На данный момент чистые экономические и технологические меры не дали такого эффекта. Некоторые эксперты считают, что резервы экономического роста могут быть найдены в дорогостоящем военном секторе, поскольку, согласно бюджету Госплана, 40 % всех новых машин, произведенных СССР, были предназначены для «специальных проектов». Было ли это неподходящим временем, чтобы помочь оживить гражданский сектор?
Это был еще один воздушный замок. В военно-промышленном комплексе технологический прогресс был заложен в потери, и никто не обращал внимания на цену. Непомерная секретность (и непомерная власть этого комплекса) усугубляла ситуацию, и какими бы ни были достижения (а их было много, но они оставались в «закрытых городах», которые много брали, ничего не давая взамен), не существовало способов передачи технологий в гражданскую промышленность.
С другой стороны, советская система «планирования», чьи показатели были почти исключительно количественными, не смогла создать продуманных взаимосвязей между этими показателями и системой стимулов; или баланса между основными социально-экономическими факторами, ведущими к научному и техническому прогрессу, и удовлетворением социальных потребностей, которые изменялись и росли. Советские плановики хорошо знали, что самые успешные западные экономики создали такие взаимосвязи, в большинстве случаев по крайней мере. Формула по опережению Запада существовала на бумаге в кабинетах Госплана - она была выработана в ранние годы режима и во время войны. Но это просто означало, что «болезнь» больше было невозможно выносить. С ростом и изменением экономики методы планирования стали препятствием: они не лечили и даже обостряли болезнь. Система планирования была в смятении, она загнивала вместе со всей политикоэкономической статичной моделью.
Вот почему в том, что касалось Алексея Косыгина, задача была гораздо более сложной, чем просто увеличение сбережений каждого предприятия (промышленного, коммерческого и т. д.). Реальная задача была по силам разве что Гераклу.
Глава 24. Ребусы трудовых ресурсов и демографии
Трудовые резервы были практически истощены. Некоторые местные ресурсы все еще существовали, но их было очень сложно высвободить. Многие люди предпочитали работать дома, поскольку так они могли повысить свой уровень жизни. Другим источником рабочей силы были пенсионеры. Население старело, и доля пенсионеров росла
Дмитрий Бальтерманц, Работницы на перерыве
Неплохим показателем для оценки и понимания как роста 1960-х, так и упадка 1970-х гг. может стать хитросплетение ряда факторов, которое непредсказуемым образом привело к возрастанию трудонедостаточности.
Как мы поняли из второй части книги, собственное исследование Госплана 1965 г. показало, что главной проблемой страны было неравномерное распределение рабочей силы: в одних регионах ее было слишком много, но при этом рабочие не хотели переезжать; в других районах существовала трудонедостаточность, которую было трудно сбалансировать.
За прошедшие годы стало окончательно ясно, что методы плановой экономики не вышли за границы эффективности модели 1930-х гг. Эта модель состояла из щедрого распределения инвестиций с расчетом на способность системы мобилизовать трудовые ресурсы, когда и где потребуется. Теперь все изменилось.
Во-первых, плановая и образовательная системы должны были выпустить большое количество квалифицированных кадров - техников и специалистов высокого уровня, а также исследователей, - и с этой задачей они справились достаточно успешно. Но в 1968 г. возникла новая проблема: проявились признаки абсолютной трудонедостаточности (для всех категорий) без какой-либо реальной перспективы исправить положение вещей.
Как мы можем объяснить такое положение страны, в которой проживало 270 миллионов человек, больше, чем в США, но чей экономический и национальный доход был гораздо меньше? В предыдущих главах мы довольно подробно анализировали отчет, из которого было видно, что этот «ущерб» занимал центральное место.
Факторы, лежавшие в основании этого процесса, препятствовали производству и предусматривали его рост только через вливание огромных инвестиций, которые предопределяли количественное увеличение, - вот та формула, которая могла бы рано или поздно завести в тупик, если бы ничего не было сделано. Некоторые поняли эту логику еще тогда, когда казалось, что советская экономика находится в хорошей форме. План не был способен обеспечить соответствия между целями инвестиций, производительностью и предложением рабочей силы. Последовательной политики, гарантирующей исполнение запросов, не было, хотя цифры о требуемой рабочей силе существовали.
Это, в свою очередь, потребовало бы соответствующей социальной политики. В прошлом необходимая рабочая сила стягивалась стихийным образом или мобилизовывалась. Но эти механизмы больше не работали, и все усложнялось еще больше из-за демографического фактора.
Сплетение значимых факторов в ситуации, когда рабочий класс больше не может «мобилизоваться», было проанализировано в 1968 г. одним экспертом перед лицом избранной аудитории, состоявшей из начальников управлений. Докладчик, Е.В.Касимовский, возглавлял НИИ Госплана Российской Федерации, его сообщение называлось «Проблемы рабочей силы и уровня жизни»[3-27]. В докладе, написанном на основе множества документов, он поднимал проблемы рабочей силы, производительности труда и территориального распределения трудовых ресурсов. Мы приведем некоторые ключевые моменты из него.
В последние годы большие городские центры ощутили трудонедостаточность, скажем, в десятки тысяч, не только в Ленинграде, но и в Москве, Куйбышеве, Челябинске и Свердловске. Ситуация в Сибири была еще хуже. «Это новый период, - говорил Касимовский, - и прежде мы никогда не видели ничего подобного». Без сомнения, демографический прогноз позволял надеяться, что в следующую пятилетку на рынок труда произойдет большой приток молодых людей; в пятилетку 1966-1970 гг. ожидали 4,6 миллиона и 6,3 миллиона к 1971-1975 гг. Но в пятилетку 1976-1980 гг. цифра опустилась до 4,6 миллиона.
Еще одним фактором уменьшения количества молодых людей, приходящих на рынок труда, стало внедрение обязательного среднего школьного образования, которое исключало трудоустройство на производство 14-15-летних подростков. В 1965 г. в Российской Федерации было 287 тысяч молодых рабочих этого возраста, в 1970-м - 263 тысячи, а в 1980 г. эта цифра упала до 130 тыс. человек.
Очевидно, что демографические факторы создали новую закупорку. Прогнозируемое уменьшение когорты молодежи, приходящей на производство, приписывалось падающему уровню рождаемости, особенно в начале 1960-х гг. В 1950-м коэффициент составил 27 новорожденных на тысячу человек, а в 1967 г. он был не больше 17 (14,5 - в Российской Федерации). Несмотря на снижение смертности в эти годы, падающий уровень рождаемости сократил естественный прирост населения с 17 % в 1950 г. до 10 % в 1967 г. (в России сегодня меньше чем 8 %). Уровень рождаемости снизился в 12 советских республиках, особенно в России, на Украине, в Белоруссии, Молдавии и Казахстане. Явление было особенно тревожным в двух метрополиях Советского Союза: между 1960 и 1966 гг. уровень рождаемости в Москве снизился с 7 до 2,2 на тысячу человек, а в Ленинграде - с 6,4 до 3. По некоторым оценкам, в 1972 г. уровень смертности в Москве был бы на 3 % выше уровня рождаемости, а в 1973 г. в Ленинграде он был выше на 2 %. В 2000 г. уровень смертности был бы в 2,5 раза выше уровня рождаемости - соответственно население сократилось бы на несколько сотен тысяч.
В целом по Союзу падение уровня рождаемости было сильнее в городах, чем в сельской местности. Но потом возникла новая тенденция: общий уровень рождаемости на территории Российской Федерации, где проживала четверть сельского населения всего СССР, стал ниже, чем в городах. Из 71 административной единицы Российской Федерации в 18 уровень рождаемости был выше в городах. Но в таких областях, как Новгородская, Псковская и Калининская, уровень рождаемости был ниже смертности.
Уровень воспроизводства населения стремительно снижался. По всему СССР он снизился с 1,4 в 1938-1939 гг. до 1,12 в 1968 г. и стал ниже, чем в ведущих капиталистических странах (1,56 - в США, 1,13 - в Канаде, 1,38 - во Франции и 1,44 - в Великобритании).
В СССР (и в Российской Федерации) в среднем у женщины было 2,6 ребенка (1,9 в городах и 3,3 в сельской местности). Исследования ЦСУ показывали, что для нормального воспроизводства населения в среднем нужно три ребенка. Это означало, что городское население больше не воспроизводилось, а росло только благодаря притоку из деревни.
Спад уровня рождаемости в СССР происходил быстрее, чем в других социалистических и капиталистических странах. Каковы же были эффекты, оказанные на предложение и состояние рабочей силы? Некоторые демографы считали, что они представляли угрозы уровню жизни. Но Касимовский не соглашался: если спад уровня рождаемости сохранится, то пострадает и уровень жизни рабочих.
Плотность населения в СССР оставалась низкой - 32 жителя на квадратный километр, а в Сибири еще меньше. Падающий уровень рождаемости останавливал всякий рост плотности населения и, таким образом, снижал перспективу заселения Сибири, которое было тогда одной из главных проблем. В результате низкого уровня рождаемости могла наступить стагнация и даже снижение уровня жизни, который и так был слишком низким.
Причины падения уровня рождаемости. Этот показатель резко упал во время войны и так и не восстановился. Структура населения изменилась с точки зрения показателей пола и возраста.
Прежде всего это было нарушение соотношения между мужчинами и женщинами. Существовал провал в группе 30-50-летних. В 1959 г. в группе 20-24-летних было 106 женщин на 100 мужчин в городах и 98 женщин - в деревне. В 1967 г. этот разрыв составлял 98 женщин на 100 мужчин в городе и 95 - в деревне. Таким образом, ситуация нормализовалась в городах и продолжала ухудшаться в деревне. В 1959-м среди 25-29-летних городских жителей было существенно больше женщин, чем мужчин; а в 1967 г. ситуация еще больше обострилась. В деревне соотношение составляло 131 женщина на 100 мужчин. Это нарушение баланса было серьезным недостатком с точки зрения рынка труда и демографии. Очевидно, что оно оказало большое влияние на у