1087. Кроме того, слабое экономическое положение колхозов и низкий уровень хозяйственного руководства порождали у части цыган желание вернуться к кочевой жизни1088.
Можно говорить и о фиктивности оседания части цыганского населения. Некоторые цыгане вступали в колхозы только с целью получить денежное пособие, причитавшееся оседающим. После получения денег они исчезали1089. Кроме того, колхозы служили как перевалочные базы, опорные пункты для продолжавших кочевать цыган. Наиболее многочисленные таборы кочующих наблюдались именно в непосредственной близости от цыганских колхозов1090. Если до революции цыгане проводили зиму в деревнях, снимая жилье, то, так как в СССР была введена прописка, не каждый колхозник теперь решался приютить у себя табор на долгий срок1091. Поэтому фиктивное оседание в колхозах на зиму было фактически единственным выходом для кочевавших цыган.
Введение института прописки и «режимных» зон (пограничных и других) ярко выявило недоверие властей к цыганскому населению. Оседлых цыган в «режимных» городах, как общее правило, не прописывали и просили покинуть пределы города. В 1936 г. НКВД Белоруссии сначала согласился на создание только одного цыганского колхоза и «только для цыган, проживающих в Белоруссии», с условием, что не будет «ввоза цыган из других республик и областей». Однако в июне 1937 г. было запрещено создание и этого единственного цыганского колхоза, «ввиду близости границы» и того, что «большинство кочующих цыган – неизвестные люди». (Белоруссия рассматривалась властями как «остро-режимная зона»1092.) Очевидно, власти опасались возможного ухода цыган за границу, вовлечения их в контрабанду и других проявлений «нелояльности».
Кроме того, цыганские колхозы в большинстве случаев воспринимались местным населением и руководителями районов как «нежелательный элемент». Здесь сказывались как предрассудки, так и осознание того, что цыгане – «неудобный» и непредсказуемый контингент, которым трудно управлять. К тому же из-за создания цыганских колхозов соседние колхозы порой несли реальные территориальные потери1093.
Еще одной акцией недоверия властей к цыганам стало отселение цыган от Москвы и других «режимных» городов. На заседании плановой комиссии Наркомата земледелия в июле 1933 г. было объявлено, что «все цыгане, проживающие около гор. Москвы, переброшены в другие области для включения на работы». Одновременно Московский областной земельный отдел подвергли критике за то, что «затянул выполнение распоряжения НКЗема… способствовал созданию беспризорности цыганских семей и их проживанию как около г. Москвы, так и в самом г. Москве». Было выдвинуто требование в 1934–1935 гг. устроить оседающих цыган в пределах Московской области. Кроме того, было распространено мнение, что цыган надо выселить и из пределов области. Интересно, что в 1934 г. в Московской области, по данным властей, цыган не было обнаружено ни в колхозах, ни в виде единоличных хозяйств1094.
В таких условиях выходом могло стать создание цыганского национального района. Такую инициативу поддерживал в том числе Наркомат земледелия1095. Основанием для нее власти считали «ограниченность земельной территории и отсутствие жилищного фонда», что не давало «возможности укрупнить существующие цыганские колхозы» (так, в Западной области до 200 заявлений от кочевников о принятии их в колхоз остались без удовлетворения)1096.
В 1936 г. было принято решение о создании цыганского национального района в Куйбышевской области. С этой целью на ее территории были объединены два сельскохозяйственных района – Куйбышевский (на территории которого существовал цыганский колхоз «Нэви бахт») и Теренгульский1097. Тем не менее в итоге район так создан и не был.
В целом к 1 августа 1933 г. осело всего 0,52 % цыган1098. В 1936–1937 гг. в СССР было 45 цыганских колхозов, в которых проживали 1425 семей, что, по данным Н.И. Платунова, составляло 15,7 % от выявленных в стране 9047 цыганских семей1099. Хотя к 1938 г. число колхозов даже ненамного выросло (до 52), Н. Деметер, Н. Бессонов и В. Кутенков оценивали число цыган-колхозников еще ниже, чем Н.И. Платунов – всего 2–5 % от общего числа цыган даже в период наивысшего успеха колхозного строительства1100.
Власти отмечали, что оставшиеся кочевать цыгане оставались вне поля деятельности советской власти: «Никаких признаков культмассовой и просветительской работы среди кочующих цыган нет, вместо читки газет, книг, театра, кино и т. д., цыгане привлекаются азартными играми. Дети цыган школу не посещают»1101.
Цыганские колхозы оказались весьма неустойчивыми и демонстрировали неэффективность работы – в том числе потому, что у цыган отсутствовали навыки аграрной, управленческой, финансовой деятельности1102. В дальнейшем цыганские колхозы либо распались, либо были уничтожены в период нацистской оккупации и никогда более не возрождались. Очевидно, что сама колхозная система полностью противоречила цыганской ментальности1103.
Таким образом, отличие цыган от других кочевых народов состояло в том, что у них не было «своей» территории, они кочевали на этнической территории других, в основном оседлых народов. Цыгане занимались ремеслами, оседали на зиму в русских, украинских и других иноэтничных деревнях, ходили на заработки в города. Они как бы жили «при» этих оседлых народах, не в изоляции, а, наоборот, в определенном симбиозе с ними. Хотя некоторые цыгане, как и другие кочевники, занимались скотоводством, оно имело ограниченный характер (разведение лошадей).
Политика перевода цыган на оседлость с созданием колхозов, которую советские власти начали активно воплощать в жизнь в начале 1930-х гг., входила в противоречие с тем, что цыгане традиционно не занимались сельскохозяйственным трудом. По причине отсутствия у цыган «своей» конкретной земли колхозы пришлось создавать на государственных землях, среди этнической территории других, оседлых народов.
В целом перевод цыган на оседлость в 1930-х гг. оказался не вполне удачным и был завершен значительно позднее, о чем будет далее рассказано в книге.
Глава 3«Кочевые» регионы с 1940-х гг. до наших дней
Охват оставшихся «кочевых» регионов
Реформирование кочевой цивилизации на Севере затянулось на многие десятилетия. В начале 1920-х гг. отсутствовали даже точные сведения об этническом составе и численности коренного населения этого огромного региона. (Впрочем, такие же проблемы были характерны для многих отдаленных частей страны.) Известно, что к моменту революции оно составляло около 140 тыс. человек1104. Однако, согласно «Ведомости о населении Севера» (по переписи 1920 г.), численность «гиперборейцев», юкагиров, чукчей, коряков, камчадалов, айнов, телеутов составляла 67 606 человек, «прочих» народов – 545 999 человек. Материалы Наркомата по делам национальностей 1922 г. определяли общую численность малых народов Севера всего в 23 627 человек против действительных 150–160 тыс.1105
Согласно данным переписи 1926–1927 гг., 54,4 % представителей малых народов Севера вели кочевой образ жизни. Если из этих данных исключить население региона Амура, в значительной степени оседлое, то показатели кочевого быта возрастают до 62 %. Некоторые народы были целиком или в большинстве своем кочевыми: долганы – 96 %, эвенки – 92 %, чукчи – 71 %, коряки – 54 %1106. На Ямале к середине 1930-х гг. практически все население полуострова составляли 4,5 тыс. кочевников-оленеводов. Сколько-нибудь крупные постоянные населенные пункты на полуострове отсутствовали1107. По переписи 1932–1933 гг., здесь насчитывалось 558 кочевых, преимущественно ненецких, хозяйств, в 1934 г. – 6981108.
Одной из главных задач властей на Севере, как и во всех других «кочевых» регионах, было создание советских органов управления и общая советизация этой территории. В 1922 г. при Наркомате по делам национальностей был создан «Полярный подотдел управления туземными народами Севера». В 1924 г. при Президиуме ВЦИК был образован Комитет содействия народам северных окраин1109. Его задача состояла в «содействии планомерному устроению малых народностей Севера в хозяйственно-экономическом, административно-судебном и культурно-санитарном отношении»1110.
В 1926 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли «Временное положение об управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР», которое было нацелено на «защиту прав и интересов трудящихся туземцев Северных окраин», а также на «вовлечение их в дело управления, наиболее полное и правильное проведение среди них законов Советского правительства», «поднятие их хозяйства и культурных условий жизни». Интересно, что это «Положение» было принято по образцу Устава об управлении инородцев 1822 г. Как отмечает Ю. Слезкин, таким образом народы Севера вернулись к обновленному варианту старой административной системы. «Бродячие инородцы» стали «туземцами», «кочевые и оседлые инородцы» остались при своем, управления превратились в советы. Однако основной принцип неспешного прогресса через культурные заимствования остался прежним1111. На наш взгляд, такой подход был достаточно взвешенным и реалистичным.
Советизация Севера столкнулась с большими трудностями. Коренное население стремилось сохранить традиционную родовую власть, а образование советов (даже родовых) происходило во многих местах очень медленно, особенно в тундре и лесотундре. В 1925 г. ненцы низовьев Енисея заявляли, что «родовой совет нужен русским, а им нужен князь». В советы проникали родовые старшины и богачи – особенно это было распространено в Туруханском крае и Якутии. Северяне воспринимали власть родовых советов в форме единоличной власти председателя. Сами председатели говорили: «Я – родовой совет», считая себя кем-то вроде бывшего князя. Понимание функций суда было более ясным, поэтому северяне решили, что туземный суд – это «большой начальник» (выше, чем совет).