Таким образом, «вторая экономика» Гроссмана состояла из всех видов деятельности, которые были общеприняты в Восточном блоке и Западной Европе. Например, возделывание частных наделов и продажа своих продуктов на колхозных рынках были законны в СССР, но иногда это могло быть связано и с незаконными действиями. Двусмысленная ситуация была и в сфере строительства: строительные материалы из сомнительных источников, взятки, незаконное использование государственного транспорта при строительстве дома или дачи для отдельных граждан или влиятельных боссов. То же самое касается и всех видов ремонтных работ, выполняемых частными лицами или бригадами. Они могли быть легальными, полулегальными или нелегальными (две последних категории входят в «теневую экономику»).
Особенным в этом феномене было то, что он предполагал обращение легальных товаров и услуг на нелегальных рынках. Источники и характер «сделок» были полулегальными или незаконными. Такие полулегальные рынки предоставляли услуги, которые не облагались налогами (сдача частного дома в аренду, медицинское обслуживание, частные уроки, ремонт), а также бартерные сделки между предприятиями, искавшими пути компенсации своих ошибок и достижения целей, заложенных в планах.
Незаконная сфера однозначно включала в себя продажу всех видов дефицитных товаров (запасные детали или товары народного потребления), нелегально произведенных или украденных. Отдельную категорию составляли такие преступные действия, как хищение, контрабанда, торговля наркотиками и так далее, запрещенные во всем мире. Но на самом деле преступная экономика составляла только часть теневой, несмотря на то, что она была самой опасной, и для многих, кто был вовлечен в параллельную экономическую деятельность, была неприемлема.
Американская исследовательница Луиза Шелли предлагала альтернативное определение теневой экономики, которое многое объясняло. В ее рамках она различала законную и незаконную деятельность, но исключала все, что было очевидной уголовщиной. Легальный частный сектор был, по сути, аналогом тому рынку, где крестьяне и другие люди продавали то, что они вырастили на своих участках. Нелегальная экономика была гораздо шире, и в ней было две составляющих - одна работала внутри официальной, другая параллельно. Нелегальная деятельность в официальной экономике состояла из спекуляции дефицитными товарами, взяток влиятельным лицам, коррупции в образовательной системе, формирования рабочих бригад для строительных работ, манипуляций расходами и ложными данными в ответ на следствия (например, вписывание «мертвых душ» в платежные ведомости) и, наконец, строительства нелегальных фабрик внутри государственных, использования их сырья.
Размах теневой экономики. Кроме проблемы поиска дефиниции теневой экономики, мы столкнулись со сложностью при оценке ее размеров. Исследователи согласны с тем, что размах ее был велик, представляя большое количество товаров и услуг.
Исследовательский институт Госплана считал, что если в начале 1960-х гг. в ней было занято меньше чем 10 % от среднегодового количества рабочих, служащих и колхозников, то к концу 1980-х гг. в ней уже была задействована больше чем одна пятая трудящихся (около 30 млн. человек). В некоторых отраслях сферы обслуживания (жилищное строительство, ремонт и авторемонт) она включала в себя от 30 до 50 % всех выполняемых работ - а зачастую гораздо больше, чем предоставляла аналогичная государственная служба (по оценке Меньшикова). Например, количество самогона - важной отрасли частного сектора — оценить было сложно, потому что официальное и неофициальное производство алкоголя оказались тесно переплетены.
Исследователи указывают, что параллельная экономика существовала и на Западе, а выявление ее уровня отражает рост правовых основ оценки. В советском случае теневая экономика могла рассматриваться как реакция части населения на недостатки проводимой государством экономической политики и привыкание к определенным им мерам контроля.
В начале 1980-х гг. Научно-исследовательский институт Госплана предложил следующую классификацию, возможно, самую оптимальную в советском случае:
• неофициальная экономика, включающая в себя большую часть законной деятельности, в том числе производство товаров и услуг, подлежащих налогообложению, но не декларируемых. Это допускалось;
• фиктивная экономика - составление неверных расчетов, хищение, спекуляция, взятки;
• подпольная экономика включала деятельность, запрещенную законом.
Эта картина может быть завершена нашим рассказом о снабсбытах. С их помощью у нас получается более реальная картина советской экономической деятельности, взаимодействия между различными экономическими органами и бесконечным разнообразием частных и получастных инициатив. Теперь мы кратко обратимся к политическим результатам этого комплексного экономического явления.
Весь ряд недостатков и плохого функционирования бюрократической системы - феноменальный системный дефицит товаров и услуг - побуждал и заставлял различные институты искать решения в частных соглашениях, бартере товаров или сырья, а также фальсификации результатов. Даже если личная выгода не была обязательно главной целью, она постепенно становилась мощной движущей силой, особенно в начале 1980-х гг., когда всем стало ясно, что руководство не демонстрирует особого рвения при наказании высокопоставленных преступников. Луиза Шелли отметила: в 1970-е гг. 90 % кадров, обвинявшихся в нарушение закона, получали рядовой партийный выговор.
Двойной стандарт прослеживается и в отношении партии и руководителей государства к неофициальной экономике, которая усложняла поиск оптимальной организации производства и усиление централизованного руководства.
В этом контексте население, естественно, боролось за поддержание и улучшение своего уровня жизни посредством получения дополнительного дохода, но так как потребительский рынок отсутствовал, а явная или скрытая инфляция была высока, обращение к товарам, поставляемым теневым рынком, неустанно росло. Разница между широко распространенной коррупцией в государственной администрации и официальным идеологическим отказом от любого частного предприятия могла лишь «подлить масла в огонь».
Некоторые исследователи считают, что теневая экономика на самом деле помогла системе выжить, частично корректируя ее плохое функционирование и помогая большинству граждан достигать некоторых целей, таким образом, сохранила режим. На мой взгляд, не нужно преувеличивать позитивную функцию неформальной экономики. Те же самые авторы полагают, что эти практики послужили появлению новой мотивации среди руководителей предприятий, дополнившей их официальные обязанности. С одной стороны, существование целого спектра параллельных сетей привело некоторые части советской элиты к отделению от официальной системы и к созданию более тесных связей с неофициальными элитами.
У этих двух элит было много общего. Лидеры неофициальной (которые были вовлечены в черный рынок или напрямую связаны с уголовной мафией) занимали официальные посты или поддерживали тесные связи с официальной элитой, давая возможность им играть второстепенную роль группы влияния в сомнительных или нежелательных случаях. Такая деятельность может характеризоваться как принадлежность к теневому государству.
Советская система гарантировала всем своим гражданам социальное обеспечение, здравоохранение, образование и пенсионное обеспечение, тогда как работа в теневой экономике занимала, как правило, неполный рабочий день и не была отрегулирована. Таким образом, официальный сектор предоставлял социальное обеспечение для неофициальной части и помогал при воспроизводстве трудовых ресурсов для теневой экономики[3-37]. Р. Рифкина и Л. Косалс четко обрисовали ситуацию: на многих предприятиях уже было невозможно различить легальные и нелегальные действия. Возник «черно-белый» рынок[3-38].
Часть исследователей считают, что хотя теневая экономика сильно затрудняла создание современного здорового хозяйства, она все же была лучше, чем дикий, мафиозный капитализм, который опустился на Россию после распада советской системы. Во всяком случае, ее феномен составляет еще одну сторону тех направлений, которые возникли в ней, обуславливая, поддерживая и подрывая ее.
Одно из них сформировали те ресурсы, на которые население могло положиться в борьбе с капризами системы. Низкая интенсивность и низкая производительность, что составляло суть «общественного договора» между рабочими и государством, способствовали работе на стороне (частные наделы и т. д.). Эти ресурсы, официально не признанные, увеличились вместе с ростом теневой экономики, которая не только снабжала дополнительными продуктами питания, но и давала дополнительный доход через частичную занятость, которая стала доступна большему количеству людей. Эти ресурсы не включали преступные действия: они могли привести в тюрьму.
Социологи и жизненные стандарты (1972-1980 гг.). В то время как руководители государственной экономики искали способы, как исправить положение с трудонедостаточностью и упадком производительности труда, социологи и особенно эксперты в экономической социологии подтвердили значение теневой экономики и пришли к некоторым удивительным выводам. Несмотря на плохие новости, объявленные плановиками, и явные признаки упадка системы, уровень жизни во время застоя вырос. Реакция населения и привыкание к меняющимся экономическим условиям создали новые модели поведения и новые ценности, которые не могли быть включены в официальные статистические данные.
Данные, использованные социологами, были получены из двух источников: их собственное исследование 1972 г., проведенное в сибирском городе Рубцовске (Алтайская область), повторенные в 1980 и 1990 гг., и те, которые проводились среди сельского населения в Новосибирской области в 1975-1976 и 1986-1987 годах.