— Бен — представитель прессы.
— Бен исключение — он уже в деле, и он поклялся, что в печать не попадет ни слова. Знаете, лучше всего вам вообще не говорить с теми, кому вы не можете доверять на все сто, в том числе с друзьями и родными — особенно с друзьями и родными. Вы себе не представляете, какие от этого могут быть проблемы. У меня была клиентка, которая обвинялась в страховом мошенничестве, а показания против нее дала сестра, нацелившаяся на семейный бизнес. И муж клиентки. Что вы знаете о своей подруге Грейс и ее семье? Можете ли вы им доверять?
Я вновь почувствовала, что задыхаюсь, не в силах об этом думать. Я откашлялась и кивнула:
— Они болтать не станут. А из родственников у меня только тетушка. О ней можете не беспокоиться.
Откладывать звонок тетушке я больше не могла. Лучше уж пусть она по голосу услышит, что я расстроена, потому что, не услышав голоса вовсе, перепугается еще больше.
Губбинс нахмурился.
— Осмотрительность, осмотрительность и еще раз осмотрительность.
Он полез в карман верблюжьего пальто и достал ключи.
— Завтра во второй половине дня приезжайте ко мне в офис. Я подготовлю документы, чтобы вы их подписали, и обсудим дальнейшую стратегию.
— Вы об этом говорили там с Беном, да? О стратегии?
— Нет-нет-нет. — Он нервно улыбнулся. — Мы говорили совсем о другом.
Я ему не поверила. А это, наверное, плохо, когда не веришь собственному адвокату. Но Бен-то ему доверял, а Бен был далеко не глуп.
— Постарайтесь не слишком переживать, — посоветовал Губбинс.
Он пожал мне руку и шустро сбежал вниз по лестнице. В животе у меня забурчало. Я уселась на низкую бетонную ограду у ступеней лестницы. Напряженные мускулы шеи отозвались тупой болью. Как тут, спрашивается, не переживать? Тут я вспомнила о тетушке и о ее нервах, которые наверняка разыгрываются с каждой минутой все сильнее, вытащила телефон и позвонила в «Кедры».
«Кедры» — это комплекс, предоставляющий пожилым людям проживание с уходом; я нашла его всего в шестнадцати милях от Пекода. После выхода на пенсию тетушка еще долгое время работала в фотоархивах Ассошиэйтед Пресс, но артрит, которым она страдала, мало-помалу брал свое, и в конце концов она уже не могла выезжать в город. Городские дома престарелых — в чистом виде кошмар клаустрофоба, и по сравнению с ними «Кедры» выглядели очень даже неплохо. Тетушке Ладе там, кажется, нравилось, а поскольку нас разделяли всего шестнадцать миль, я могла бывать у нее каждую неделю.
Единственный недостаток всего этого заключался в том, что страховка и собственные средства тетушки не покрывали стоимость ее проживания целиком, и мне приходилось доплачивать разницу. Но я была рада, что теперь за ней есть присмотр.
В последнее время она начала сдавать.
Гудки шли один за другим, и наконец меня автоматически переключило на дежурную по имени Ивонн. Я попросила ее сообщить тетушке, что у меня все в порядке и что я приеду, как только смогу. Где-то неподалеку взревел мотоцикл, и последние слова мне пришлось буквально кричать в трубку.
Темно-зеленый с серебром мотоцикл — винтажная модель — с ревом пронесся вокруг парковки и остановился у подножия ступеней. За рулем был не кто иной, как Бен. Недоверчиво на него глядя, я спустилась вниз.
— С каких это пор ты разъезжаешь на этой штуке? — громко спросила я, чтобы перекрыть шум мотора.
Бен поднял щиток шлема.
— Мой автомобиль в ремонте. — Он похлопал по логотипу «Триумф» на бензобаке. — А это подарок Сэму на выпускной. Байк Стива Макквина, серийная копия девяносто второго года. С ним надо было повозиться, поэтому Сэм не стал сразу забирать его с собой в колледж. Теперь работает как часы.
Он достал из сумки у седла второй шлем и протянул его мне:
— Запрыгивай.
Я заколебалась.
— Не бойся. Я умею водить мотоциклы. У меня в колледже был «харлей».
— Не в этом дело. Просто я… я пока не хочу домой.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно пытаясь прочесть что-то на моем лице.
— Ясно, — сказал он наконец. — Тогда давай подыщем в Массамате какой-нибудь бар, или вообще вернемся в Пекод и заглянем в…
— «Уютный уголок», — хором закончили мы. Я улыбнулась. Мне сразу стало легче.
Я надела шлем и села Бену за спину. Спина у него была на удивление сильная. Я обхватила его руками за талию. Ни намека на пивное брюшко. Для своих сорока семи лет он был в очень приличной форме. Странно было после стольких лет снова обнимать мужчину, причем собственного начальника. У меня он ассоциировался с редакционными заданиями и редакторской правкой, но никак не с катанием на мотоцикле. Он на мгновение положил ладонь на мою руку и мимолетно сжал. Мне было странно и приятно.
— Держись крепче, — сказал он.
Он ударил ногой по подножке, мотоцикл словно присел и тут же с ревом рванулся вперед. Бен вырулил с парковки и свернул на восток, к Пекоду, но маршрут выбирал странный, незнакомый. Мы летели зигзагом, сворачивая на одну живописную улочку за другой, минуя приземистые дома, нестриженые газоны и крошащиеся, заросшие сорняками дорожки, и вдруг вылетели на узкую проселочную дорогу, которая обнимала берег.
Дорога виляла туда-сюда. Бен прибавил скорость. На ухабах и поворотах я прижималась к нему, наслаждаясь движением и дрожью мотора, который то взрыкивал, то урчал у меня между ног. Я глубоко вдыхала соленый морской воздух. Облетевшие древесные кроны были пронизаны лучами вечернего солнца, и их мелькание погружало меня в приятное подобие транса. Спрятавшись за спиной у Бена, я почти не чувствовала ветра, тепло его тела согревало мне грудь. Мерзли только руки: я позабыла надеть перчатки.
Словно прочитав мои мысли, Бен взял мою правую руку и сунул ее в карман своей парки. Это показалось мне очень интимным — впору влюбленному мальчишке, — но я инстинктивно отдалась этому чувству, и левая рука очутилась во втором кармане. Мои пальцы коснулись чего-то металлического.
Около четырех дюймов в длину, дюйма или двух в толщину, гладкое по сторонам, со впадиной по торцу. Складной нож. Большой складной нож.
Я в страхе выдернула руку и почувствовала, что тело Бена напряглось. Зачем он носит с собой нож, да еще такой? «Успокойся. Сейчас тебе что угодно покажется подозрительным». Я сунула руку обратно в карман.
Мы вывернули на прямой участок, по которому можно было срезать путь через бухту и попасть прямо к Пекоду — узкая полоса песка с землей, окруженная лишь водорослями и водой. В угасающем алом и оранжевом свете заката пейзаж выглядел волшебно — я написала бы его, будь у меня хоть толика таланта Хью.
Нет больше ни Хью, ни его таланта, горько подумала я, чувствуя, что начинаю сползать в тоску. Ничего он больше не напишет. Однако я быстро взяла себя в руки, выпрямилась и покрепче обхватила ногами седло. Я вытащила руки из карманов Бена и раскинула их в стороны, вбирая в себя красоту окружающего мира. Я не боялась потерять равновесие — спасибо пилатесу. Я чувствовала себя гибкой и сильной. Бен поддал газу, и мы полетели по дороге, и ветер подгонял нас в спину. На несколько кратких волшебных мгновений я позабыла обо всех своих бедах. И все же в мое сознание прокралась темная мыслишка.
Может быть, мне никогда больше не суждено почувствовать такой свободы.
В «Уютном уголке» как раз начинался час «два по цене одного». Клюквенно-красный домик у дороги считался чайной, но в поднесенной вам чашке вполне мог плескаться и более крепкий налиток. В годы сухого закона это заведение пользовалось покровительством полицейского департамента, которому платил сам Голландец Шульц, известный гангстер, и считалось самым популярным из многочисленных питейных заведений, которые в те годы располагались вдоль побережья, получая спиртное с кораблей, чинно стоявших на якоре у самой границы территориальных вод. Популярностью своей оно было обязано в основном капитану Вильяму Маккою — все знали, что на его корабле бормотухи не держат. Жители города до сих пор утверждали, что выражение «настоящий Маккой» возникло именно благодаря предприимчивому капитану и его первоклассному товару.
«Уютный уголок» полностью соответствовал своему названию. В главной зале имелся сложенный из камня очаг, балки потолка нависали над полами, крытыми широкой сосновой доской, и закутками, в каждом из которых на столе стояла лампа под абажуром. И все же ни огонь в камине, ни уютная обстановка не помогали — я дрожала от холода всем телом и даже не сняла плащ.
В баре было людно, и, когда мы вошли, его владелец — афроамериканец Кевин Коутс, бывший чемпион штата по борьбе, — помахал нам от дальнего конца стойки. Кевин был одним из лидеров небольшого сообщества афроамериканцев в нашем городе. История его семьи уходила корнями во времена, когда беглые рабы приезжали на север и нанимались на тяжелый и опасный китобойный промысел, выходя в море на кораблях бок о бок с индейцами и белыми. Один из таких рабов, впоследствии дослужившийся до капитана китобойного судна, и стал предком Кевина. Семейство Коутс жило в Пекоде уже больше двухсот лет, и за это время повидало немало подъемов и спадов как общественного, так и экономического толка. Кевину хотелось поговорить об убийстве.
— Что там полицейские между собой говорят? Грабеж это был? Или проникновение? А может, у кого-то был на него здоровенный зуб?
Мы с Беном только головами покачали. По молчаливому уговору мы делали вид, будто не знаем ничего сверх официально объявленного. И уж конечно, не стали рассказывать Кевину о том, как меня возили на допрос.
— Полиция как воды в рот набрала, Кев, — ответил Бен.
Кев продолжал сыпать догадками, а Бен тем временем заказал две водки с тоником.
— А если это серийный убийца, ну мало ли, надо всем договориться и дежурить по очереди — помните, как с тем киллером, Зодиаком?
В разговор вмешалась подвыпившая женщина, сидевшая чуть дальше от нас:
— Лично я прямо завтра еду в приют и беру себе там питбуля.