— Хорошо. Но обязательно выспись, слышишь? Побереги себя, — наказала она.
Я дала отбой, и в тот же миг позвонили в дверь. Выглянув из окна, я увидела край камуфляжной куртки и рыжие кудри Лиззи. Лиззи снова нажала на кнопку звонка. Я раздраженно дернула дверь. Лиззи стояла на крыльце, сердито морща веснушчатый нос.
— Почему ты не перезвонила? — накинулась она на меня.
— Я тебе уже все сказала, Лиззи. Пожалуйста, не надо начинать все сначала.
— Да я не об этом. Хотела загладить свою вину. Ты ведь боишься, что если настоящего убийцу не найдут, то все повесят на тебя, так? А я знаю, кто мог их убить!
— Что? Кто?
— Можно я войду?
Я жестом пригласила ее внутрь и захлопнула дверь.
— Ну хоть репортеры разъехались, — сказала она.
— Пока да.
Лиззи упала на диван, стиснула руки на коленях и, блестя глазами, уставилась на меня.
— Так что ты узнала? — спросила я.
— Только, чур, если все подтвердится, статья моя, ладно?
— Господи, Лиззи! Ладно, ладно!
— Я вспомнила, что, когда Шинейд отвозила меня домой из «Уютного уголка», она сказала, что уже слышала об Уокерах, но не знала, что ты имеешь к ним отношение. Ей рассказал о них тот человек, который построил Пекод-Пойнт.
— Девелопер из Майами? Который не смог достроить дом?
Лиззи кивнула.
— Мистер Майами явился в банк, к начальнику Шинейд. И она слышала весь разговор. Вроде бы этот мужик нашел-таки деньги, чтобы выкупить дом обратно, но было уже поздно. За день до этого банк согласился на предложение Уокеров. Тот мужик был страшно разозлен.
— От злости не обязательно убивать, Лиззи.
— Подожди, это еще не все. Он сказал начальнику Шинейд, что встречался с Уокерами и предложил им хорошие отступные. Объяснил, что строил дом для жены, что она влюбилась в свою новую студию керамики, все в таком духе. Очень их просил, прямо умолял. А Уокеры сказали — нет. На следующий день ему позвонил их адвокат и сказал, чтобы больше он к ним не обращался, иначе он выбьет охранный ордер через суд.
— А вот это уже серьезно, — согласилась я, садясь в плетеное кресло напротив Лиззи. История становилась все интереснее.
— Ну и вот он поехал в банк и рассказал все начальнику Шинейд. Спрашивал, нет ли хоть какого-нибудь способа получить дом назад. Обещал заплатить. Но начальник сказал, что ничего сделать нельзя, правила есть правила. Тогда мистер Майами стал обзывать Уокеров разными словами, закричал, что это они виноваты, что у его жены глубокая депрессия, и вылетел вон.
— Так…
Аиззи достала из кармана куртки листок бумаги и протянула мне:
— Я нашла информацию о жене в наших архивах. Мы писали о ней в рубрике «Стиль жизни».
— «Остальное время года Диана и Джеффри Волани проводят в Майами-Бич, Флорида», — прочла я.
— Я нашла их номер в базе. И придумала одну штуку. Решила, что позвоню, а если ответит мистер Волани, скажу что-то вроде: «Это Лиззи Лэтэм из газеты «Пекод курьер». По моим данным, на этой неделе вас видели, когда вы сворачивали на машине к дому в Пекод-Пойнт. Возможно, вы последним видели Уокеров живыми. Как вы можете это прокомментировать?»
— Умно. Решила захватить его врасплох и посмотреть, что он скажет?
— Ага. А если ответит жена, скажу, что мне нравятся ее глиняные вазы, и я хочу купить одну из них, чтобы украсить стол на свадьбе. Разговорю ее. Постараюсь узнать, есть ли у ее мужа алиби на выходные. Но я не застала им его, ни ее. — И она откинулась на спинку дивана, чрезвычайно довольная собой.
— Почему? Что произошло?
Лиззи поднесла к уху воображаемый телефон.
— «Здравствуйте, могу я поговорить с Джеффри Волани?» — спрашиваю я. Отвечает мужчина, старый: «Извините, Джеффри сейчас в отъезде». Бинго! Уж не в Пекод ли он отъехал? «Ах, простите, тогда можно поговорить с Дианой?» И тут старик так замолкает и молчит целую вечность. Потом спрашивает: «С кем я говорю?» — но голос у него становится совсем странный. Я как-то догадалась, что нельзя представляться репортером. Говорю: «Меня зовут Лиззи Лэтэм, я их соседка из Пекода». Даже почти не вру, да? Он ахает. Оказалось, это отец Джеффри. Он мне сказал, что в День труда Диана Волани покончила с собой.
— О, — только и могу выдохнуть я.
— Отцу Волани очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кто знал их, когда… Жутко не хотелось морочить ему голову, но ты только послушай, что он мне сказал: он переехал к сыну потому, что «был очень обеспокоен его душевным состоянием. Случившееся сильно по нему ударило».
— Я поняла, к чему ты клонишь. — Я вскочила и стала ходить по комнате. — Если Волани-младший изначально считал, что в депрессии его жены виновны Хью и Хелен, у него есть мотив. Он вынашивал гнев много месяцев подряд и, когда его жена убила себя, сорвался. Окончательно сошел с ума…
Что ж, подумала я, а вот и подходящий подозреваемый. Человек, который имел зуб и на Хью, и на Хелен. Безумец.
Я остановилась.
— Блестяще, Лиззи.
Она буквально светилась от гордости:
— Правда? Твоя похвала так много для меня значит!
Со всей этой ее напористостью я частенько забываю о том, как сильно она нуждается в одобрении.
— Я заглянула к Губбинсу, хотела спросить, может быть, он может что-то добавить, но Губбинс ушел обедать, — сказала Лиззи, вставая. — Так, мне надо бежать. Вернусь в редакцию, поговорю с Губбинсом, а потом позвоню в полицию. Если этот Волани и есть убийца, я напишу о нем первой!
— Погоди, а при чем тут Губбинс?
— Губбинс? А он был юристом у Уокеров, когда они покупали Пекод-Пойнт.
Я почти не сомневалась в том, что обедать Губбинс пойдет к Эдену. Ну а если нет, загляну в пиццерию на Бридж-стрит или буду дожидаться его под дверью офиса. Фургонов с логотипами телекомпаний на Пекод-авеню больше не было, поэтому я почти не сомневалась, что сумею проскользнуть незамеченной. Я припарковалась и торопливо зашагала к кофейне. Меня так и подмывало сказать юристу пару ласковых. Почему он скрыл от меня такую важную информацию? И как теперь ему доверять?
Губбинс в своем щегольском коричневом костюме сидел на крайнем диванчике зеленой кожи и ел пирог. Он не заметил, как я вошла. Его внимание было целиком поглощено пирогом и экраном телевизора на стене. FOX News рассказывали об очередном страшном наводнении на Гаити. Секундная пауза — и на экране замелькали душераздирающие фотографии изможденных горюющих людей, которые выжили, но лишились дома, детей, плачущих по потерянным родителям. По сравнению с этим у меня еще все терпимо, подумала я, про себя помолилась за этих людей и вновь зашагала по красному линолеуму пола. Когда я наклонилась над Губбинсом, он вздрогнул. Я спросила вполголоса:
— Почему вы не сказали мне, что были юристом у Хью и Хелен?
Губбинс отложил кусок лаймового пирога и промокнул губы салфеткой.
— Это было неважно.
— Еще как важно! И незаконно! И неэтично!
— Но ведь меня наняли не вы, миз Глассер. А Бен Вик-штейн, пусть и от вашего имени.
— Знаю, но…
— Я представлял интересы Уокеров в одной-сдинствснной сделке, связанной с недвижимостью. Уокеров больше нет в живых. Таким образом, они больше не являются моими клиентами. Однако я счел соблюдение конфиденциальности наиболее этичным вариантом.
— Да, но…
— Ваши подозрения меня оскорбляют.
— Простите.
— Вы можете отказаться от моих услуг, если пожелаете.
— Я этого не говорила…
— Итак, давайте внесем ясность: вы все еще хотите, чтобы я представлял ваши интересы?
— Ну… да.
— И вы будете следовать моим советам?
Я кивнула. В этот миг я очень ясно представила себе Губбинса в суде.
— Я видел, что вы сделали заявление прессе, — сказал он, жестом указав в сторону телевизора. — Надеюсь, больше этого не повторится. Это опасный путь. У меня нет уверенности в том, что вы добились желаемого эффекта.
Я прикусила губу.
— Вы хотите сказать, что я сделала только хуже.
— Да.
— Но я просто не могла молчать. Понимаете, меня очень нервирует то, как обо мне думают в связи с этой историей.
— Еще раз повторяю: контакты с прессой категорически не рекомендуются. СМИ — хитрая штука. Они легко обернут против вас что угодно.
Тут он был прав. Да что со мной такое? Уж если кому и доверять, то ему. Надо ввести его в курс дела насчет Волани. Губбинс помахал официантке, чтобы она несла чек, а я наклонилась поближе и шепотом спросила:
— Вы ведь знали предыдущего владельца Пекод-Пойнт? Того, который пытался выкупить дом обратно? Джеффри Волани.
— Да, я говорил с ним.
— Им должна заниматься полиция.
Во взгляде Губбинса читался вопрос.
— Он был очень зол на Хью и Хелен. Когда он не смог выкупить дом, у его жены началась депрессия, и он считал, что виноваты в ней Уокеры. Вот, а потом, примерно два месяца назад, его жена покончила с собой. Волани был совершенно сокрушен. Я знаю, что в ночь убийства в Майами его не было. Он был «в отъезде». Он мог приехать сюда и отомстить… наверное.
Впрочем, произнеся все это вслух, я немедленно засомневалась в своей правоте. Вдруг стали очевидны все натяжки в этой истории. Зачем бы Волани резать картину? Или раскладывать покойников в постели? Если тем самым он хотел подставить меня, он должен был знать все, что произошло между мной и Хью с Хелен, а также что я живу в Пекоде. Однако на самом деле он едва ли подозревал о моем существовании. А может быть, он стал собирать информацию про Хью и узнал, что мы были женаты? Или же это я цепляюсь за Волами потому, что отчаянно хочу найти подозреваемого? Доводы боролись с возражениями, мозг пылал.
Губбинс вздохнул.
— Кто вам все это рассказал?
— У меня свои источники.
— Ну так они ошибаются. Волани не мог убить Уокеров.
— Почему?
— Потому что не далее как вчера вечером он прислал мне факс из Дубай. Он там строит отель. Он узнал об убийстве из новостей и спросил, не знаю ли я юриста, который занимается недвижимостью Хью Уокера. Мистер Волани хочет вновь попытаться выкупить Пекод-Пойнт. Между нами говоря, это уже напоминает одержимость, но так или иначе, вечером субботы он был в Дубай. Невозможно быть в двух местах одновременно.