лся в истории страны в прошлом. В России проблема была особенно острой из-за отсутствия «сцепления» (термин Павла Милюкова) между разными социальными слоями, которые географически населяли одну территорию, но жили в экономическом, социальном и культурном смысле в разных веках.
Ленин четко обозначил эту проблему, перечислив пять социально-экономических укладов (или структур хозяйств), начиная с безземельного крестьянина, который все еще работал деревянным плугом, и кончая ультрасовременными финансовыми и промышленными группами в Москве или Петрограде. Эти уклады поминались критически настроенными советскими историками в полемике с тезисом партийных консерваторов 1960-х гг.: то, что революция 1917 г. была социалистической и система развивала социализм a bona fide. Эти историки продвигали другую версию революции и последующих событий. Они начинали с ленинских «укладов», чтобы показать, что революция не была и не могла быть социалистической, намекая на ложность официального представления. Эти дебаты происходили во время конференции 1968 г. в Свердловске, и полагаю, читатели не удивятся, узнав, что эти историки подверглись гонениям под давлением Сергея Трапезникова, о котором нам уже приходилось упоминать.
Основной характеристикой российской экономической и социальной реальности 1917 г. помимо отставания и низкого уровня экономического развития, вызванного Гражданской войной, было огромное количество населения, все еще не перешедшего в индустриальную эпоху, чему мы придаем большое значение.
В условиях, где достаточно сложно просто выжить, стало нормой то, что высшие формы человеческой организации становились и самыми уязвимыми, в то время как большинство простых форм деятельности обеспечивали по крайней мере еду и топливо, то есть более высокую выживаемость. В отношении экономических, демографических, политических и культурных показателей исходная точка режима 1921 г. равнялась фактически 50 годам отставания России. Многие землевладельцы и бизнесмены были уничтожены во время Гражданской войны; еще больше эмигрировало. Класс землевладельцев (около 500 тыс. человек, включая членов семьи) и grand bourgeoisie (125 тыс. человек) исчезли. Только 11-12 % бывших землевладельцев, в основном мелких, остались в деревне и продолжали работать крестьянским методом.
Потери среди интеллектуальных профессий были также велики. В канун Первой мировой войны 136 тысяч человек с университетским образованием и еще большее количество полупрофессионалов работали в экономике. Они были наиболее враждебно настроены по отношению к новому режиму, и большая часть их, предположительно, эмигрировала, хотя у нас и нет точных цифр. Известно, что большинство врачей остались и продолжали работать. Но военные разрушения, революция и Гражданская война значили больше, чем количество перебежчиков.
В результате войны и событий 1917 г. около 17,5 миллиона человек (более 12 % населения) были перемещены и вели рискованное существование, еще несколько миллионов были уничтожены в течение нескольких лет. Крупные города потеряли большую часть своих жителей. Между 1917 и 1920 гг. общее число населения Петрограда и Москвы снизилось с 4,3 до 1,96 миллиона (более чем 2 млн. человек эмигрировали). Во время голода 1921-1922 гг. многие из тех, кто остались, в поисках еды стали беженцами. Около 3 миллионов солдат были убиты в сражениях или умерли от ран и болезней. Около 13 миллионов граждан умерли безвременно, в основном из-за голода 1921-1922 гг. и серии эпидемий, охвативших Россию (особенно испанки, которая ударила и по всей Европе). В январе 1923 г. население СССР достигло самой низкой отметки - на 6-9 миллионов меньше, чем в январе 1914 г. События 1914-1921 гг. погрузили российское население в нищету и принесли колоссальные потери.
Естественно, экономика тоже была разорена. Уровень производства крупной промышленности составлял только 13 % от показателей 1913 г. (железо и сталь - только 4 %). Производство зерна составляло не более двух третей от уровня 1909-1913 гг., но и это было чудом, которое можно объяснить только крестьянской силой и выносливостью. Внешняя торговля была разрушена, и в начале 1921 г. наступил катастрофический кризис топлива, транспорта и еды. Протесты и волнения распространялись среди заводских рабочих, которые считались опорой режима[3-10].
Никогда еще страна не пребывала в таком упадке. Политическим результатом этого регресса стала «архаизация» общества с разрушением многих элементов цивилизации, накопленных в прошлом. Последствия этого очень важны. Подобные условия обычно благоприятны для формирования примитивной аристократии. Однако за короткий промежуток времени они инициировали новую экономическую политику, которая во многих отношениях была удачной и дала новое направление стратегии режима.
В 1917-1919 гг. Ленин, который сам принадлежал (как мы уже говорили) двум мирам, среагировал на кризис социализма на Западе и, как разочарованный участник Второго Интернационала, создал Третий Интернационал (1919). Два года спустя он столкнулся с западным миром, который уже начал восстанавливаться, Россия же отставала еще больше, и едва ли могла стать местом, откуда руководят мировой революцией. Однако теперь она была связана революционными лозунгами и созданием Коминтерна, распространившегося на Западе и Востоке. Так или иначе, все следовало заново переосмыслить в историческом контексте.
Искренний по характеру Ленин осознал глубину изменений в России и мире и начал переосмыслять прежнюю стратегию, составляя абсолютно новую. Вынужденный реагировать на драматическое историческое развитие, он переключился на его перспективы. Это исключает приписываемую его «изму» негибкость, несмотря на широко распространенное обратное мнение.
Ленинизм и последняя проверка. Релевантный «изм» был в большой степени создан круто меняющимися историческими условиями. Предвоенный период, когда считалось, что наступающая революция будет либеральной; кризис, развязанный Первой мировой войной; 1917-й с его совершенно другими перспективами; Гражданская война и военный коммунизм и, наконец, НЭП - каждое явление привнесло собственную конъюнктуру и вызвало изменения не только в диагнозе, но и в стратегии и целях. Может быть, вся суть ленинизма состояла в способности Ленина концептуализировать и инициировать эти повороты. Если так, то существует по крайней мере три разных ленинизма, последний из которых представляет особый интерес.
С наступлением периода гражданского мира Ленин затеял проверку и адаптацию всех аспектов системы, которая должна быть создана, включая ее идеологию. В 1922-м, 27 марта, он объявил XI съезду партии (последнему с его участием): «... машина едет не совсем так, а очень часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины»[3-11]. Это «классическое» ленинское заявление, особенно когда он добавил: «... мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм»[3-12].
За этим последовали другие публичные высказывания в той же тональности в течение всего 1922-го, вплоть до марта 1923 г. Но именно на XI съезде ослабший из-за болезни Ленин выдвинул новую серию идей, которая готовила почву для серьезной проверки прежних концепций и практик, сделав ряд общих рекомендаций: «... Надо уметь начинать сначала несколько раз: начали, уперлись в тупик - начинай снова, - и так десять раз переделывай, но добейся своего, не важничай, не чванься, что ты коммунист, а там какой-то приказчик беспартийный, а может быть белогвардеец, и наверное белогвардеец, умеет делать дело, которое экономически надо сделать во что бы то ни стало, а ты не умеешь». Следует учиться у них, у любого «старого приказчика», у любого капиталиста или даже белогвардейца, если они компетентны: «... Надо учиться сначала. Если мы это сознаем, тогда мы экзамен выдержим, а экзамен серьезный, который устроит приближающийся финансовый кризис, экзамен, который устроит русский и международный финансовый рынок, которому мы подчинены, с которым связаны, от которого не оторваться. Экзамен этот серьезный, ибо тут нас могут побить экономически и политически»[3-13]. ,
Кроме прочего, эти заявления были важны Ленину для демонстрации крестьянству, что новые хозяева страны хотят учиться; что они знают, как управлять страной и делают так, чтобы крестьянству было лучше: «Необходимо дело поставить так, чтобы обычный ход капиталистического хозяйства и капиталистического оборота был возможен, ибо это нужно народу, без этого жить нельзя»[3-14]. За этим следовало суровое предупреждение о грядущем экзамене, который никак нельзя миновать, - соревновании с частным капиталом: «Либо мы этот экзамен соревнования с частным капиталом выдержим, либо это будет полный провал»[3-15].
Не случайно затем Ленин обращается к идее «государственного капитализма», с которой попробовал «поиграть» в 1918 г. и которая уже тогда показалась ему наилучшим решением, пока для него существовали определенные временные рамки. Эта концепция повышала градус реализма и удерживала социалистическую перспективу, даже если та откладывалась на далекое будущее. В своей речи на IV съезде Коминтерна 13 ноября 1922 г. он напомнил аудитории, что уже озвучивал эту идею в 1918-м (она была вдохновлена немецкой военной экономикой Вальтера Ратенау, но сейчас ее надлежало прочно связать с задачами российского социалистического государства).
Ленин все еще видел российскую социально-экономическую систему состоящей из пяти укладов - от частного крестьянского хозяйства до государственных компаний (дубль «социалистических»). Тот вопрос, который он поднял теперь, заключался в том, что «государственный капитализм», который шел вторым по шкале прогрессивных социально-экономических образований, не должен был превзойти социализм в ближайшем настоящем и будущем.