По правде говоря, в Пекоде хорошо жить летом. Расположен он на северном побережье Лонг-Айленда, всего в трех часах езды на восток от Нью-Йорка. С мая по сентябрь население города вырастает вдесятеро, но в холодный сезон отдыхающие уезжают. Остаются только горожане. По последним подсчетам, 3093 человека. Не город — городишко. Хью и Хелен принадлежали к породе летних жителей, еще точнее, летне-выходных — тех самых, чванство которых так раздражало местных жителей. Газета «Курьер» в разделе «Письма редактору» опубликовала типичное гневное заявление, какие часто можно слышать в День труда:
Уважаемый редактор!
Я родился и вырос в Пекоде и вот уже пятьдесят один год с гордостью называю себя жителем своего города. Однако не так давно я столкнулся с крайне неприятным отношением со стороны тех, кто присоединяется к нашему сообществу на летние месяцы.
В прошлые выходные я стоял в длинной очереди на фермерском рынке — обычное дело в это время года, — намереваясь купить кукурузы. Я был в футболке с логотипом пожарной части Пекода, а следовательно, выглядел как обычный местный житель. Когда я наконец подошел к кассе, из очереди сзади крикнули: «Эй, горожанин! Закупался бы ты на неделе, не пришлось бы нам стоять в этих гр***ных очередях в выходные!»
Будучи государственным служащим, я воздержался от насилия. Однако, как пишут на наклейках для бампера, «зимой и летом будь человеком».
С. Эйерс
Пожарная часть Пекода
Этим летом по выходным Хью и Хелен то и дело попадались мне на глаза. Они будто специально выходили мне навстречу всякий раз, когда я шла по делам в субботу, и приходилось переходить на другую сторону улицы, чтобы избежать столкновения. Но лето окончилось, и я с облегчением подумала, что они уехали. И меньше всего на свете я ожидала увидеть Хелен Уэстинг-Уокер (слава богу, я не стала брать фамилию Хью — меньше вероятность, что горожане догадаются о нашей былой связи) на занятиях по пилатесу утром в понедельник, да еще в ноябре.
Занятия проходили трижды в неделю, но место для них было выбрано необычное: старый зал для боулинга в пригороде. Келли с мужем обнаружили, что зал был выставлен на продажу через BizQuest, выкупили его и вдохнули в него новую жизнь. Средствами для этого они были обязаны весьма трагическому событию: родители Келли умерли во сне, задохнувшись угарным газом от неисправного бойлера, и Келли получила наследство. Родом Келли и ее муж были из Кэтскилла, и потому переименовали зал в «Тропу Ван Винкля», в честь знаменитого Рипа Ван Винкля, который услышал гром в горах Кэтскилл и обнаружил, что это призраки играют в кегли. Так что коктейль-зону Келли окрестила «Гром-бар». Заправлял баром ее муж.
«Мы назвались в честь Ван Винкля, чтобы показать, что боулинг — замечательное занятие, за которым человек забывает о времени, — говорила на открытии Келли. — С тех пор как мы сменили название, наш бизнес вырос на семнадцать процентов».
Ну а по утрам, до открытия боулинга, мы занимались пилатесом прямо в зале. Обычно нас было человек пять-десять, смотря по погоде и по настроению; мы расстилали коврики и усаживались прямо на маслянисто блестящие дорожки. Если вы любите боулинг, то наверняка знаете, что поверхность дорожек пропитывают маслом, чтобы мяч катился легче. Именно масло придает дорожке такую чувственную гладкость и лоск. Ну а если вы не любите боулинг, то я вас очень хорошо понимаю. Я и сама знаю все это лишь благодаря своему отцу — его звали Натан Глассер, и, когда я была маленькой, он часто работал в боулингах и барах и порой брал меня с собой.
Я скучала по отцу. Он умер шестнадцать лет назад, незадолго до нашего знакомства с Хью. Человек он был сложный, но с большим сердцем, а меня называл «жемчужинкой». Звучит странно, но утренние занятия в зале для боулинга словно бы делали меня ближе к нему.
— Нора, проснись! — прикрикнула Грейс, опустив стекло.
Я и в самом деле застыла на месте, стояла как вкопанная у открытого кузова своей голубой «тойоты», я лишь сунула на место коврик и не отрывала глаз от дверей «Тропы Ван Винкля». Почему-то мне казалось, что надо подождать, пока выйдет Хелен, а потом сказать ей что-нибудь вроде: «Как ты посмела! Ищи себе другое место!» Но на самом деле мне больше всего хотелось заплакать.
— Ну зачем Хелен сюда явилась, зачем? — простонала я.
— Ты сможешь взять себя в руки?
— Может, она больше не придет?
Грейс нахмурилась.
— Я слышала, как она просила у Келли абонемент на тридцать занятий. Наверное, как раз расплачивается.
— А, — задохнулась на мгновение я и вцепилась в крышку багажника.
— Нора!
— Ничего, я просто слегка в шоке, — сказала я, приходя в себя. — Все будет хорошо.
— Только не говори, что ты бросишь занятия.
— Ни за что.
— Вот и хорошо. В среду я не смогу, а в пятницу постараюсь прийти. Сумасшедшая будет неделя! Я записала обоих мальчиков к стоматологу, да еще беру у мэра интервью о повышении налогов, так что надо хорошенько подготовиться. Плюс обещала показать свекрови, как выставить на eBay ее коллекцию виниловых пластинок, — целую вечность провозимся. Ну, счастливо, дорогая, люблю тебя. Будь сильной.
— И я тебя люблю.
«Приус» моей подруги выехал со стоянки. Я захлопнула багажник и села за руль. Думать о следующем занятии было страшно.
После встречи с Хелен я все никак не могла успокоиться. Вместо того чтобы ехать домой и переодеться, я отправилась прямиком на работу, в «Курьер». На пилатес я надевала черный безразмерный свитер, который вполне успешно прикрывал верхнюю часть спортивных легинсов. Я старалась думать о колонке, которую должна была написать утром, но настроение было никудышное, и получалось у меня плохо.
Когда я добралась до пристани, вид ее немного успокоил мои нервы. Вдоль всего пирса тянулись веселые лотки с угощениями, белые в зеленую полоску. Красивые кованые скамьи казались первым рядом партера, обращенного к морю. Свет плясал на волнах под ярким осенним небом. Воздух пах солью и горящей листвой. Вдохнув этот аромат, я почувствовала, что напряжение начало спадать, и свернула под написанную вручную табличку, на которой значилось: «Пекод, 1827».
Город Пекод получил свое название в честь пекотов — племени индейцев-алгонкинов, которые жили в этих краях и охотились на китов, покуда не явились белые поселенцы. Кроме того, «Пекодом» звалось китобойное судно в замечательной книге «Моби Дик», которую я решила перечитать, когда училась «управлять гневом». Мы проходили «Моби Дика» в старших классах, и я запомнила историю об одноногом капитане Ахаве. Ахав вышел в море на корабле «Пекод», дабы убить кита, который лишил его ноги, но в конце концов капитан погиб вместе с кораблем. А поскольку меня продолжали терзать фантазии о Хью и Хелен, я решила, что мне не помешает освежить в памяти историю об опасностях, которые поджидают жаждущего мести.
Я снова повернула налево, выехала на Пекод-авеню — главную городскую магистраль — и поехала мимо выстроившихся в ряд старинных домов, где кирпичных, где обшитых досками. Сердцевина нашего города возникла в 1827 году, да так почти и не изменилась. Но обе стороны улицы росли статные платаны. Живописное здание библиотеки широко распахивало деревянные двери, выкрашенные в вишневый цвет, приглашая читателей. Красивый город Пекод, хоть сейчас на открытку. Не городок — картинка (для постороннего наблюдателя). Однако, когда я пришла работать в газету, издатель и главный редактор Бен Викштейн предостерег меня: не верь тому, что видишь.
— Городишко у нас препоганый, — сказал тогда Бен. — Примерно как Салем в эпоху, когда жгли ведьм. Между прочим, за соляной фабрикой до сих пор стоят колодки. И кое-кто из здешних не прочь снова пустить их в ход. Зайдешь с собакой в кофейню выпить кофе — тут же звонок в департамент здравоохранения. Здешний люд любит, чтобы все было по правилам.
Предложить свою кандидатуру в «Курьер» меня надоумила Грейс, когда я впервые сказала, что не прочь переехать в Пекод.
— Я знаю редактора. Замолвлю за тебя словечко, — предложила Грейс. — Ему как раз нужен человек вроде тебя.
— Ты уверена? Я столько лет занималась совсем другим. Да и кто мне даст рекомендации — Хью?
Когда мы с Хью стали жить вместе, он попросил меня управлять его студией: «А я буду платить тебе зарплату».
На тот момент я получала сущие гроши в бесплатной газете «Нью-Йорк спай», которая располагалась в центре города и освещала все подряд, от хип-хоп-клубов и галерей поп-арта до забастовок квартиросъемщиков. Предложение Хью показалось мне очень выгодным для нас обоих: я буду помогать ему, зарабатывать пристойные деньги, и к тому же у меня будет время писать. Работы в студии хватало, однако я ухитрялась публиковаться. Одну статью даже удалось продать в «Нью-Йорк таймс»: это был материал о группе анонимных феминисток Guerilla Girls, которыми я искренне восхищалась. Они надевали обезьяньи маски и устраивали акции протеста перед музеями, утверждая, что в них слишком мало работ, созданных женщинами. Прохожим они раздавали листовки со слоганами вроде «Неужели женщине нужно быть голой, чтобы попасть в Метрополитен-музей?».
По правде говоря, их феминизм был для меня слишком радикален; я охотно пожертвовала своей карьерой ради карьеры Хью. Но идея Грейс открывала передо мной новые перспективы: я снова смогу начать писать.
— Я скажу Бену, что ты работала в салоне мужа. Ему это понравится — его жена тоже помогала ему издавать газету, — сказала Грейс. — Это очень грустная история: прошлой осенью она умерла от рака груди. Ей было примерно столько же, сколько тебе. Теперь Бен растит Сэма в одиночку. Сэм отличный мальчишка. Они с отцом только-только начали приходить в себя после утраты. Но не расслабляйся, Бен допросит тебя вдоль и поперек. Я скажу ему, что у тебя был тяжелый развод. Не называя имен. И без подробностей.
И все получилось. Разговор этот состоялся больше двух лет назад. С тех пор я и работала в «Курьере». Я очень уважала Бена: он умел отделять главное от второстепенного. Он предложил запретить пластиковые пакеты в городских магазинах и спонсировать жилье для малоимущих. Своей первоочередной задачей он считал борьбу с чрезмерным потреблением природных ресурсов и коррупцией в органах власти — явлениями, которые зачастую ходят рука об руку.