568. Планы, направленные на изменение природы в «кочевых» регионах, разрабатывались и реализовывались властями СССР и в дальнейшем, о чем еще будет рассказано в книге.
Власти по-прежнему очень мало знали о реалиях ситуации в «кочевых» регионах, хотя и пытались ее «привести в известность»569. Отсутствие адекватной информации было причиной того, что чиновникам виделись «объективные» основания для форсирования обоседления кочевников. Во-первых, это их стихийное оседание, которое нужно было «организовать и возглавить». По мнению властей Калмыкии, этот процесс «имел крупные недостатки, заключающиеся в антисанитарном образе жизни, в выборе местностей для обоседления без хозяйственной перспективы». Замнаркома земледелия Бурят-Монгольской АССР Фомичев, выступая в сентябре 1931 г. на заседании пленума обкома ВКП(б), заявил, что «процесс оседания сейчас стихийно растет, выпадая из поля нашего руководства. Такое стихийное самооседание ни к чему хорошему не приведет»570. В 1932 г. председатель СНХ Казахстана У.Д. Кулумбетов объявил о «массовой тяге кочевого и полукочевого населения к переходу на оседлость»571.
Причины стихийного оседания кочевников, по мнению властей, состояли в развитии земледелия, торговли, систематическом сокращении пастбищных угодий, соседстве русских поселков, вовлечении в рыночные отношения572. Конечно, эти причины имели место. Однако в целом власти принимали желаемое за действительное. Их вывод о том, что основная масса кочевого населения именно добровольно «прекратила кочевание и хозяйственно в нем не нуждается», опровергался их же данными: «Как показывают исследования, для кочевания необходимо иметь минимум от 15 до 20 голов скота. Между тем… подавляющая масса населения имеет на хозяйстве такое количество скота, которое исключает возможность кочевания»573. Власти считали, что до 60 % казахских хозяйств были бедняцкими и маломощно-середняцкими, не способными вести кочевое хозяйство574. Таким образом, причиной оседания было не «нежелание», а неспособность кочевать. Причины стихийного оседания кочевников в 1920-х гг. были «привнесены» извне, и поэтому оснований для вывода о добровольном переходе кочевников на оседлость не было.
Еще один «объективный» повод для форсирования модернизации «кочевых» регионов власти увидели в эффекте, который этот процесс должен был оказать в международном масштабе. Ф.И. Голощекин и другие казахстанские апологеты форсированного обоседления подчеркивали, что оседание кочевников «по своему… политическому и экономическому значению, с точки зрения разрешения пролетарским государством национального вопроса… будет иметь, в буквальном смысле слова, мировое значение»575. Оно в первую очередь проявилось бы «для зарубежных скотоводов-кочевников (Монголия, Танну-Тува и пр.)»576, а «с победой мировой революции – и для современных колоний империалистических государств, сохранивших кочевое хозяйство»577. (В таких заявлениях слышны отголоски иллюзий революционного времени, хотя уже тогда было понятно, что «мировая революция» не удалась, и в середине 1920-х гг. И.В. Сталин фактически отказался от нее, взяв курс на «построение социализма в одной стране».)
Несмотря на то что программа перевода кочевников на оседлость с попутной коллективизацией была развернута в разных «кочевых» регионах (так, например, в Горном Алтае такой курс был взят уже с июля 1929 г.578), флагманом форсированной модернизации «кочевых регионов» СССР стал самый большой из них – Казахстан.
По сталинскому плану, хотя коллективизацию в Казахстане нужно было закончить весной 1932 г., это не касалось кочевых и полукочевых районов. Однако местные власти решили этот план «перевыполнить»579. Здесь «кстати» пришлась программа секретаря крайкома ВКП(б) Ф.И. Гологцекина по советизации кочевий («Малый Октябрь»), которую он пытался воплотить с 1926 г. Идеи о форсированной модернизации разделяли соратники Ф.И. Гологцекина, в том числе второй секретарь крайкома И. Курамысов580, председатель СНК Казахстана У.Д. Исаев, председатель ЦИК республики Е. Ерназаров.
24 октября 1929 г. бюро Казахского крайкома партии приняло постановление «Об итогах и очередных задачах колхозного строительства», в котором были установлены новые задачи – обеспечить в 1929–1930 гг. охват колхозами 140 тыс. хозяйств и почти в три раза увеличить посевную площадь581.
В декабре 1929 г. крайком поставил вопрос о форсировании перевода кочевников на оседлость. В резолюции пленума была поставлена задача «освоения огромных пахотоспособных, но не освоенных площадей»582, то есть на самом деле земель, занятых под кочевое животноводство. Таким образом, освоение этих территорий кочевниками власти не учитывали, равно как и полную непригодность многих районов для земледелия.
Программа форсированной модернизации была санкционирована из центра. 16 февраля 1930 г. СНК СССР принял постановление о планах развития народного хозяйства Казахстана, обязав «провести землеустройство и другие мероприятия, обеспечивающие оседание казахского населения в земледельческой и земледельческо-животноводческой полосах Казахстана исходя из необходимости совмещения коллективизации кочевого и полукочевого населения одновременно с переходом его к оседлому хозяйству»583.
Цели и направления программы форсированной модернизации «кочевых» районов через перевод кочевников на оседлость с попутной коллективизацией находились в русле общих причин модернизации, о которых было сказано выше.
Во-первых, были поставлены экономические цели. Обоседление было обозначено как «один из факторов поднятия и развития нашей экономики»584, так как «экстенсивное кочевое хозяйство… исключает возможность роста в нем социалистических элементов и направляет его развитие по капиталистическому пути»585. Такое утверждение звучало противоречиво, так как ранее власти утверждали, что в кочевых регионах царит феодализм и отсталость. Здесь же говорилось о развитии кочевой экономики – причем не по феодальному, а по капиталистическому, то есть достаточно «продвинутому» пути.
На практике экономические цели должны были быть достигнуты прежде всего путем расширения земледелия. Известно, что ученые еще в 1920-х гг. сделали вывод, что черноземные степи Казахстана пригодны для выращивания яровой пшеницы. По данным Н.П. Огановского, при общей площади Казахстана почти 328 млн га, площадь «незанятых» (на самом деле занятых кочевниками-скотоводами. – Ф. С.), пригодных для посевов зерновых земель составляла от 30 до 40 млн га586. (А. Поднек и К. Павлов приводили данные о таких землях с большим разбросом: от 23 до 46 млн га587.) При этом в Казахстане и соседней Каракалпакии к 1930 г. «по назначению» было использовано менее половины территории, пригодной для земледелия588. В любом случае «незанятая» пригодная для земледелия площадь составляла не более 10–15 % от площади региона, но никак не все земли, на которых вели свое хозяйство кочевники.
Н.П. Огановский рассчитал, что после постройки Волго-Донского канала и Туркестано-Сибирской магистрали Казахстан должен был поставлять в европейскую часть страны не менее 16,4 млн ц зерна в год и еще 8,2 млн ц – в Среднюю Азию. (В 1926–1927 гг. регион давал всего около 6,6 млн ц.589) По данным Г.Н. Черданцева, опубликованным в 1930 г., вывоз зерна из Казахстана в 1932–1933 гг. должен был составить не менее 12 млн ц590. Властям придавал оптимизм положительный опыт выращивания зерновых в совхозах Карагандинского исправительного-трудового лагеря ОГПУ (печально известный Карлаг), которые освоили 1716 га в полупустынных степях центрального Казахстана. Однако не учитывалось, что в Карлаге использовался принудительный труд заключенных, из которых можно было жать все соки591.
Некоторые бывшие «кочевые» территории предполагалось использовать под выращивание хлопка. В Сырдарьинской губернии и Каракалпакии издавна существовали посевы хлопка, которые к середине 1920-х гг. занимали 8 % земель в этих регионах592. Специалисты отмечали, что в СССР имелась возможность развернуть выращивание хлопка «до пределов, освобождающих Союз от покупки заграничного»593. Вывоз хлопка-волокна из Казахстана в 1932–1933 гг. должен был составить не менее 53,1 тыс. т594.
Приоритет выращиванию хлопка был дан в республиках Средней Азии, включая «кочевые» районы. Здесь хлопок должен был максимально вытеснить злаковые культуры на поливных площадях595, что и было сделано. Через несколько десятков лет это привело к разбору почти всей воды из Амударьи и Сырдарьи и обмелению Аральского моря, притом что значительная часть воды этих рек бесцельно уходит в землю в каналах, построенных по устаревшим или неправильным технологиям. В случае выращивания зерновых или других культур, которые требуют намного меньше воды, и правильно построенной системы ирригации такого наверняка бы не произошло.
Освоение степи под зерновые и технические культуры предполагалось реализовать путем «наступления на неиспользованные целинные пространства» (в таких высказываниях видна риторика войны с природой. – Ф. С.). Тем самым в Казахстане нужно было создать «мощный социалистический сектор крупного государственного хозяйства в полеводстве». В нем стали бы работать минимум 100–150 тыс. человек из числа местного населения, и еще минимум 50–60 тыс. казахских хозяйств должны были осесть в совхозах, став новой «пролетарской армией»596. Председатель ЦИК Казахстана Е. Ерназаров отмечал, что оседание кочевников и «заключается в том, чтобы суметь посеять и прикрепиться к земле»597, что означало приоритет земледелия.
Тем не менее планировалось сохранить и животноводство598. Власти считали, что оседание повлечет за собой «значительное увеличение стада»599. (На практике это оказалось не так.) Зампредседателя СНК Казахстана У.Д. Кулумбетов говорил об оседании кочевников с возможным сохранением сезонных миграций скота, правда, с сокращением радиуса