Как свидетельствуют документы того времени, в двадцатые годы, оценивая международное положение страны, НКИД и руководство СССР вполне допускали угрозу военного нападения со стороны Польши. Достаточно обратиться к документам полпредства СССР в Варшаве и к материалам партии и советского правительства исследуемого периода. Например, возможность угрозы нападения Польши на Советский Союз явно просматривается в записке, которую отправил на имя И.В.Сталина 25 июля 1926 года член Коллегии НКИД СССР С.И.Аралов[197].В письме отправленном из польского представительства Советского Союза его полпредом Д.В.Богомоловым в адрес НКИД СССР 12 июня 1928 года прямо указывалось на возможность нападения Польши уже осенью 1928 года или предположительно в 1929 году[198].
Несмотря на сложную политическую обстановку, на нагнетание психоза и возможности военного вмешательства директивы НКИД СССР были достаточно сдержанными. Интересно в этом отношении письмо члена коллегии НКИД СССР Б.С.Стомонякова полпреду в Польше Д.В.Богомолову от 22 июня 1929 года. Б.С.Стомоняков писал:
«Мы подвергли сегодня, совместно с работниками Отдела Прибалтики и Польши, пересмотру нашу тактику в отношении Польши в связи с изменениями в соотношении сил, которые принесли события последних месяцев и в особенности падение английских консерваторов. Мы пришли при этом к заключению, что, оставляя по-прежнему в полной силе нашу основную линию разоблачения элементов агрессивности и авантюризма в польской политике в отношении СССР, мы должны сделать, с одной стороны, более сдержанным тон нашего реагирования и, с другой стороны, – сократить размеры нашего реагирования на факты внутренней и внешней политики Польши»[199].
Одной из самых болезненных тем в вопросе советско-польских отношений является факт гибели тысяч советских военнопленных в польских лагерях. В течение семидесяти лет данная проблема оставалась белым пятном для истории. Но в начале 90-х годов исследователям был открыт доступ в архивы и на основании ранее засекреченных документов начали открываться детали той трагедии. Польская сторона тоже пыталась и выдвинуть свои претензии в связи с расстрелом двадцати тысяч польских офицеров в Катынском лесу, но в ответ получила протест со стороны наших историков.
Одной из первых статей, посвященная пленным советским военнослужащим в польских лагерях смерти[200], была опубликована в 1993 году в Военно-историческом журнале Юрием Васильевичем Ивановым. В своей статье «Красноармейцы в аду польских концлагерей», на основании вновь открытых документов, автор обвиняет польскую сторону в бесчеловечном отношении поляков к пленным красноармейцам и командирам Красной Армии, а также делает вывод о том, что совершенно справедливым будет потребовать у польской правительства подробной, а главное правдивой информации, насчет условий содержания российских граждан и куда исчезли тысячи наших соотечественников, прошедших ад плена.
Польские историки соглашались освятить данное преступление, но очень часто приводимые цифры погибших в лагерях и факты, подтверждающие преступления в обращении с красноармейцами, фальсифицировались и не обладали должной объективностью. Через двадцать лет после написания данной статьи, в своих свежих очерках, Ю.В. Иванов отметит, что гибель советских военнопленных сопоставима с трагедией расстрела польских офицеров в Катыне, и является общей трагедией двух стран, хотя гибель советских военнопленных и расстрел польских офицеров – это разные проблемы[201].
Данный подход послужил бы примирению России и Польши, через осознание двусторонних ошибок, если же расстрел польских офицеров в 1940 году был делом рук НКВД, а не нацистов. Также российские исследователи стремились установить точное число погибших узников. Так Ю.В. Ивановым была зафиксирована численность погибших пленных красноармейцев в 50–60 тысяч солдат[202].
На взгляд автора, сейчас сложилась довольно парадоксальная ситуация: Россия и Польша в своём отношении к гибели красноармейцев в польском плену теперь как бы поменялись местами. Нынешняя позиция Варшавы по данному вопросу напоминает позицию официальной Москвы, которая в течение довольно продолжительного времени не признавала своей ответственности за катынскую трагедию. Нам бы следовало, в деле о гибели российских военнопленных, в определённой степени повторить шаги польской стороны, которые она в своё время предпринимала по актуальности катынской проблематики, в том числе, возможно, и на парламентском уровне. А польская сторона должна пройти путь, который совершила Россия в связи с катынской трагедией вплоть до признания своей вины и принесения официального покаяния.
Следующие статьи, посвященные данной проблеме, принадлежат Ирине Васильевне Михутиной, которая вышла в 1995 году[203], а также здесь можно также привести статью Г.Ф. Матвеева, которая вышла в 2001 году[204], где исследователь сообщает, что численность красноармейцев, оказавшихся в польских лагерях более двухсот тысяч человек. Оба автора с ожесточенной скрупулезностью бьются над установлением истины в подсчете точной цифры погибших красноармейцев в польском плену.
Приведем выдержку из работы И.В. Михутиной: «…Делегация Ассоциации христианской молодежи, посетившая Польшу в октябре 1920 г., свидетельствовала в своем отчете, что советские пленные содержались в помещениях, непригодных для жилья, с окнами без стекол и сквозными щелями в стенах, без мебели и спальных приспособлений, размещались на полу, без матрацев и одеял. К тому же, подчеркивалось в американском отчете, в польской армии вошло в систему при пленении отбирать у сложивших оружие одежду и обувь. Так, в лагере при штабе 18 дивизии, который довелось посетить американцам, пленные были босыми и вообще без одежды. В рабочих командах 40–60 % людей не имели белья и одежды. Раненых в лагере Тухоля не перевязывали по 2 недели. Смертность от ран, болезней и отмораживания была такова, что, по заключению американских представителей, через 5–6 месяцев в нем не останется никого…»[205].
Геннадий Филиппович Матвеев в статье журнала Новая и Новейшая история, на основании вновь рассекреченных документов, подвел более точную цифру умерших советских военнопленных до 75 тысяч человек[206]. На данный момент все еще существуют расхождения в числе погибших пленных бойцов Красной Армии в Польше.
Немало важным будет привести очень ценную работу, проведенную еще одним российским исследователем Татьяной Михайловной Симоновой. В статье «Поле белых крестов» ею было отмечено следующее: «Помимо пленных красноармейцев, в польских лагерях находилось еще две группы российских пленных. Это были солдаты старой русской армии, которые по окончании Первой мировой войны пытались вернуться в Россию из немецких и австрийских лагерей для военнопленных, а также интернированные солдаты белой армии генерала Бредова. Положение этих групп также было ужасающим: пленные находились на подножном корму, не получали дров для обогрева и приготовления пищи. Помощь этим пленным со стороны западных государств польскими властями блокировалась»[207].
Также стоит привести еще одного автора, занимающегося данной проблемой – Михаил Васильевич Филимошин. В своей статье «Десятками стреляли за то, что выглядели как большевики»[208] им было подтверждено, что военнопленные солдаты Красной Армии расстреливались сотнями и даже использовались в качестве мишеней на учебных стрельбах. Поляки безжалостно расправлялись с российскими пленными самыми варварскими способами.
Еще одной проблемой, которая стала актуальной с 90-х годов, это проблема Советско-польской войны и главное поражение Советской России в этой войне. Первым из историков кто дал объективную оценку советско-польской войне, без идеологических искажений, является Ирина Васильевна Михутина[209]. В своей работе, посвященной советско-польской войне, автор приходит к выводу, что идея мировой революции не была превосходящей в советской внешней политике, доминирующей над другими идеями, и сама война показана не как продолжение политики двух стран, а как величайшая трагедия между Россией и Польшей.
Также значительный вклад в отечественную историографию внес кандидат исторических наук, видный историк Николай Семенович Райский, который дополнил исследование И.В. Михутиной. В своей монографии[210] он отметил, что «количество военнопленных, погибших в плену и возвратившихся на родину, в определенной степени были освещены в статье И.В. Михутиной. Однако другие аспекты проблемы, связанные с пребыванием в плену, а также создание и деятельность Смешанных Комиссий по репатриации и других межгосударственных органов по возвращению российских, украинских и польских пленных в статье практически не рассмотрены»[211].
Н.С.Райский соглашается с И.В.Мухутиной по поводу причины и происхождения войны 1919–1920 годов «…которые вытекали из политических изменений и территориального спора между двумя соседними странами. На основе новых, в том числе ранее не опубликованных, архивных материалах автор рассматривает ход военных действий, тесно увязывая его с внутренними и внешними проблемами, подчеркивая, что идея мировой революции не всегда была доминирующей в советской внешней политике. На приводимых в книге примерах война показана не только как продолжение политики обеих стран, но и как трагедия разрушения, уносившая тысячи жизней и ломавшая судьбу многих людей