Теперь кофе. Со вчерашнего дня осталась почти половина кофеварки. Я налила полную кружку и сунула ее разогреваться в микроволновку.
— С вами Вулф Блицер и специальный выпуск CNN «Двойное убийство в Пойнт». С нами в студни Тобиас Уокер, брат убитого Хью Уокера.
Тобиас. В последний раз я его видела у нас на свадьбе.
Я схватила кружку и побежала в гостиную, но тут, конечно, по телевизору началась реклама. С шумом прихлебывая горькое пойло, я вспоминала, что устроил Тобиас в больнице, где Хью лежал после сердечного приступа. Тобиас сунул Хью под подушку икону с Иисусом, сел рядом и начал читать едва пришедшему в себя брату статьи из «Современного христианства» и «Бюллетеня молодого баптиста» — сбежать ведь Хью от него не мог. Потом Тобиас стал собирать родных остальных пациентов реанимации на ежедневную молитву, которую проводил в комнате ожидания, а докторам и медсестрам раздавал карточки с текстами молитв. Хью чуть не умер от стыда.
На экране снова возник Вулф.
— Благодарю вас за то, что вы пришли, мистер Уокер. Примите мои соболезнования, — сказал он.
— Спасибо, Вулф.
Печальный, с покрасневшими глазами Тобиас сидел напротив ведущего. Лицо его, выглядевшее таким знакомым, заставило меня вновь содрогнуться от боли. Братья всегда были очень похожи. Тобиас был выше, худощавее — версия с пониженной чувственной составляющей. Видеть в его лице знакомые черты было особенно больно — теперь, когда Хью умер.
— Насколько я понимаю, в пятницу вы прилетели в Нью-Йорк из Виргинии, чтобы посетить Конференцию в защиту семьи и брака, — говорил Вулф. — Ав воскресенье получили ужасное известие о том, что ваш брат и невестка убиты.
Тобиас тяжело сглотнул.
— Да, именно так. Какая ирония!
— Быть может, вы догадываетесь, кто мог совершить такое бесчеловечное убийство? И по каким причинам?
— О нет. Эта трагедия превосходит мое разумение. Им обоим было для чего жить. У Хью были его картины и чудесная жена. И дочь, которую они очень любили, — Кэлли, моя племянница.
— Которая в те выходные осталась в городе с тетей. Поистине счастливая случайность, — заметил Вулф.
Тобиас кивнул.
— Мы с Хью говорили в субботу утром, когда он вез ее в город, к сестре Хелен. После этого Хью с Хелен собирались отправиться в Пекод. Мы посетовали на то, что не можем съездить вместе. Не будь я так занят на конференции, мы успели бы повидаться перед…
Тобиас опустил взгляд и помолчал. Потом откашлялся.
— Что ж. Возблагодарим Господа за то, что в тот день с ними не было Кэлли. Это поистине чудо.
— Единственное светлое пятно в этой трагедии, — мрачно покивал Вулф.
— Да. Она очаровательное дитя.
— Думаю, что не ошибусь, если скажу, что не только я, но и многие другие мысленно с вами в этот час.
— Спасибо, Вулф.
Вулф тоже рассыпался в благодарностях, и на экран выскочила реклама боксерского матча.
Значит, в эти выходные Тобиас был в Нью-Йорке? Вот уж не думаю, что Хью и впрямь «сетовал» на несостоявшуюся встречу. Хью не любил встречаться с братом. После смерти родителей они почти не виделись. Мы даже на свадьбу не сразу решились его пригласить.
Помню, как Хью готовил меня к знакомству с Тобиасом.
— Он преподает в евангелической школе — биология с налетом креационизма, — едко усмехнулся Хью. — Жена — воспитательница в детском саду. Сына назвали Гидеон — подозреваю, что это из Библии. Не удивляйся, если он начнет говорить о Христе так, будто он его родственник. Или супергерой и по совместительству лучший друг, — предупредил Хью. — Нас обоих крестили в лютеранство, но только Тоби к этому серьезно относится. Очень серьезно. Пока он не уехал в колледж, мы жили в одной комнате, так он мне целыми ночами не давал спать, все читал вслух Библию. Или цитировал теологов. Как сейчас помню, он декламировал на память антисемитские сочинения Мартина Лютера: «Мы должны изгнать их как бешеных собак, чтобы не поразил также и нас гнев Божий за отвратительное поношение и скверну, которые нам зачтутся во грех», «их дыхание воняет жаждой золота и серебра язычников…». Вот такую религию исповедует Тоби.
Всякий раз, глядя на Тобиаса, я вспоминала эти слова, и мне становилось противно.
На экране вновь появился Вулф Блицер и стал показывать видео с Кэлли, которую держала за руку женщина в кожаной мотоциклетной куртке, со взлохмаченными каштановыми волосами. Он назвал эту женщину сестрой Хелен. Теткой Кэлли. Женщина с девочкой вышли из какого-то запущенного жилого здания в Чайнатауне и, отворачиваясь от репортеров, торопливо сели в машину. Малышка Кэлли теперь сирота. Наконец-то сумев разглядеть ее лицо, я порадовалась, что она вовсе не похожа на Хью, если не считать темных кудрявых волос. Она была такая бледная, такая испуганная. Что с ней теперь будет? Кто сотворил весь этот ужас? Кто бы это ни был, он заслуживает вечного заключения.
«А если это я?»
Я ослабила пояс халата. Мне вдруг стало жарко и показалось, что не хватает воздуха.
Специальный выпуск кончился, и я стала просматривать новостные каналы, один за другим. Ничего нового там не говорили. Из спальни снова зажужжал сотовый. Я бросилась к нему, и тут же пожалела, потому что на экране светилось имя Лиззи. Я не сразу ответила на звонок. После того как я узнала, что Лиззи сплетничала о моем разводе, говорить мне с ней совсем не хотелось. Но вдруг это что-то важное по работе?
Я ответила:
— Привет, Лиззи.
— Где ты?
— Дома.
— Я тебе уже сто раз звонила. Ты вчера была такая расстроенная. Я уже начала волноваться, что ты не отвечаешь.
— Не волнуйся.
— Ой, видела бы ты, что тут творится! Каждые пять минут кто-нибудь забегает с вопросами. Все просто с ума посходили, город гудит. На Пекод-авеню понаставили фургонов с антеннами, и репортеры снимают, кто как себя ведет. А, нет, вроде ушли. Но телефоны буквально разрываются. Дурдом какой-то, невозможно работать. Бен ушел домой, хочет позвонить разным людям, посмотреть, может, удастся добыть какую-нибудь информацию из полиции — надо ведь делать статью на первую полосу. Сказал мне написать материал на семьсот пятьдесят слов о творческом пути Уокера, но работать просто невозможно…
— Лиззи, — перебила я, — ты за этим мне звонишь?
— А? Ой, нет, просто Бен позвонил и сказал, чтоб я тебе передала не приходить. Пусть сначала все уляжется. Я тебя прикрою.
У меня в груди что-то перевернулось. Почему Бен не позвонил мне сам?
— Спасибо, что предупредила, — сказала я. И тут же добавила, просто само собой выскочило: — И спасибо за то, что сплетничала о моем браке.
— Я?
— Мне Шинейд рассказала. Ну зачем ты так, а?
Лиззи молчала несколько секунд. Потом с тяжелым вздо хом она произнесла:
— Да, кажется, я что-то такое говорила.
— Я же тебя просила!
— Ну прости, Нора, прости. Это было в тот день, когда ты рассказала нам с Беном о разводе. А вечером мы с Дэнни поцапались из-за приглашений на свадьбу, так глупо вышло. Он разозлился и выскочил вон, а я стала думать о тебе и о твоем бывшем. Вы же были вместе так долго, а поженились не сразу. Совсем как мы. И чем оно все кончилось. Ну, в таком духе. В общем, я расстроилась, пошла в «Уютный уголок» и слегка перебрала. Шинейд сказала, что мне нельзя за руль. Она сама меня отвезла. Мы болтали обо всем подряд, ну и у меня как-то случайно выскочило.
Лиззи помолчала.
— Мне ужасно стыдно, что так вышло. Прости меня.
Я услышала, как около дома затормозил автомобиль.
— Так ты, значит, не сплетничала обо мне, — сказала я, подходя к окну.
— Нет, конечно! Я бы ни за что! И так стыдно…
— Ну, это уже лучше, — вздохнула я. — Ладно, забудем.
Надеюсь, вы с Дэнни в итоге помирились.
— У нас все хорошо.
— Вот и славно. Будьте счастливы, сейчас самое время. — Я отодвинула занавеску. — Ой! Только не это!
— Что с тобой?
— Репортеры приехали.
У края дорожки остановился белый… нет, уже два белых фургона с телевидения. И еще два подтягивались.
— Черт возьми! Их тут целая армия!
Из автомобилей повыскакивала куча народу, человек десять. Судя по черной одежде, они были не с местного телевидения. У некоторых на шее висели фотоаппараты с длинными объективами. Двое тащили видеокамеры. На одной камере было написано CNN, на другой — FOX.
— Что будешь делать? — спросила Лиззи.
— Не знаю.
Мне показалось, что меня загнали в угол. Я отступила от окна и отпустила занавеску, с горечью думая о том, что Хью даже из могилы вновь ухитрился превратить мою жизнь в пир для стервятников. Но что, если на этот раз я сама виновата в случившемся?
— А можно мне эксклюзив? — спросила Лиззи.
— Какой эксклюзив?
— Эксклюзивное интервью. Тогда я приеду и скажу им выметаться, потому что у нас контракт. А в контракте пропишем, что тебе нельзя отвечать ни на какие вопросы, только на мои.
— Никаких интервью. Мне бы от этих ребят избавиться, а не новых приглашать.
С этими словами я снова выглянула из окна. В душе у меня царило смятение.
— Если ты им ничего не скажешь, они, наверное, будут торчать у тебя под окнами до тех пор, пока полиция не объявит о поимке убийцы.
Я моргнула. Лиззи умела быть удивительно бестактной.
— Ну здорово. Придется заказывать еду навынос.
— Ах да, к сведению: я точно знаю одну вещь об убийце, — сказала Лиззи. — Они были с ним знакомы.
«Об этом знает только полиция и окружной прокурор. И еще Бен».
— Это тебе Бен сказал?
— Да нет, это же очевидно. Полиция ведь не сказала ни слова о грабеже. Вламываться в чужие дома просто так и убивать богатых давно уже не модно. Это уже какой-то Чарльз Мэнсон получается. В наше время убивают напоказ — школа Сэнди Хук, кинотеатр «Аврора»… Еще та церковь в Чарльстоне. Нет, они его знали и сами впустили. И даже в мыслях у них не было, что он их убьет.
Тут у меня появилось неприятное подозрение. Я постаралась отогнать его.
— Нора! Нора, ты меня слышишь? Как по-твоему, я права?