о причинах падения царизма и к большему скепсису насчет потенциала правых военных диктаторов. Одним из милюковских аргументов в поддержку Николая II в 1917 г. было то, что «мы не можем позволить себе менять национальные символы во времена волнений», но царь его разочаровал. Его следующее решение - выбрать диктатора из правых - основывалось на неправильном социально-политическом анализе того, что предполагает такая фигура: обычно диктаторы не перемещаются над социальной реальностью в течение своей восстановительной миссии. Социальные силы у всех генералов, на которых Милюков возлагал свои надежды, были практически утрачены. Позднее он описывал затруднительное положение своей партии во время взаимодействия с белыми: некоторые из членов выясняли свое место, зато остальные чувствовали себя в этом лагере очень свободно - понятная причина, чтобы разделить партию, отказавшись от лояльности.
В сентябре 1917 г. некоторые лидеры большевиков считали, что ситуация безнадежна и что Временное правительство обанкротилось. Но линия действий все еще обсуждалась. После некоторых колебаний в сентябре 1917 г. Ленин объявил, что в России наступила «революционная ситуация», которая не должна быть упущена. Это понятие (то есть ленинское определение этого типа кризиса) было ключевым для его мировоззрения. При отсутствии видимых симптомов революционного кризиса взятие власти было чистым авантюризмом. Верно оценивать такие ситуации, как правило, нелегко, и Ленин ошибался несколько раз: когда всю Европу штормило, «революционную ситуацию» легко было определить как революционную волю.
Но Владимир Ильич признал свои ошибки и попытался их исправить. Осенью 1917 г. положение в России стало яснее: формула революционного кризиса - то есть ситуация, когда правящий класс больше не может править, а народный класс не может этого больше выносить - была найдена. Разрастающаяся пустота могла быть заполнена только силами левых (как мы видим, вывод, категорически отклоненный меньшевиками и социалистами-революционерами); в ином случае должны были вмешаться правые монархисты. Большая группа большевистских лидеров, возглавляемая Григорием Зиновьевым и Львом Каменевым, согласилась с характеристикой кризиса, но в пользу коалиционного правительства, состоящего из партий, работающих в Советах. Любое взятие власти социалистами для них означало sine qua non. Им, однако, не удалось взаимодействовать с меньшевиками и социалистами-революционерами, которые пытались договориться с ускользающей буржуазией.
Ленин и Троцкий не верили в то, что все, что нужно для введения посткапиталистического режима, - это объявить о социалистической революции. В первом пункте теории Троцкого о «перманентной революции» сделано предположение о том, что Россия далека от зрелого социализма. Для Ленина перспективы социализма могли рассматриваться также только в европейском масштабе. После октября он оставил открытым вопрос о характеристике нового режима и того, как тот может и должен развиваться. Вслед за его первым разочарованием в перспективе быстрого капиталистического развития царской России он определенно переключился на гораздо более умеренный тезис о российском «смешанном развитии» (термин Троцкого), включая сосуществование «самого отсталого сельского хозяйства, самого неотесанного сельского населения и передового промышленного и финансового капитализма»[3-8]. Очевидно, что для любого социалистического проекта это не было хорошей отправной точкой: даже после того как бастионы финансового и промышленного капитализма пали, большая часть населения оставалась исторически далекой от первых шагов, ведущих к посткапитализму.
Вторая, более реалистическая ленинская оценка российской социально-экономической системы была «многоуровневой» и, видимо, была создана под влиянием милюковской историографии, что, правда, не облегчает нашу задачу: перспектива социализма осталась по-прежнему отдаленной.
Таким образом, провозглашение «социалистической революции» в октябре означало, что социалисты взяли власть и они верят в то, что международная ситуация является революционной. В случае с Россией существовала декларация о намерениях, относящаяся к далекому будущему при другом международном окружении. Декларация утопическая, но обладающая реальной политической силой: представляя захват власти как социалистическую революцию (даже если та столкнется в будущем с трудностями), она сыграла решающую роль - вынесла на авансцену идею Ленина о том, что отсталая Россия может сработать, как курок или катализатор, на очень беспокойной международной сцене. Прогноз не подтвердился, но в то время в нем не было ничего абсурдного.
Вторым ключевым преимуществом этого утопического видения, происходившего от факта того, что «социализм» символизировал приверженность идеям социальной справедливости и равных прав для разных национальностей - важнейшая составляющая в их мировоззрении с большим резонансом для представителей других народов. Отсутствие русской националистической ориентации было мощным оружием против белых, которые придерживались идеи традиционного господства великороссов - роковая ошибка в многонациональной стране.
Социалистическая концепция разрешила им обратиться к крестьянству; классовые термины им были знакомы. Более того, лозунг «взять землю у землевладельцев и богачей» был в данном случае не подстрекательством, а запоздалым признанием того факта, что крестьяне уже и так делали, причем никто не мог их остановить. Таким образом крестьяне уничтожили землевладельцев, которые представляли собой отдельный класс, и богатых крестьян, кулаков, которых тоже рассматривали как класс (хотя при более тщательном анализе это оказалось не совсем так). Итак, большевистский подход выражал ту реальность, которая была знакома крестьянам, и состоял из запросов на социальную справедливость, которая была близка их основным интересам. Термин «социалист» имел для них смысл и без чтения Маркса. Это было еще одним важным преимуществом над белыми: те восстанавливали дворянство и землевладельцев на завоеванных территориях - роковая, но не случайная ошибка. Итак, сильные в военном отношении белые были обречены на политический провал, как и весь русский монархизм.
В любом случае спустя несколько месяцев после октября и захвата власти большевиками Россия получила ясную альтернативу. С одной стороны были красные, левый лагерь, обладающий значительной привлекательностью и возможностями влиять на государство; с другой стороны - белые, которые, зная, как бороться, были не способны к воссозданию государства - в точности, как и предсказывал Ленин.
Поскольку революция была ориентирована на бедных крестьян, солдат и рабочих, не стань она социалистической, она стала бы ее дальней родственницей - «плебейской» революцией. Это было ключом к победе и позволило большевикам мобилизовать огромную армию, состоящую из народного класса. Состав Красной армии очень показателен. Солдат в основном набирали из крестьян и военнослужащих сержантского состава, которые служили еще в царской армии; другие, подобные Никите Хрущеву, прошли краткие курсы юных командиров. Многие представители интеллигенции заняли военные или военно-политические посты. Картина осложнялась присутствием десятков тысяч бывших царских офицеров, некоторые из которых были дворянского происхождения. Многие ушли к белым, но большинство проявили лояльность к Советам. Это была победоносная комбинация.
Революционная фаза в буквальном смысле (конец 1917 - начало 1918 г.) видела мало кровопролитий. Но ситуация стала куда напряженней, когда в июле 1918 г. разразилась Гражданская война. Она была диким кровавым противостоянием по очень большим ставкам. Она должна была определить, кому принадлежит власть в стране, ввергнутой в неописуемый хаос. Компромисс между двумя лагерями был невозможен: это была борьба насмерть.
Эти события радикально изменили modus operandi партии большевиков, в котором не осталось ничего общего с предоктябрьской ситуацией. Не только сама организация была переформирована, но и членство в партии обновилось с последовавшими волнами приверженцев - каждая из них приносила разные мировоззрения и образ действий. При приближении к мирной жизни последовал новый приток членов, которые хотели сделать свой вклад в решение абсолютно новой задачи: создание государства, управление страной, определение линии в международных отношениях. В это время основные кадры набирались из вступивших в партию во время Гражданской войны, которая их политически сформировала. Это объясняет, почему многие из них поддерживали авторитарную линию и в мирное время. Начиная с 1924 г. партия снова пополнилась новыми членами, которые воспринимались «старой гвардией» как полностью «сырой» материал, то есть люди без политического опыта, которые в отличие от ветеранов Гражданской войны не продемонстрировали свою приверженность режиму. Те старые большевики, которые выжили, занимали высокие посты. Но партию было уже не узнать: она уже не была объединением революционеров, полностью преданных делу социализма. Новых членов не объединяли со старыми ни ценности, ни прошлое. Они все собирались для организации, которая сильно отличалась от прежней, хотя по-прежнему называлась «партией».
Давайте заметим, что ориентация этого состава на людей низкого происхождения оставалась источником силы на протяжении всех 1920-х гг. Политика всеобщей индустриализации в 1930-е гг. принесла партии новую народную страту, на которую режим сделал ставку и которая стала инструментом в победе 1945 года.
Здесь уместно пояснение: все в мире различно для привилегированного человека, который обладает дополнительными преимуществами, и кем-то в самом низу социальной лестницы. Но однажды вдруг тот, кто был внизу, получает доступ к ранее недосягаемому, даже если это что-то очень скромное. Пускай новая власть и не принадлежала «плебеям» из народа, они и их дети (многие из них) получили шанс добиться того положения, которого они раньше не могли достичь.