— А, здравствуйте, миз Глассер, — сказал поверх ее плеча полицейский.
— Здравствуйте.
Грейс обернулась ко мне и одними губами спросила:
— Ты в порядке?
Я кивнула.
— Детектив Ларри Рош, отдел расследования убийств округа. — Полицейский мельком продемонстрировал бляху. — Я как раз хотел сказать вашей подруге Грейс, что репортеры не видели, как я уехал. Я распорядился, чтобы наши спецы по связям с общественностью выпустили официальное заявление прямо перед тем, как я уеду. Поэтому за мной никто не следил — все кинулись брать у них комментарии. Честное слово, пресса вам тут не грозит.
Тут его сотовый телефон заиграл мелодию из «Крестного отца».
— Прошу прощения, — сказал детектив.
Он бросил в трубку:
— Рош, — и провел свободной рукой по гладкой блестящей голове. — Пусть работают сверхурочно. Скажите, что это я распорядился. Мне нужны результаты анализа крови, и точка. — Он выслушал невидимого собеседника и нахмурился. — Пошли водолазов. И кстати, выясните, откуда идет утечка информации.
Он дал отбой и снова повернулся ко мне:
— Прошу прощения, миз Глассер. Не могли бы вы ответить нам на несколько вопросов? Исключительно добровольно, разумеется. Мы будем благодарны за любую информацию. Пока что приходится идти наугад.
Значит, подозреваемого у них нет. Им нужна моя помощь, потому что я знаю друзей и близких Хью.
— Я понимаю.
— Не согласитесь ли вы съездить в Массамат, в отделение полиции округа? Мы могли бы там поговорить.
Я побледнела. Грейс тут же включила защитный режим и уперла руки в бока.
— Это еще что за новости?! — вопросила она. — Зачем это ей ехать в Массамат? Почему вы не можете задать свои вопросы здесь?
Грейс понимала все исключительно буквально. В отличие от меня она никогда не любила детективные сериалы. Не смотрела запоем «Главного подозреваемого» с Хелен Миррен в роли старшего полицейского инспектора Теннисон. Не просиживала всю ночь перед экраном, где крутили подряд ясе серии занудного «Закона и порядка». А мне все эти фильмы помогали хотя бы на час поверить в то, что в мире есть и закон, и порядок. Так вот, если бы Грейс посмотрела столько же детективных сериалов, сколько посмотрела их я, она бы знала, что полицейские предпочитают производить допрос на своей территории, чтобы допрашиваемый был немного испуган и чувствовал себя не в своей тарелке. В таких условиях подозреваемый может выдать себя или признаться еще прежде, чем сообразит связаться с адвокатом. Просьба Роша означала, что меня подозревают. Внутренне корчась от ужаса, я постаралась изобразить спокойствие.
— Как правило, официальная обстановка помогает человеку освежить воспоминания, — уверенно заявил Рош. — Не исключено, что безобидный на первый взгляд эпизод отношений миз Глассер и мистера Уокера выведет нас на след.
— У них давно уже нет никаких отношений, — заявила Грейс.
— Ничего, Грейс, — сказала я. — Я хочу помочь.
Может быть, я все не так поняла, и полицейские на самом деле нуждаются в моей помощи. Может быть, какие-нибудь мои воспоминания наведут их на другого подозреваемого. Да и какой у меня выбор? Звонить адвокату или отказываться от сотрудничества? Но тогда они лишь уверятся в том, что я что-то скрываю. А мне скрывать нечего, кроме разве что визита на место преступления этим утром. Нечего — или?..
— Благодарю вас. — Рош даже руки сложил молитвенно.
Его обходительные манеры вкупе с элегантным внешним видом создавали впечатление, что он приглашал меня не в участок, а в ресторан.
Грейс повернулась ко мне. Лицо у нее было взволнованное.
— Нора, я не знаю…
— Все в порядке, — повторила я. — Только мне надо одеться.
Грейс — не то стремясь задобрить полицейского, не то в попытке скрыть смятение, — предложила Рошу свой фирменный латте. Рош отказался.
Я торопливо ушла в спальню и начала одеваться. Натянула задом наперед свитер. Беря с тумбочки у кровати часы, я мельком мазнула взглядом по книге «Роль музы в современном искусстве» Эйприл Крим, которая лежала на самом верху стопки. Я заказала эту книгу тем утром, когда получила письмо Хью. Помню, что прочла рецензию, после чего мне захотелось узнать, как другие музы справлялись с предательством человека, который их обессмертил. Едва дождавшись книгу, я погрузилась в чтение.
Мне не хотелось судьбы Доры Маар. Печальная красавица франко-хорватских кровей с тонкими, словно карандашом нарисованными бровями и чувственными губами, она навсегда вошла в историю как «Плачущая женщина» Пикассо. Дора много лет была его любовницей и музой, но однажды он нашел себе другую. Она же никогда больше не вступала в отношения с мужчиной и стала ревностной католичкой. «После Пикассо — только Бог», — говорила она.
После ее смерти в ее квартире нашли картины Пикассо — его подарки, которые стоили целого состояния, но не были проданы, поскольку Дора хранила их как память. Десять лет спустя ее портреты кисти Пикассо стоили бешеных денег: «Дора Маар с кошкой» была продана на аукционе «Сотбис» за 95 миллионов долларов. Что ж, это лишний раз доказывает, что роль музы в искусстве остается трагически недооцененной»
Скрипнула дверь спальни, Грейс просунула голову в дверь:
— Нора?
— Иду.
Я вышла в гостиную. Рош рассматривал мою книжную полку. При моем появлении он остановился и повернулся ко мне:
— Вы готовы?
Я подошла к столу.
— Сейчас, только ключи найду.
— Ты оставила их возле раковины, дорогая, — подсказала Грейс и ушла на кухню.
Я сняла со стула плащ, и Рош тут же оказался рядом, чтобы по-джентльменски его мне подать.
— Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились съездить с нами, миз Глассер.
Надеюсь, он не заметил, как у меня дрожат руки, сказала я себе. Вот мой отец, тот полицию ни в грош не ставил. Он никогда не был в тюрьме, но жизнь свою закончил после развода в чужом подвале — все оставшиеся деньги он отдал нам с мамой. «Я знаю, что обо мне говорят всякое, Нора. Но я хотел лишь одного: чтобы у вас с матерью было все самое лучшее. Все, что я делал, я делал из любви к вам».
В день, когда мой отец уезжал, он наклонился, взял в руки мое лицо и сказал: «Вот тебе совет, детка. Совет на каждый день. Жизнь — жестокая штука. Она еще не раз и не два будет швырять в тебя чем попало. Главное — не дай ей разбить тебе сердце».
Я приказала пальцам не дрожать и стала застегивать плащ.
— Я хочу, чтобы вы нашли убийцу, детектив.
И я не лгала.
Грейс вручила мне ключи, а Рош открыл дверь и жестом пропустил меня вперед. Но сначала я подняла с пола отцовскую фотографию. Краем рукава я протерла грустные глаза Натана Гласссра, запятнанные грязью от моего сапога. Потом я поставила фотографию на стол и вышла.
— Не волнуйся, Нор. Я буду рядом, — крикнула мне вслед Грейс. — И смотри, если не хочешь, ничего им не говори.
Я свернула к своей «тойоте», но детектив Рош позвал меня и указал на полицейскую машину, за рулем которой сидел полицейский из округа.
— Можно я поеду на своей? — хрипло спросила я.
— Лучше на нашей. Так будет удобнее. Не волнуйтесь, мы обязательно отвезем вас обратно до дома.
Он зашел вперед и открыл передо мной заднюю дверь, куда обычно усаживают подозреваемых.
— Осторожно голову, — сказал он, коснувшись волосатой рукой моей макушки. Я пригнулась и села в машину.
Всякий раз, когда полицейский в сериале вот так вот усаживал в машину подозреваемого, я воображала, как теплая рука заботливо накрывает макушку, немедленно успокаивая трепещущего от страха подозреваемого, особенно невиновного, а впрочем, даже, наверное, и серийного маньяка вроде Теда Банди. Но в реальности этот жест отдавал фальшью. Дешевая полицейская психология. «Мы твои друзья. Мы о тебе заботимся. Мы хотим, чтобы у тебя все было хорошо». Так себе заявление от ребят, которые только и мечтают засадить тебя за решетку или поджарить на электрическом стуле. Просто им не хочется отвечать, если вы обо что-то ударитесь.
— Пристегните ремни. Мы ведь не хотим, чтобы вы ушиблись, если придется резко тормозить. Или если попадется яма на дороге, — предупредил Рош. — Мы в этом году уже видели парочку, и немаленьких.
— Сообщите о них в дорожное управление, — посоветовала я.
У меня в ушах зазвучал голос отца: «Не шути с ним, ребенок. Тут все серьезно».
Я пристегнулась. В машине попахивало какой-то химией, словно в банке от моющего средства, сидеть на жестком сиденье серого пластика было неудобно. Наверное, его специально сделали таким, чтобы легче было отмывать от блевотины, мочи или крови, подумала я, и мне стало противно. А что это за странное серебристое колечко на полу посередине?
— Зачем здесь кольцо? — спросила я через перегородку.
Рош как раз уселся на пассажирское сиденье рядом с водителем. Из-за воротника рубашки показался край черно-синей татуировки, обвивавшей его шею, и образ вежливого старомодного сквайра несколько померк. Рош оглянулся через плечо.
— Это чтобы пристегивать наручники, — сказал он.
С меня слетели последние остатки бравады. Машина выкатилась на улицу, полицейское радио затрещало, плюясь адресами и кодами. Сердце у меня бешено грохотало. Руки все дрожали. В животе сосало. Даже царапина на щеке напомнила о себе. Откуда она только взялась? Ведь…
Хряп!
Я ударилась макушкой о крышу.
— Проклятая яма! Больно ушиблись? — спросил Рош.
Я пострадала. Мне было страшно и одиноко. Мне хотелось позвонить тетушке Ладе и услышать ее спокойный голос. Вот только она обязательно поймет, что я испугана, и сама начнет волноваться.
— У меня все хорошо, — сказала я и повторила, больше для себя, чем для него: — У меня все хорошо.
Письмо редактору
Уважаемый редактор.
Спасибо вам за «Советы на каждый день», которые привносят толику позитива в проблемы, с которыми сталкивается рядовой житель нашего города. Передайте мисс Глассер, что она из «наших». Машина у нее наверняка не новая и даже не двухлетка. И вряд ли она является владелицей семисотметрового летнего дома плюс к пентхаусу на Манхэттене. Давайте посмотрим правде в глаза: в Пекоде идет самая настоящая классовая война, и мы знаем, кто в н