893.
Случаи дискриминации и шовинизма по отношению к откочевникам-казахам наблюдались в Узбекистане, где в некоторых местах «узбеки недружно встретили их и стали издеваться над ними», и в Каракалпакии («националистическое отношение к землеустройству» беженцев и оказанию помощи их детям). В Туркмении резко ухудшились межэтнические отношения, были зарегистрированы многочисленные факты ограбления колхозов и угона скота откочевниками у местных туркмен и наоборот894.
Тем не менее власти были не способны сдержать откочевки. Активно действовало государство фактически только в сфере пресечения эмиграции из страны, которая была признана крайне вредной по политическим причинам895. Во-первых, руководство страны пыталось ввести запретительные меры. В феврале 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило конфисковать все имущество у семей, пытающихся бежать за границу со своим скотом, и принимать меры против угона скота за границу896. В том же году ОГПУ дало указание пограничному командованию «перекочевку скотоводов в Персию не допускать»897.
Во-вторых, власти пытались наладить устройство иммигрантов, ранее прибывших из других стран. ОГПУ требовало принять меры по улучшению их снабжения. Некоторые чиновники за плохое отношение к иммигрантам были показательно подвергнуты репрессиям. Так, в январе 1931 г. работники Иолотанского района Туркменской ССР были преданы суду за дискриминацию и игнорирование устройства – иммигрантов-белуджей. Кроме того, НКИД считал необходимым создание в пограничной полосе «условий, которые бы ликвидировали эмиграционные настроения среди пограничного скотоводческого населения и стимулировали развитие их хозяйств и тем самым их заинтересованность в спокойствии в погранполосе»898. Очевидно, это относилось и к иммигрантам из других стран, и к «своему» кочевому населению.
Среди эмигрантов, ушедших из страны, была развернута пропаганда о возвращении в СССР через «влиятельных» среди них лиц. НКИД полагал необходимым «усилить наши связи с зарубежными племенами, могущие ослабить роль туркестанской эмиграции на севере Афганистана». При Среднеазиатском бюро ЦК ВКП(б) работала специальная Пограничная комиссия899.
Таким образом, реализация в СССР программы форсированного обоседления и коллективизации кочевников встретила сильное сопротивление (такая же ситуация наблюдалась и в оседлых регионах, где широко развернулось сопротивление коллективизации, реквизициям и раскулачиванию).
Реакция кочевого населения на действия государства проявилась в разных формах. Косвенное сопротивление состояло в распространении антисоветских слухов и настроений, а также в сохранении традиционных «несоветских» родовых структур после перехода на оседлость и коллективизации.
Активное сопротивление включало в себя уклонение от сдачи скота и зерна государству и возвращение реквизированного скота. Наиболее сильными формами сопротивления стали восстания и участие кочевников в басмаческом движении, которое получило второе дыхание после начала коллективизации (это движение имело одновременно и политическую, и уголовную направленность). Фактически в начале 1930-х гг. в Средней Азии продолжилась Гражданская война.
Активное сопротивление проявилось также в массовых откочевках и эмиграции. Кочевники уходили с мест из-за голода, в поисках средств к существованию, чтобы избежать реквизиций скота и другого имущества.
В целом реакция местных властей на откочевки и эмиграцию была слабой. Они не ожидали такого поворота событий и оказались к нему не готовы, тем более что ситуация в самих этих регионах была тяжелой. Прибытие беженцев в другие регионы вызвало обострение социальных и межэтнических отношений. Сами откочевники находились в очень уязвимой ситуации, что всегда характерно для вынужденных мигрантов.
Прекращение форсирования
Уже в период массовой коллективизации власти поняли, что ее форсирование ведет к нежелательным последствиям. Так, 19 декабря 1929 г. руководитель Казахстана Ф.И. Голощекин сообщил И.В. Сталину о «перегибах» при хлебозаготовках и о том, что принимаются меры по их исправлению900.
Через некоторое время восстания, вспыхнувшие по всей стране, и другие формы сопротивления вынудили власть и вовсе отступить, объявить паузу. Н. Верт подчеркивал, что это «факт, невиданный за все время сталинского правления»901. 2 марта 1930 г. в «Правде» вышла статья И.В. Сталина «Головокружение от успехов», в которой он подверг жесткой критике «перегибы» при коллективизации. В том же месяце ЦК ВКП(б) принял постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». Коснулось «торможение» и «кочевых» регионов – в сентябре 1930 г. на заседании ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам было высказано мнение, что «нажим в кочевых районах не может быть таким же, как в европейских районах»902.
Переосмысление политики произошло и на региональном уровне. В 1930 г. Ф.И. Голощекин стал критиковать свою же политику, которую, как он считал, «извратили» на местах: «Коллективизация в кочевых аулах не имела никаких предпосылок, абсолютно не была подготовлена нашими силами»903. Тогда же он фактически призвал остановить процесс полного обоседления кочевников: «Следует ли мыслить оседание в… животноводстве, исключая всякую кочевку? Нет». Он отметил, что новой целью должно стать «уменьшение радиуса откочевки хозяйств – отгон скота»904 (то есть переход на отгонное скотоводство). Однако в связи с выявленным сокращением поголовья скота упор в Казахстане все же был сделан на производство зерна, так как «животноводство… не поддается такому быстрому физическому восстановлению, как это возможно в отношении полеводства»905.
Власти пытались несколько умерить форсирование коллективизации и других связанных с ней акций. Ф.И. Голощекин упорно боролся за сокращение непосильных планов заготовок. Он – единственный из секретарей обкомов и крайкомов – в октябре 1931 г. возражал на пленуме ЦК ВКП(б) против плана хлебозаготовок, уже одобренного И.В. Сталиным906. В других «кочевых» регионах форсирование также пытались умерить (например, в Туркмении907).
Однако затем Ф.И. Голощекин уже призывал не бояться «перегибов»908. Очевидно, власти решили не останавливаться и завершить коллективизацию и перевод кочевников на оседлость любой ценой. Поэтому последствия этих процессов в Казахстане были очень тяжелыми.
Тем не менее долго так продолжаться не могло. В середине 1932 г. группа казахстанских коммунистов (в их числе был писатель Г.М. Мусрепов) обратилась в крайком ВКП(б) с письмом, в котором критиковались грубые ошибки в переустройстве казахского аула909.
В августе того же года председатель СНК Казахстана У.Д. Исаев написал письмо И.В. Сталину, в котором осудил преобразование кочевых районов в «сельскохозяйственные» (то есть земледельческие. – Ф. С.) и изъятие у кочевников скота910. У.Д. Исаев считал виновным в ситуации республиканское руководство, включая себя самого. Однако он делал акцент на «особой роли первого секретаря», то есть Ф.И. Голощекина. Признавая, что последний «проделал огромную работу в Казахстане (советизация аулов, борьба с групповщиной и др.)», У.Д. Исаев полагал, что Ф.И. Голощекин более не имел «необходимой силы для решительного поворота на основе суровой критики ошибок – и крайкома, и своих собственных»911.
Таким образом, для нормализации ситуации в Казахстане потребовалось вмешательство центра. Очевидные промахи в управлении республикой и провалы в осуществлении коллективизации и оседания вынудили союзное руководство отозвать Ф.И. Голощекина в Москву в сентябре 1932 г.912
После этого были приняты серьезные меры по исправлению ситуации. 17 сентября 1932 г. ЦКВКП(б) принял постановление «О сельском хозяйстве и, в частности, животноводстве Казахстана», которое значительно увеличивало допустимое количество скота в индивидуальном пользовании колхозников. Кроме того, животноводческие хозяйства освобождались от государственных налогов, обязательных платежей и централизованных скотозаготовок (на два года), был аннулирован их долг государству за прошлые годы913. Об этом постановлении бывшие кочевники отзывались так: «Наступила свобода»914.
5 октября 1932 г. СНК СССР принял постановление «О плане мероприятий по оседанию кочевого населения Казахстана». Экстренные меры властей предусматривали в том числе раздачу скота из колхозов и совхозов, а также роспуск колхозов, созданных «голым администрированием». Раздача скота стала чуть ли не единственным средством сохранить хотя бы жалкие остатки поголовья. Она же дала некоторые средства к существованию голодающему населению и прекратила эскалацию голода915.
После отзыва Ф.И. Голощекина в Москву несколько месяцев Казахстан оставался фактически без руководства. Впоследствии ВЦИК критиковал СНК Казахстана за то, что власти региона в этот период пытались продолжать форсированный перевод кочевников на оседлость916. Очевидно, это делалось по инерции.
В феврале 1933 г. главой Казахского крайкома ВКП(б) был назначен Л.И. Мирзоян. Он принял энергичные меры по облегчению ситуации917. Форсирование оседания и коллективизации кочевников наконец-то было прекращено. В 1933–1934 гг. колхозникам и откочевникам было роздано 892 тыс. голов скота918, что позволило спасти многих людей от голода.
Как это было принято, предыдущие действия местных властей подверглись нещадной критике. Партия и ВЦИК отмечали, что в реализации программы оседания были допущены «огромные ошибки», «перегибы», не было «должного проработанного плана» и «надлежащего руководства», «процветало… голое администрирование». Главной причиной неудач была признана спешка и неверие в возможность достичь целей постепенно, «рядом переходных ступеней». Критиковали также то, что государство в рамках заготовок фактически бесплатно изымало у людей продукты питания: «Мы брали продукты и должны платить за них деньгами и хлебом. Деньги иногда давали, хлеба в большинстве случаев не давали». (Так, только в Восточном Казахстане долг населению составлял около 700 тыс. руб.