Термин «бюрократический абсолютизм», который показался нам подходящим для характеристики советской системы, взят из анализа прусской бюрократической монархии XVIII в. Там монарх был на самом деле зависимым от своей бюрократии, несмотря на то, что был ее главой[3-42]. В советском случае партийные высшие боссы, мнимые хозяева государства, так же утратили власть над «своими» бюрократами.
Некоторые из бывших министров СССР ностальгически писали в своих мемуарах о славе сверхдержавы, которую они потеряли, не осознавая того, что мода на термин держава точно совпала с периодом, когда государство прекратило выполнять ту задачу, которую однажды могло решать - и решило на самом деле. Оно стало тенью самого себя, последний вздох власти, прежде чем слиться в семейной могиле несовременных режимов, с которыми его связывало еще очень много нитей.
Иностранный фактор. Советский феномен превратился в заурядную главу российской истории, не в последнюю очередь из-за роли международного окружения, которое включало использование зарубежных идеологий. Самодержавие, которое было наиболее успешным испытанием российской истории, также поддерживало связи с внешним миром. Будучи страной с очень сложной историей, постоянно вовлекаемой в дружеские или вражеские отношения с близкими и дальними соседями, России приходилось развивать отношения не только на военном, экономическом, коммерческом, дипломатическом и культурном уровнях, но и отвечать идеологически и культурно на ряд вызовов. Она это делала, заимствуя идеи за рубежом, или отвечала, предлагая свои собственные идеи. Это объясняет, почему щупальца ее правителей были устремлены в двух направлениях - внутрь и наружу. Кроме того, внешний мир постоянно помогал определять форму, которую в разных случаях принимал режим. У Первой мировой войны и параллельного кризиса капитализма было много общего с ленинским феноменом и фазами советской России, через которые она прошла в 1930-е гг. Кризис 1930-х гг. и Вторая мировая война тоже напрямую повлияли на сталинский Советский Союз.
«Искажающие зеркала», которых мы касаемся в случае сталинизма, повлияли и на образы, которые население и правители сформировали во вражеском лагере. Так как обе соревнующиеся системы прошли через кризис и фазы развития, кривые зеркала на обеих сторонах создавали и отражали образы, в которых было почти невозможно развести реальность и выдумку.
Если в 1930-е гг. сталинизм на пике своего существования получил большой престиж и благожелательное внимание на Западе, несмотря на страдания и гонения, испытываемые советскими гражданами, то только потому, что существовал негативный образ капитализма, созданный глобальным экономическим кризисом, который особенно затронул Центральную и Восточную Европу.
Россия создала образ своего промышленного толчка, а бедность населения была показана через идею о том, что поразительный прогресс скоро победит ее. Подобный искаженный эффект может быть виден в случае с Иосифом Сталиным и сталинизмом в момент триумфа над Германией в 1945 г., когда страна снова погрузилась в глубокую бедность, в которой были повинны не только разрушительные действия во время войны. Обмен искаженными образами дал значимые политические последствия: разгадывание намерений другой стороны часто становилось игрой в угадайку.
Холодная война стала неожиданным соревнованием. Из Москвы она виделась как драматически развязанная с помощью атомных бомб в Японии. Но если верить мемуарам Валентина Бережкова, она началась раньше, с попытками американцев оттянуть как только можно открытие второго, Западного, фронта. Сталин рассматривал это как заговор США, рассчитанный на вход в гущу сражения только после того, как немецкие и советские противники будут утомлены друг другом[3-43].
Эта задержка в сочетании с использованием атомного оружия в Японии воспринималась как свидетельство американского желания уведомить о том, что началась новая эра международных отношений - декларация, сделанная не для Японии, а для СССР и остального мира, где советское руководство представлялось соответственно. То, что в это время США действительно так думали, не может быть вычеркнуто. Каков был бы эффект для послевоенных отношений от открытия второго фронта годом раньше или от отказа от атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, можно только догадываться. Остается тот факт, что военное и послевоенное развитие усилило СССР в его роли сверхдержавы и втолкнуло в гонку вооружений, которая помогла сохранить худшие и наиболее консервативные черты системы и уменьшить ее возможность реформировать себя.
Среди последствий холодной войны мы должны отметить тот факт, что США обнаружили себя в позиции значительного влияния и давления на образ мышления советского руководства. Старый Свет (Англия, Франция, Германия), который до сих пор служил моделью, был вытеснен Новым Светом: США стали мерилом Советов для оценки их собственных действий, когда дело касалось экономики, науки, военных возможностей, не говоря уже о шпионаже. Влияние этой переориентации на США скрывалось как от советского населения, так и от Запада (эта обширная тема еще ждет исследования). Мы можем предположить, что из-за США советское руководство начало осознавать системную природу хронической неполноценности страны, хотя кто-то из его состава, возможно, отказывался признавать действительность.
Проигрыш в абсолютно бесполезном соревновании при высадке на Луну, неспособность страны начать новую научную и информационную революцию, хотя для этого было создано специальное ведомство, контролирующее решение задачи, породили у части правящих кругов чувство беспомощности, а для консерваторов стали знаком давления и жесткой политики.
Это был все тот же образ США как сверхдержавы, который привел многих бывших членов номенклатуры к попыткам достичь американской помощи после того, как они получили власть в Кремле под ельцинской мантией. Однако последний эпизод принадлежит к постсоветской эре и представляет для нас интерес лишь из-за того, что проливает дополнительный свет на историю системы - системы, которая мертва и похоронена, но все еще присутствует в постоянном поиске национальной идентичности. Успех на этом пути придет только тогда, когда прошлое вместе со всеми изъянами и недостатками будет серьезно заново исследовано и преодолено.
P.S. Страна в поиске прошлого
Абсолютно естественно, что исследователи, изучавшие положение России в 1990-е гг., должны использовать как отправную точку данные позднего советского периода. Ситуация становится иронической, когда социологи, обладавшие глубоким знанием этого прошлого, на основании исследований, проведенных ими в то время, когда были весьма критически настроены по отношению к системе, сегодня относятся к ней, как к своего рода Эльдорадо. Даже с учетом достигнутого ныне населением уровня жизни и социальных льгот общая картина с начала 1990-х гг. все равно ухудшилась.
Они представили очень поучительную картину: уменьшение количества людей, ходящих в театр, на концерты, в цирки или библиотеки; чтение литературы и подписка на газеты резко упали и в городах, и в деревне. Вся структура деятельности в свободное от работы время изменилась из-за существенно увеличившегося объема труда. Отдых стал гораздо более пассивным (в основном «восстановительным»), несмотря на то, что в позднюю советскую эру был культурно ориентированным в связи с ростом свободного времени. Феномен особенно поражает, учитывая количество специалистов и управленцев. Необходимость увеличения семейного бюджета заставила многих россиян разводить больше крупного рогатого скота и домашней птицы на своих мини-фермах для улучшения питания и заработков и просто для того, чтобы выжить при соответствующем уменьшении времени на отдых и культурные развлечения[A-1].
Распространение прав и свобод, а также возникновение дорогостоящих услуг принесло пользу лишь лучшим, самым квалифицированным и самым предприимчивым людям. У большинства уменьшился доступ к национальной и международной культуре. Социологи, на которых мы ссылаемся, критически относятся к качеству телепрограмм. А между тем именно телевидение стало основным видом отдыха с особо разрушительным воздействием прежде всего на детей, которые, оставшись наедине с этими «устройствами», оказываются приклеенными к глупым программам.
Согласно исследователям, происходили два процесса: обострение социальной стратификации и уход отдельных личностей в себя (меньше социальных и семейных контактов, отсутствие интереса к культуре и политике), что было меньше выражено в главных урбанистических центрах Европейской части России, и очень заметно в провинциальных городах и деревне. И это без учета данных о снижении уровня научных исследований, образования, медицинских и социальных услуг или падения демографических показателей, показывающих катастрофическую ситуацию, в которой на карту поставлено выживание страны.
Чтобы скрыть жалкое состояние дел, новые обладатели власти - большинство из них представители старой номенклатуры, обращенные в «демократов», «либералов» или «реформаторов» - начали массированную пропагандистскую кампанию против старой советской системы, используя все средства, использовавшиеся до этого на Западе, и даже превзошли их.
Система представлялась как чудище, управляемое монстрами, начиная с первородного греха Октября 1917-го вплоть до государственного переворота, произведенного против Михаила Горбачева в августе 1991 г. представителями консервативной части партии. После этого, по общему мнению, с наступлением новой эры - свободы - при президенте Борисе Ельцине, произошло чудо. Хотя в результате такого политического курса современная Россия, уже прискорбно уменьшившись, так и не согласившаяся спокойно смотреть на то, как растащили национальное богатство «реформаторы», все еще пребывает в шоковом состоянии, страдая в том числе и от своего рода самоуничижения собственной исторической идентичности.