Это образованное урбанистическое сообщество испытало гораздо больше, чем мы только что говорили. Политически оно создало не только просвещенных реформаторов, но также реакционеров и сторонников жесткого курса разных оттенков. Но мы здесь сосредоточились на новизне и сложности урбанистической реальности, которой должен был противостоять режим, мы не рассматриваем все политические течения, а тем более те, которые были готовы изменить направление.
Что «говорила» экономика? Функционирование экономической системы страны стало больше чем проблемой. Роковая дихотомия оказалась действенной: новая социальная структура расширялась, а уровень экономического роста продолжал снижаться. Этого достаточно, чтобы определить, что уровень роста национального дохода (согласно западным оценкам) достиг приличного уровня - 5,7 % за год в 1950-х гг. (практически такой же быстрый рост был в первую пятилетку), но, упав до 5,2 % в 1960-е гг., составлял 3,7 % в первой половине 1970-х и 2 % в 1980-1985 годах.[3-24]
Роберт Дэвис подтвердил эту картину. С середины 1970-х гг. советский уровень роста был так низок, что в первый раз после 1920-х гг. ВНП увеличивался медленнее, чем в США, и намного медленнее, чем в нескольких новых индустриализованных странах. За этими данными лежит еще более сложная реальность, которой не коснулись экономические и политические нормы. Экономические учреждения и ученые знали, что ситуация становится все более острой.
Неудивительно, что человек, отвечавший за доктрину, председатель правительства Анатолий Косыгин, уже в 1966 г. попросил Академию наук оценить положение с точки зрения соревновательности с США. Академия создала отдел, занимавшийся «соревнованием с капитализмом», и таким образом могла заниматься исследованиями без постоянных обращений в Госплан или ЦСУ, которые регулярно снабжали правительство сравнительными данными по развитию западных экономик. В 1966 г. поручение Совета министров было выполнено, и соответствующий отчет поступил в правительство в начале 1967 г. Исследование, проведенное в духе косыгинских реформ (официально запущенных в 1965 г. и положивших начало горячим дискуссиям), искало пути передачи состояния крайней необходимости срочных мер, которые могли бы усилить руку реформаторов.
Картина экономики, предложенная правительству и Госплану, была весьма обстоятельной. Отсутствие доступа к архивам Косыгина не дает возможности сказать, что он думал в этой ситуации, но текст, который у нас есть, является еще лучшим ключом, чем его собственные переживания о жизнеспособности системы. В академическом отчете нет ни слова о бремени военных расходов, блокировавших экономическое развитие. Он показывает все более высокие зарплаты, расширение производства товаров потребления, которое было предпосылкой роста всей экономики, двигающейся по курсу ускоренного технологического прогресса[3-25]. Но Косыгин, конечно, знал об этом из других источников.
Мы знаем, что экономисты Академии показали: СССР отстает от США по всем ключевым индикаторам, за исключением тех, которые рассматривались как ведущие отрасли в конце XIX в. Политики, не одобрявшие проекты Косыгина, возможно, считали, что улучшения экономического управления будет достаточно, для того чтобы устранить потери и увеличить ресурсы без вмешательства в систему. Это был путь, в котором за потери предстояло расплачиваться Косыгину. Но если руководитель правительства занимался проблемой, это не означает, что он нес за нее ответственность: потери были эффектом, а не причиной болезни. Исследуя ее вширь и вглубь, можно определить места закупорки более четко. Эта задача была доверена специальной Комиссии по устранению потерь, обладающей значительной властью и, конечно, поддержкой Косыгина, даже если его оппоненты также были заинтересованы в ее работе (она вообще могла быть создана по их инициативе).
Комиссия была сформирована в 1966 г. и после переименования в Комиссию по экономии государственных ресурсов состояла из глав межсекторных министерств и органов (Госплан, финансы, статистика, труд и зарплата, Госснаб). С помощью других органов ее задача состояла в изучении ключевых секторов системы (мы не знаем, включало ли это огромный военно-промышленный комплекс). Работники комиссии создали огромный отчет о работе административных органов в большинстве отраслей (включая науку, инвестиции, экономические отрасли, культуру и здравоохранение), который был похож на результаты медицинского осмотра огромного нездорового тела. И осмотр велся работниками «больницы» по полной программе. Факты и цифры, конечно, уже были известны Косыгину, но, видимо (как мы предполагаем), его инициатива стала «обоюдоострым мечом». Кроме того, «доктора» ничего не говорили о том, как лечить больного.
Среди других данных комиссия использовала материал, представленный Комиссией государственного контроля, которая детализировала, например, износ и потери сырья; огромный вред, наносимый материалам во время транспортировки; потери топлива и электроэнергии; затоваривание непродаваемой продукцией; производство товаров, которые были слишком тяжелыми и (или) слишком примитивными из-за устаревшей технологии и методов производства; дорогостоящее использование угля из отдаленных регионов, в то время как он был доступен гораздо ближе по более низкой цене[3-26].
Вот только несколько примеров. В экономике огромную роль играло производство труб и трубопроводов. Советская экономика продолжала выпускать больше металлических труб, чем усиленных бетонных (например, для водопроводов), хотя они были на 30-40 % дешевле, даже принимая в расчет те инвестиции, которые требовались при переходе к их производству. Их использование предполагало использовать на 80-90 % меньше металла, а их технический ресурс был в три раза больше. По плану 1966 г. предполагалось производство современных труб только малыми партиями, хотя существовала необходимость в 1 миллионе кубических метров.
Еще одним дорогостоящим отклонением были фабрики, на которых складировались запасы материалов (сырья и конечной продукции) в гораздо большем количестве, чем было запланировано. Все это хранилось в неприспособленных помещениях, иногда на открытом воздухе, то есть страдало от плохой погоды и разворовывалось. Предприятия отказывались продать излишки в случае необходимости, хотя у них было право так делать. Зато, если товары были мало востребованы, фабрики, зачастую пренебрегая правилами, использовали значительные ресурсы для выплаты зарплаты в виде сверхплановой продукции. Были предложены меры, чтобы заставить руководителей предприятий уменьшить загрузку складов до приемлемого уровня.
Другой проблемой стали растущие издержки обращения. Они составляли 5,31 % продажи в розницу в 1958 г. и 6,25 % в 1965-м. Более того, в тот же период сильно повысились цены в рабочих столовых, которые страдали из-за потери товаров во время транспортировки или хранения, низкокачественной упаковки и переплаты персоналу (а также из-за уплаты высоких штрафов).
Многие предприятия предлагали увеличение зарплаты, которая обгоняла производительность труда. В первой половине 1966 г. 11 % промышленных, коммерческих и транспортных предприятий действовали таким образом, увеличив превышение кредита по зарплате на 200 миллионов рублей.
Из-за незаконного увольнения рабочих правительство также терпело серьезные убытки. В 1965 г. в 60 % случаев суды требовали восстановления уволенного рабочего; выплачивая зарплату этим людям, они теряли 2 миллиона рублей ежегодно, в то время как чиновники, ответственные за подобное увольнение, не были наказаны.
Потери, отнесенные к нехватке ассортимента и растрате товаров в коммерческих организациях и продовольственной индустрии, оценивались в 300 миллионов рублей. Преступники отправлялись под суд, но процессы затягивались, и возмещение ущерба шло очень медленно. Многие предприятия не торопились подавать в суд на преступников.
Ситуация в коммерции повторялась в сфере науки и культуры, где возможности были недоиспользованы и было слишком много служащих. Более того, предприятия обычно долго мешкали с тем, чтобы подать заявку на патент технического изобретения. В отчете есть список продукции и оборудования, которые были разработаны давным-давно, но все еще не использовались. Повторю еще раз, потери были ошеломляющие.
В свою очередь Комитет государственного контроля исследовал большое количество промышленных предприятий и сделал свой вклад в литанию с жалобами. Особенно когда обнаружилось, что цена продукции, зафиксированная в плане, постоянно завышалась. Определение ее в текущем году не учитывало цен предыдущих лет, это отражалось в завышении заработной платы, некачественном управлении, перепроизводстве и плохом использовании производственных мощностей. Комитет не скупился на описание неэффективности и потерь, но мы должны отметить «претенциозность» его рекомендаций министерствам, которые «проглотили» ресурсы. Он просто «привлекал внимание министерств к необходимости планировать снижение цены производства более четко». Но какой стимул мог заставить их это сделать?
Как всегда, когда для решения проблемы назначается контролирующая или специальная комиссия, она представляет картину полного хаоса, где ничего не работает. Поэтому нужно пояснить, что многие предприятия работали хорошо: в ином случае экономика развалилась бы еще раньше. Но система достигла критического момента, когда «потери» могли привести к историческим аберрациям: структура, которая производила больше затрат, чем товаров.
Если страна продолжала идти, хоть и хромая, то только потому, что она обладала огромными ресурсами. Следовательно, возникает другой парадокс: очень богатая страна с очень низким уровнем потребления. В результате комиссия предложила всем учиться быть более экономными. На самом деле проблема не была только в потерях. Не менее удивителен тот факт, что система планирования сохранялась на протяжении всего времени, даже при обострении, неэффективности и потерях в процессе производства, которые по определению она должна была предотвратить.