1006.
В целом комиссия ВЦИК выдвинула такой девиз: «Оседание еще кочующих, закрепление уже осевших, устройство откочевников». Для успешного завершения этого процесса нужно было улучшить животноводство, научить кочевников «правильному использованию пастбищ» и земледелию, организовать подсобные промыслы, в том числе ремесла, рыболовство, «лесные занятия» (производство дегтя и скипидара, сбор дров на топливо), добычу извести, каменного угля и алебастра. Кроме того, комиссия призвала бороться с растратой и разворовыванием денежных средств, выделенных на оседание1007, ведь именно эта проблема была весьма актуальной в период форсирования.
Практическое воплощение новой политики в «кочевых» регионах вылилось, во-первых, в развитии животноводства. В июле 1934 г. А.С. Киселев отмечал, что удельный вес Казахстана и Киргизии по животноводству в РСФСР составлял 16 %, однако по товарности – гораздо больше, что должно было приносить прибыль государству. (С другой стороны, это заявление было несколько странным, так как до того власти постоянно жаловались на низкую товарность кочевой экономики.) Комиссия ВЦИК сделала благоприятный вывод, что к 1934 г. у большинства кочевников «наметилась здоровая тенденция… к развитию животноводства»1008. Действительно, «кочевые» регионы начали немного оправляться после голода.
В 1936 г. Л.И. Мирзоян транслировал указание И.В. Сталина: «Превратить Казахстан в основную животноводческую базу Советского Союза на Востоке». Он отмечал, что «особенно… быстро нужно поднять районы Центрального Казахстана, так называемые бывшие кочевые животноводческие районы»1009. Было объявлено, что «ошибочно было бы видеть в оседании переход от животноводческого хозяйства к земледельческому»1010. Такой подход был своего рода «спасением» для животноводческой экономики «кочевых» регионов СССР.
Вторым направлением реализации новой программы было землеустройство, которое в «кочевых» регионах получило статус «одного из важнейших хозяйственно-политических мероприятий», обеспечивающих осевшим кочевникам «устойчивое землепользование»1011. Советские землеустроители осуществили целый комплекс мероприятий – топографические, геоботанические работы, обустройство земель для животноводства и земледелия.
Было проведено обследование «кочевых» территорий на наличие водных ресурсов и возможности использования энергии ветра. Так как известно, что ветряные установки, особенно малые, не всегда бывают рентабельны, Центральный аэрогидро-динамический институт (ЦАГИ) предложил Госплану СССР разработать для «кочевых» регионов дешевые ветрогенераторы, которые можно было бы использовать также и для подъема воды.
Власти провели межевание земель и разрешение земельных споров. Особое внимание уделялось выяснению того, остались ли в «кочевых» районах какие-либо земельные неудобства (дальноземелье, чересполосица, вклинивание и т. д.). Кроме того, было распланировано «правильное» размещение новых «точек оседания» и усадебных центров. Условиями для их выбора было наличие воды, сенокоса и пашни1012. Таким образом, было сделано то, что власти упустили в период форсирования.
Некоторые бывшие «кочевые» территории, которые теперь считались «освободившимися» (после оседания кочевников), были отданы в пользование другим регионам страны. Так было сделано с «Черными землями» в Калмыкии, управление которыми было передано Наркомату земледелия СССР. На «Черные земли» на зимовку стали перегонять свой скот колхозы и совхозы не только Калмыкии, но и Сталинградской, Ростовской области, Орджоникидзевского (Ставропольского) края и Грузии. Всего на этой территории паслось до 1,6 млн голов скота1013.
Частью программы модернизации «кочевых» регионов оставалось переселение – в том числе на земли, ранее занятые кочевниками. Оно получило наиболее активное воплощение в конце 1930-х гг. Этой программой занимался Переселенческий отдел НКВД и Наркомат земледелия СССР1014. Так, в Бурятии к 1939 г. было переселено 2273 местных хозяйства1015. Вселение прибывших в регион переселенцев производилось в бурятские колхозы1016. Еще одним аспектом этой программы было сселение разрозненных осевших хозяйств в единые центры. Считалось, что это являлось финальной точкой оседания. Так, к 1941 г. в Бурятии было сселено 5739 хозяйств1017.
В «кочевых» районах продолжалось развитие системы образования. При начальных школах создавалась сеть интернатов, были «упорядочены» детские дома, плохое состояние которых вскрылось в период голода в Казахстане. Власти отмечали «огромный рост охвата детей школами, увеличение грамотности населения, расширение сети культурно-просветительных учреждений». Так, в 42 «кочевых» и «полукочевых» районах Казахстана было охвачено школой 84 % казахских детей1018.
Происходило улучшение системы здравоохранения – работали фельдшерские пункты, передвижные «венерические отряды», шло оспопрививание1019, была развернута борьба с социальными болезнями1020. Специалистам, которые прибывали на работу в «кочевые» регионы, было предписано выдавать земельные участки и ссуды1021.
Однако программа модернизации упиралась в нехватку финансирования и другие трудности. В 1936 г. Наркомат земледелия намечал потратить на мероприятия по оседанию кочевников 4 млн руб., однако Наркомат финансов снизил эту сумму до 2,5 млн руб. В 1938 г. в бюджете РСФСР было запланировано финансирование в размере 2,9 млн руб., а фактически было выделено менее 2 млн руб.1022
Местные власти кое-где не желали браться за такое трудное дело, как перевод кочевников на оседлость. В 1934 г. чиновник Наркомата земледелия М. Мурзагалиев, выступая в Бурятии, отмечал, что в регионах «все как будто отбояриваются от вопросов оседания, открещиваются от этого дела». Он подчеркивал, что именно работники-«националы» должны были стать в решении этой задачи «вожаками, толкачами», так как «они подтягивают и обслуживают на родном языке отставшую часть населения». М. Мурзагалиев сокрушался, что именно «националы», а не «европейцы» считали эту задачу «грязной, нехорошей, никому не нужной»1023. Тем не менее региональных чиновников можно было понять, так как программа перевода кочевников на оседлость была в определенной мере дискредитирована предыдущей неудачной политикой форсирования.
Летом 1934 г. в Каракалпакии строительство в местах оседания было приостановлено «вследствие отсутствия завозного строительного материала». Власти республики приступили к самостоятельной заготовке лесоматериалов в Средне-Волжском крае. Позднее, по результатам 1938 г., Наркомат земледелия СССР все еще констатировал неудовлетворительное снабжение «кочевых» регионов стройматериалами1024.
В Сталинградском крае до 1935 г. «никакая работа по оседанию кочевников… не проводилась». К апрелю того же года в Харабалинском районе из осевших 726 хозяйств было обеспечено квартирами только 441. Производственными постройками осевшие колхозы были обеспечены на 5—10 %. Областные власти запрашивали у Москвы средства на завершение этой работы. Однако 1 ноября 1935 г. Наркомат земледелия сообщил, что средств на это нет. Тем не менее ВЦИК предлагал в 1936 г. усилить в Сталинградском крае мероприятия по оседанию казахов и цыган и просил СНК РСФСР поставить вопрос о финансировании1025.
В сфере образования наблюдалась нехватка кадров, а также их низкая квалификация. Ликвидация неграмотности отставала от плана. Некоторые школы строили «не там, где нужно, в нездоровой местности, и неправильно». Так, в Талды-Курганском районе школа была поставлена «в очень заболоченном месте, даже к ней трудно пройти». При этом никто ни из Стройотдела, ни из Наркомата просвещения «не удосужился прийти посмотреть, что там строят, где строят и как строят». Во многих районах в школах был высокий отсев учащихся (до 25–30 %). Причинами его власти считали то, что «население до сих пор живет очень разбросанно и… радиус охвата… школой очень большой, и чем холоднее, чем ребятишки чаще перестают ходить». Кое-где школы не работали по нескольку месяцев, хотя по официальным данным числились действующими1026.
К 1934 г. в Казахстане из 39 районов оседания в четырех областях больницы были построены только в 23 районах, а врачи были в наличии только в 18 больницах. В феврале 1934 г. была открыта больница в Жанааркинском районе, но уже 20 апреля она была закрыта из-за отсутствия питания и топлива. В Каракалпакии в «кочевом» Тамдынском районе не было ни одного врача. В Бурятии радиус врачебных участков составлял до 30–40 км. В Тургае была построена хорошая больница, однако на 40 коек там было всего 10 чайных кружек и 14 клизм. Контингентом больницы были откочевники и детдомовцы, однако постоянное население больницей не пользовалось. Причины этого власти видели в «антисанитарном состоянии, плохом питании, недостаточной квалификации врачебного персонала»1027.
Расходы на программу оседания составили значительную сумму. Еще в 1930 г. Ф.И. Голощекин прогнозировал, что плановое оседание будет стоить столько же, сколько постройка Турксиба, – около 300 млн руб.1028 В 1934 г. А.С. Киселев отмечал, что уже было израсходовано 80 млн руб. на Казахстан и Киргизию (80 % оседавших хозяйств приходилось на эти регионы). Он фактически «подтвердил» и даже превысил цифру Ф.И. Голощекина – что еще понадобится 300 млн руб.1029 В Калмыкии только в 1921–1937 гг. капитальные вложения составили 77,4 млн руб.1030 На производство землеустроительных работ в «кочевых» регионах только к 1 января 1934 г. было выделено более 12,6 млн руб.1031 В целом к концу 1930-х гг. на программу седентаризации, включая землеустройство, было затрачено не менее 260 млн руб. Таким образом, из-за недофинансирования расходы все же получились меньше, чем планировалось.
Тем не менее постепенно принятые властями меры привели к определенным позитивным сдвигам в «кочевых» регионах. Казахстан постепенно стал оправляться от последствий грандиозной хозяйственной катастрофы и голода. В регионе уже в 1934 г. почти вдвое увеличился сбор зерна, который составил в среднем 5105 ц на колхоз (против 2645 ц в 1933 г.)