[212]».
Но самый обширный и знаменитый труд, где упомянута и широко разработана тема Советско-польской войны был создан Михаилом Ивановичем Мельтюховым[213]. В нем автор, на основании документов, подтверждает агрессивность польской политики по отношению к России и дружественную политику по отношению к Польше. Также автор оценивает то, что так называемое «Чудо на Висле», не столько было осуществлено за счет помощи польской армии со стороны военных специалистов Антанты, а за счет ошибок военного руководства Красной Армии, тем более запоздали директивы командования, что привело к отказу первой конной армии С.М. Буденного занять город Львов[214].
Также в 2013 году в Военно-историческом журнале вышла статья[215], посвященная Советско-Польской войне доктора исторических наук, профессора Омского университета Виктора Александровича Зубачевского, где автор пролил свет на многие нюансы той, по-настоящему до конца неисследованной войны, в отечественной истории. Сам исследователь подвергает критике хронологию Советско-польской войны 1919–1920 гг., установленную И.В. Михутиной, считая, что: «столкновения частей формировавшейся польской и Красной армий на спорных территориях в 1919 году неверно называть войной»[216]. Также автор приводит оценки как российских, так и советских историков.
Следующий историк постсоветского времени, который отразил этот период, это кандидат исторических наук Татьяна Михайловна Симонова. В своей статье под названием «Прометеизм во внешней политике Польши», автором впервые на основании новых опубликованных документов, была отмечена цель польского руководства, при поддержке сепаратистов, расчленить Советский Союз на множество национальных государств[217].
Так же Т.М. Симонова, в монографии «Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше»[218], указала роль Польской республики в участии создания антисоветских сооруженных сил, в первую очередь из представителей белой эмиграции. Велась активная вербовка в антисоветские формирования также и среди российских военнопленных, среди которых многие питали враждебность к власти большевиков.
Естественно, отношение к ним, как «врагам большевизма», было во много раз лучше, чем к пленным солдатам Красной Армии. Официальное сотрудничество польского военного командования с белым движением имело за собой цель как военного вторжения на советскую территорию, так и обыкновенные акты диверсий. Не лишним будет добавить, что монография Т.М. Симоновой имеет особую ценность в поиске диалога между Россией и Польшей во всех сферах, так как объем исследования имеет новизну и обширную источниковую базу. Так автор, опираясь на ранее не исследованные источники, приводит следующие аргументы, в защиту выше сказанного:
«30 ноября Б.Савинков в письме Булак-Балаховичу сообщил о решении польского правительства и военного командования применить к бывшим добровольческим формированиям из русских беженцев «особый режим», т. е. считать «свободными людьми» 10 тысяч русских и украинцев, а остальных интернировать в польских концентрационных лагерях. Все интернированные лица в Польше получили статус беженцев. В конце 1920 г. в Польше находилось «около 180 тысяч военнопленных», из числа которых около 50 тысяч человек перешли в антисоветские формирования»[219].
На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что имеющая место между российскими и польскими историками полемика относительно гибели пленных красноармейцев, носит, к сожалению, бесплодный характер, когда оппоненты не слышат друг друга и не воспринимают доводов другой стороны. Поиску рационального решения мешает как излишняя эмоциональность, так и, главное, отсутствие политической воли.
2.2. Российские исследователи постсоветского времени о проблемах советско-польских отношений в 1929–1939 гг
Что касается советско-польских отношений в 30-е годы, то этот период российскими историками затронут не меньше, чем период 20-х годов. Ю.В.Иванов оценивал период советско-польских отношений перед второй мировой войной как крайне напряженные, но в отличие от советских историков автор все же подвергает сомнению явную опасность, исходящую от Польши, не взирая, на наличие советских документов, в которых указывался акцент на агрессивные планы против СССР [220].
В 1932 году между СССР и Польшей после подписания договора о ненападении, который явил собой победу советской дипломатии и здравый смысл со стороны Польши, стала прослеживаться линия укрепления отношений. Это подтверждают и дипломатические документы того времени.
Вот выдержка из одного из них:
Из письма члена Коллегии НКИД СССР Б. С. Стомонякова
полпреду СССР в Польше В. А. Антонову-Овсеенко
19 июля 1933 года:
«Как показывают факты, польская политика явно ориентируется на две эвентуальности – войну с Германией при сохранении мира с нами и соглашение с Германией, а возможно, с Японией, против нас. Мы должны в нашей политике по отношению к Польше учитывать эти две эвентуальности.
Из этого вытекает основная установка в политике СССР в отношении Польши: принять все меры к усилению тех тенденций и сил в Польше, которые ориентируются на первую эвентуальность, и с этой целью всемерно стремиться к укреплению, развитию и углублению наших отношений с Польшей. Проводя эту основную линию в нашей политике в отношении Польши, мы не должны, однако, давать усыплять нашу бдительность, а обязаны, напротив, следить и противодействовать противоположным тенденциям польской политики, стремящимся использовать так наз. “советский козырь” для давления на Германию с целью добиться наиболее выгодного для Польши соглашения с нею»[221].
Из справки полпредства СССР в Польше
“Польско-советские взаимоотношения”
5 ноября 1933 года
«Подписание Договора о ненападении 1932 года явилось серьёзнейшим этапом в деле улучшения польско-советских отношений. Дальнейшее улучшение взаимоотношений создало обстановку, благоприятную для заключения других договоров и соглашений, как: соглашение о пограничном статусе, сплавная конвенция, соглашение о порядке расследования и разрешения пограничных конфликтов. Был принят ряд шагов по линии культурного сближения, имели место три наши выставки в Польше, советским делегациям историков и врачей был оказан в Польше дружественный прием.
На ближайшее будущее политика Польши будет, очевидно, заключаться в “балансировании” между Востоком и Западом. Польша будет, по всей вероятности, продолжать политику одновременного улучшения отношений с Германией и СССР. Продолжая линию на сближение с нами, Польша, по-видимому, будет и дальше стремиться не связывать себе руки, учитывая возможность нападения на нас Японии и создания обстановки для осуществления старых великодержавно-федеративных планов Пилсудского за счёт Советского Союза»[222].
Надежды на улучшение отношений между странами забрезжили в Москве в 1934 году, когда должен был состояться визит в Советский Союз министра иностранных дел Польши Ю. Бека. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Визит состоялся, но стало ясно, что Польша отклоняет все предложения Москвы о совместном взаимодействии против фашистской Германии.
Советский дипломат Б. С. Стомоняков поставил в известность полпредство СССР в Варшаве, что в результате переговоров стало ясно-Польша ни на какое сотрудничество идти не желает[223]. Даже состоявшийся в сентябре 1934 года дружеский визит отряда советских военных кораблей в Польшу с заходом в город Гдыня, не изменил ситуацию к лучшему.
Историк-полонист Ю.В.Иванов отмечает, что польская дипломатия ведёт игру против интересов СССР. Она делает всё возможное, чтобы Советская Россия не была принята в Лигу наций, всячески старается помешать улучшению советско-французских отношений, ведёт закулисные игры на сближение с Германией, Италией и Японией, а с СССР свёртывает связи[224].
Взгляд Ю.В.Иванова на данный период хотелось бы подтвердить эпизодом из дипломатической жизни советско-польских отношений. Правительство СССР 23 сентября 1938 года опубликовало официальное заявление[225], в котором выразило обеспокоенность по поводу скопления польских воинских соединений на границе с Чехословакией. Москва предупредила польское руководство, что в случае вторжения на территорию Чехословакии польских войск СССР без предупреждения разорвёт договор от 1932 года о ненападении с Польшей на основании его 2-й статьи. Это была не просто угроза, а заявление на основе международного права, так как между СССР и Чехословакией существовал договор о взаимопомощи, заключённый ими в 1936 году. Поляки ответили в тот же день:
«1. Меры, принимаемые в связи с обороной польского государства, зависят исключительно от правительства Польской Республики, которое ни перед кем не обязано давать объяснения.
2. Правительство Польской Республики точно знает тексты договоров, которые оно заключило»[226].
Из ответа стало ясно, что так не ведут себя с соседом, если хотят жить с ним в мире. Тон польского ответа был выдержан в присущем полякам высокомерии и насквозь был пронизан спесью, а также говорил об отсутствии у Варшавы желания сохранения договора о ненападении между СССР и Польшей. Этот эпизод имеет продолжение.