Хью покупал эти блокноты для набросков, из которых потом рождались серии картин. Он говорил, что дурацкий рисунок на обложке помогает ему раскрепоститься. Иногда на блокнотах бывали изображены поп-музыканты — The Jackson Five, Мадонна, Ринго. Были блокноты с Рональдом Макдональдом и Индианой Джонсом. Всего Хью изрисовал штук десять. Эти блокноты он никому и никогда не показывал. Только мне. «Они у меня вроде дневников», — говорил он. В блокноте с Кэрри Фишер были наброски для серии, которую он называл «Любовь к Норе».
А Хелен он показывал эти блокноты? А для серии картин с нею он купил новый?
«Лучше всего подойдет скетчбук, который я подарил тебе на день рождения, когда тебе исполнилось двадцать восемь, — он самый удачный».
Я вспомнила, за какую сумму ушел в итоге портрет Доры Маар кисти Пикассо, и сунула блокнот в сумку. У меня рука не поднялась его выбросить.
Из газеты «Пекод курьер»
Письма редактору
Господин редактор!
Ваше издание уже не в первый раз пытается продавить сокращение полицейского департамента Пекода и добиться, чтобы эти средства были перенаправлены на создание велосипедных дорожек и фонарей на солнечном освещении, однако все мы понимаем, что вы — издание глубоко политизированное и стремитесь всячески облизывать либералов в ущерб даже общественной безопасности. Двойное убийство, произошедшее на этой неделе в Пекод-Пойнт, явственно указывает на то, что защиту граждан следует усилить, а не ослабить. Или вы хотите, чтобы на улицы вышли сами бдительные горожане? Настоятельно рекомендую вам пересмотреть свою позицию.
Искренне ваша
Мона Слэттери
Народный комитет граждан Пекода
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Бах! — В первый миг он застыл как громом пораженный. Потом его отбросило назад. Он попытался удержаться на ногах, но не сумел и грудой осел к моим ногам. Судорога, другая, и его карие миндалевидные глаза закрылись, и сам он обмяк и застыл, как игрушка. Мертвый пес.
— Ра-а… вняйсь! — Заслышав команду, веселый джек-рассел-терьер вскочил как пружина, запрыгал вокруг массивного кресла, требуя хозяйской ласки, а потом снова запрыгнул на диван рядом со мной.
— Какой ты умный, Серпико! — сказала я и почесала его за острыми треугольными ушами.
Не меньшее впечатление произвел на меня и сидящий напротив юноша, крепкий и светловолосый, — он светился буквально отцовской гордостью. Шесть месяцев назад, в день первого нашего интервью, Эрик Варшук получил собаку, и с тех пор изменился до неузнаваемости.
— Неплохо у него получается, а? — широко улыбнулся он.
Полгода назад он, бывший морпех, младший капрал двадцати четырех лет от роду, страдал от серьезного нервного истощения и не поднимал глаз от пола. На прощание Афганистан послал ему мину-растяжку, и всего за месяц до окончания срока службы Эрик лишился ноги ниже колена. Вернувшись домой, он переехал к матери, которая водила школьный автобус. Мужа у нее не было. Эрик страдал от депрессии, не мог работать, проходил лечение от ПТСР. Мелани Варшук узнала о программе «Собаки для героев» и уговорила Эрика взять в дом спасенную волонтерами собаку, с которой плохо обращались хозяева и которая нуждалась в любящих руках. Джек-рассел-терьеры редко используются в качестве терапевтических собак. Как правило, для этого подбирают псов покрупнее — немецких овчарок или лабрадоров, — но этот песик был на удивление обучаем. В сердце своем он был по меньшей мере сенбернаром.
В первые часы знакомства с новым питомцем Эрик походил на человека в летаргии и на мои вопросы отвечал коротко и нечленораздельно. Однако с тех пор он очень изменился и определенно стал разговорчивее. Прежде чем показать мне этот трюк, — Эрик целился в Серпико указательным пальцем и делал «выстрел», — юноша сделал мне кофе, попутно прожужжав все уши о какой-то выдающейся девице, которую пригласил на свидание, а также о своей новой фирме по дрессировке собак. Он сказал, что все это заслуга Серпико. Я записала его слова в черно-белый блокнот, который всегда ношу с собой, отправляясь собирать материал.
«Звук, запах, косой луч света — зачастую этого достаточно. Тогда я снова оказываюсь на дороге в Кандагар. Серпико все понимает. Он бежит ко мне и лижет мне лицо. Он меня буквально выдергивает оттуда. Я назвал его Серпико потому, что он всегда прикрывает мне спину. Этот пес каждый день спасает мне жизнь».
Хорошенько начесав Серпико за ушами, я принялась гладить ему пузо. Может, мне самой нужен такой вот Серпико, чтобы выдернул меня из черноты? Мы заботились бы друг о друге. Вместо того чтобы искать смысл жизни, я могла бы создать его сама, обрести его в любви к собаке.
— Я думаю, вы хороший человек, — сказал Эрик.
Я недоуменно подняла на него глаза.
— Я видел вас в новостях. — Он покачал головой. — Вам, наверное, нелегко пришлось. Убийцы везде есть. Для этого и в Кабул не надо ехать.
Я поняла, что мы вот-вот поменяемся местами, оставила в покое Серпико, встала и протянула ему руку:
— Спасибо за то, что уделили мне время. Я сообщу вам, когда выйдет статья.
Серпико перевернулся на спину и тонко заскулил, требуя, чтобы ему чесали пузо. Я потрепала его на прощание.
— А она не любила собак, — сказал Эрик.
— Кто?
— Хелен Уокер. Она его ударила, — он кивнул на Серпико.
— Вы были знакомы? — Я поколебалась, но снова села.
— Нет.
— Тогда я вас не понимаю.
— Я все еще плохо сплю по ночам, и иногда сажусь в «Гром-баре» и смотрю, как играют в боулинг. Раньше я там здорово надирался, но потом появился Серпико. Я беру его с собой и тогда не пью ничего крепче колы. Серпико у нас борец за трезвость.
Пес потрогал меня лапой и снова подставил пузо. Я подтянула Серпико к себе на колени и стала чесать.
— В общем, было уже поздно, в баре почти никого. Кажется, это было самое начало сентября, День труда или где-то около. Стоукс закрывал кассу. Я уже расплатился и собирался идти домой, как вошла Хелен Уокер. Она сказала Стоуксу, что несколько дней назад забыла у него в баре свой любимый шарф. Спросила, помнит ли он ее, нашел ли шарф. Я еще подумал — странное она выбрала время для поисков. Когда Стоукс пошел проверить шкаф с забытыми вещами, Серпико подошел к ней и стал обнюхивать ее ногу. А она его пнула.
— Отвратительно.
— Я сказал ей, что, будь она мужчиной, я пересчитал бы ей все зубы. Она извинилась, но видно было, что не по-настоящему. Просто ей не хотелось устраивать сцен при Стоуксе.
Я прижала к себе Серпико и принялась с удвоенной силой чесать ему брюшко, чтобы загладить память о случившемся.
— Знаете, после Афганистана я неплохо научился распознавать людей, которые что-то скрывают…
— Вы это к чему?
— После этого я еще несколько раз видел ее в «Гром-баре». Она всегда была одна, и одета так откровенно. Обычно я уходил домой раньше ее. А до каких она оставалась — не знаю, если вы понимаете, о чем я.
— Вы имеете в виду, что Хелен… и Стоукс?..
— На прошлой неделе она приходила еще раз. У вашего бывшего был день рождения, и они решили сыграть в боулинг. С ними была еще одна пара, вроде художников. Они напились вдрызг, а потом стали выделываться — то бросали мяч на одной ноге, то задом наперед. Бесплатный цирк. Так вот между Стоуксом и этой теткой только что не искрило.
— А вы уверены, что в боулинг приходил Хью Уокер? — Я недоверчиво покачала головой. — Он ни за что бы не согласился играть в боулинг, да еще в день рождения.
Когда у Хью был день рождения, я бронировала столики в лучших ресторанах Нью-Йорка; он особенно любил «Одеон» и «Орео». А бывало, мы заказывали банкет на дом. Еще за несколько недель мы начинали спорить о том, кого пригласим. Однако сроки совпадали — день рождения Хью приходился на десятое ноября. Неужели Хью настолько изменился? Или, может быть, ему всегда хотелось именно в боулинг, а я этого просто не знала? И его не знала.
— У вас грустный голос. Простите. Может, я вам зря рассказал, — произнес Эрик.
— Нет-нет, продолжайте.
— Это были Уокеры, я точно знаю. Мы с Серпико сидели за столиком в углу. Где-то через полчаса Хелен подошла к бару и сказала Стоуксу, что у них кончился арахис. Стоукс насыпал им целую плошку, а сам смотрел только на Хелен. Она так наклонилась, прямо легла на стойку, выставила указательный палец и так… так его, знаете, пососала. А когда Стоукс отдал ей плошку с орехами, то повернулась, чтобы другим не было видно, наклонилась еще ниже и провела его рукой у себя… там, — с этими словами Эрик указал мне на правую грудь. — Ваш бывший точно что-то подозревал. Он с нее глаз не сводил. А она засмеялась, ушла к игрокам и села ему на колени.
Если Хелен действительно крутила со Стоуксом, становится понятно, почему она не уезжала из города даже в будние дни по окончании сезона. Хью работал в Нью-Йорке, а Хелен развлекалась здесь. Интересно, как она пристраивала в такие вечера Кэлли, подумала я. Наверное, приглашала бебиситтера.
— Ваш муж, то есть бывший, после этого знай гонял Стоукса: «Эй, парень, неси еще пива!», «Еще пиццу, приятель!», «Эта пицца давно остыла, разогрей!». И каждый раз, когда Стоукс им что-то приносил, мистер Уокер тут же начинал лапать за задницу свою жену и все в таком духе. Унижение — страшная ведь. Для мужика страшнее нет. Что угодно, только не унижение. Посмотрите хоть на Афган.
— Так ему и надо, — пробормотала я. Серпико вывернулся из-под моей руки, сел и уставился на меня, смешно наклонив голову. Вдруг он прыгнул мне на грудь и принялся облизывать лицо. — Ой! Серпико, нуты что!
— Видите? Серпико все понимает. Он знает, когда надо отвлечь человека.
Выйдя из дома Варшуков на темную улицу, я немедленно замерзла, обхватила себя руками, и тут же со смачным чавканьем наступила в гниющие останки хеллоуинской тыквы на подъездной дорожке.
— Черт!
Я вытерла туфлю о заиндевевшую траву на лужайке. Какая гадость, подумала я. И поведение Хью и Хелен в боулинге — тоже гадость. История, которую рассказал Эрик Варшук, никак не монтировалась с образом идеальной супружеской четы на фотографиях и даже с той привязанностью, которую они выказывали друг другу, когда я подглядывала за ними. И Сью Микельсон по телевизору говорила, что Хью и Хелен безумно любили друг друга. Но если все сказанное правда, значит, брак Уокеров был омрачен изменами и ревностью? И