но можно уловить ответ в самом факте запуска в 1965 г. реформы экономического механизма, носящей его имя. Это была крупнейшая экономическая реформа после войны, и она была начата осторожно, без официальных фанфар. Ее главными целями было облегчение тяжести центральных плановых показателей и внесение новых стимулов в систему снизу, прежде всего созданием фондов вознаграждения для менеджеров и рабочих за хорошие результаты или технологические новации.
Сначала метод был опробован на ограниченном числе заводов. Затем, когда он дал хорошие результаты, его распространили на большее число предприятий и отраслей. Однако он быстро столкнулся с препятствиями, которые можно было преодолеть, только предприняв другие шаги для расшатывания существующих структур. Это открыло бы дорогу дебюрократизации и изменило бы взаимоотношения между плановыми показателями (подлинная смирительная рубашка) и материальными стимулами как для производителей, так и потребителей. Консервативные критики были правы, утверждая, что это переделало бы систему до неузнаваемости. Именно это и было нужно. Однако политическая воля, способная довести дело до конца, отсутствовала. Оппонентам Косыгина удалось смазать реформу, даже не провозгласив ее.
Эти оппоненты образовали коалицию или, точнее сказать, блок высших эшелонов государственной и партийной бюрократии. Термин номенклатура прекрасно их определяет. Они все были членами партии, некоторые одновременно и занимали высокие административные посты, и заседали в Центральном комитете.
Но есть много достаточно веских причин, чтобы провести различие между административными кадрами и партийными аппаратчиками и изучать их по отдельности. В первой части книги мы попытались показать, что во время и после войны два пласта бюрократии откровенно соперничали, оспаривая друг у друга власть. Одним из побудительных стимулов Хрущева было восстановление преобладания партии, прежде всего ее аппарата, для того чтобы он стал инструментом его личной власти. Вот почему следует вернуться к некоторым ключевым чертам этого аппарата.
Партийный аппарат. Начнем с некоторых цифр. На 1 октября 1949 г. в стране было 15 436 партийных комитетов (или организаций). Кроме собственной администрации Центрального комитета, штатных (то есть оплачиваемых) аппаратчиков насчитывалось 138 961 человек, 113 002 из которых были политическим персоналом и 25 959 - техническим[2-33].
У нас есть данные о местных партийных органах за период с 1940 по 1 ноября 1955 г. по этим двум категориям и положению организации в административной структуре страны (республики, области, района, участка и предприятия). Вот некоторые показатели (см. таблицу).
| ПОЛИТИЧЕСКИЙ И ТЕХНИЧЕСКИЙ ПЕРСОНАЛ | ||
|---|---|---|
| Численность на 1 января | Политический персонал | Технический персонал |
| 1940 | 116 931 | 37 806 |
| 1941 | 131 809 | 27 352 |
| 1950 | 113 313 | 26 100 |
| 1951 | 115 809 | 26 810 |
| 1952 | 119 541 | 27 517 |
| 1953 | 125 005 | 28 710 |
| 1954 | 131 479 | 28 021 |
| 1955 | 142 518 | 27 830 |
| 1955 (на 1 ноября) | 143 768 | 27 719 |
Надежный источник относительно состояния партийного персонала на 1 декабря 1963 г. - самый последний, который мне удалось получить, - приводит следующие цифры численности аппарата, включая Центральный комитет: 24 290 партийных организаций со штатом 117 504 человека, 96 909 из которых - политический персонал и 20 595 - технический. Ежемесячная ведомость заработной платы достигала для первых 12 859 700 рублей, для вторых - 1 054 100 рублей. Сравнительно низкая пропорция технического персонала обусловлена давлением сверху, требующим не превышать бюджетные лимиты. В результате политический персонал оказался без квалифицированного подсобного штата, прежде всего секретарей и машинисток[2-34].
В 1958 г. персонал Центрального комитета - московское сосредоточие власти - насчитывал 1118 чиновников и 1085 технических работников, или 2203 человека; то же относится и к чиновникам партийного комитета внутри Центрального комитета (подобно другим предприятиям, члены партии, работавшие в нем, имели свою партийную ячейку).
Можно видеть, что ЦК нуждался в большем техническом персонале и мог себе его позволить. Ежегодная ведомость заработной платы за 1958 г. составляла 57 039 600 рублей[2-35]. Пять лет спустя эта цифра достигла (судя по отчету) 65 миллионов рублей - рост оправдывался приходом новых аппаратчиков в новые структуры и на новые посты[2-36].
Две тысячи с лишним сотрудников, из которых 1100 выполняли политические задачи: таков был контингент рабочей силы Старой площади в Москве - знаменитого квартала, где размещался Центральный комитет, правивший Советским Союзом. Но эти цифры не отражают подлинной конфигурации центральной власти. К ним следует прибавить центральную администрацию правительства СССР и министерств, или примерно 75 тыс. человек, которые также пребывали в Москве (партийный аппарат Москвы и Московской области не включен в эти цифры, но относится к той же категории). Не нагромождая больше данных, надо упомянуть, что верхи республик и административных регионов, особенно богатейших, также должны учитываться, поскольку они приобретали все большую власть по мере того, как центр сталкивался с лавиной, по видимости, неразрешимых проблем.
Это сравнительно небольшое число людей, составлявших высший эшелон, не следует путать с гораздо более многочисленным пластом руководителей (чиновниками, выполняющими управленческие функции), которые были распределены по всей стране в экономических, административных и партийных органах. Их численность составляла примерно 2 миллиона человек.
Конечно, московские аппаратчики хорошо оплачивались. Однако в Советском Союзе заработная плата не была критерием стандартов жизни и способом воздаяния достойным. Все это определялось системой привилегий и прерогатив; именно они были предметом вожделений и подлинным вознаграждением. Эта система заслуживает краткого исследования.
Привилегии и прерогативы. Возможность получить лучшее медицинское обслуживание была одной из самых вожделенных привилегий. Список благодеяний находился в особом главном управлении, четвертом, Министерства здравоохранения, на которое также была возложена ответственность за лучшие медицинские центры. Оно заведовало тремя диагностическими центрами и тремя главными больницами, а помимо этого особым диагностическим и лечебным центром для членов Центрального комитета, правительства и их семей. Первый и второй диагностические центры, университетская больница и центр скорой помощи обслуживали руководителей центральных и местных партийных комитетов, советских органов и промышленных предприятий[2-37].
Список привилегированных пополнялся по мере принятия новых решений Центральным комитетом и Советом министров и отражал рост экономики, общественных организаций и средств массовой информации. В конце концов в этом списке оказалось около полумиллиона человек. Таким образом, чиновники высшего ранга (и их семьи) получали наилучшее медицинское обслуживание. Узкий круг Политбюро и Совета министров имел собственную поликлинику в Кремле под эгидой Министерства здравоохранения.
Простое замечание, что кто-то «прикреплен к кремлевке» красноречивее, чем что-либо, служило доказательством его статуса (и составляло предмет гордости). Таким образом, архивы Министерства здравоохранения - лучший источник для исследователя, желающего выяснить, кто принадлежал к немногим привилегированным. Из них также можно узнать, кто утратил эти прерогативы, и не только после смерти.
Но больницы и медицинские учреждения были только частью целого. 19 апреля 1966 г. заместитель начальника отдела финансов Центрального комитета направил в ЦСУ список санаториев, домов отдыха и гостиниц, находящихся в его распоряжении на 1 января того года. Это были 12 санаториев, пять домов отдыха (в том числе однодневных) и две гостиницы. Документ указывал, кто мог пользоваться ими (взрослые и дети), сколько человек пребывали в них за летний сезон и где они расположены. ЦСУ должно было вести учет этих разнообразных привилегий. В документе также содержались аналогичные данные по Министерству обороны и КГБ. Каждое уважающее себя министерство имело такие восстановительные учреждения, не говоря уже о дачах для важных персон.
Партийные чиновники низшего уровня на предприятиях также имели стимулы для своей работы. Партийные, комсомольские и профсоюзные аппаратчики (то есть оплачиваемые функционеры, не занятые на производстве) также были наделены экстраординарными привилегиями. В марте 1961 г. Центральный комитет рассмотрел вопрос об их премировании наряду с инженерами и администраторами. Это не было бы чем-то необычным, если бы премии не выдавались за внедрение новой технологии в различных отраслях производства, включая оборонные[2-38].
Эти премии партийных функционеров (вероятно, были и другие) не должны были превышать зарплаты за три года, в то время как премии инженеров и администраторов могли достигать зарплаты за шесть лет[2-39]. Но даже в таком случае это было значительной суммой.