Губбинс свел брови.
— Джинсы?
Я сглотнула.
— Да. Из стиральной машины.
Даже если в ночь убийства я ходила во сне, это же еще не значит, что я убийца, правда? Ну, постирала я джинсы, и что — закон это не запрещает.
— Мне жаль, что полиция была так бесцеремонна. Не хотите ли остановиться на ночь в «Пекод Инн»? Я могу позвонить им и заказать номер.
«Пекод Инн» был дорогущей туристической точкой, единственной на весь город гостиницей с историей — он располагался в доме, некогда принадлежавшем капитану китобойного судна. Триста долларов за ночь — нет, это мне не по карману.
— Нет, спасибо. Я что-нибудь придумаю. Только, — тут я начала ходить от стены к стене, — только полиция интересуется мной куда больше, чем вы думали. Я одного не понимаю: они пришли, разгромили весь дом, но меня почему-то не арестовали. Не то чтобы мне очень хотелось в тюрьму, но разве так бывает? — Я остановилась перед Губбинсом и обхватила руками подбородок, чтобы голова не ходила от дрожи, как у китайского болванчика. — Может быть, это такой метод психологического давления? Очень действенно.
— Постарайтесь успокоиться. По всей видимости, судья решил, что на данном этапе оправдан только обыск вашего места жительства. Если бы полицейские нашли у вас орудие убийства или улики, указывающие на ваше пребывание на месте преступления, следующим был бы выписан ордер на ваш арест.
Я это понимала. Просто мысли путались. Я сделала глубокий вдох, на мгновение закрыла глаза и постаралась утихомирить бурю в мыслях.
— Послушайте, у меня есть еще одно подозрение насчет убийцы. Рошу я не говорила. Он решил бы, что я пытаюсь отвести от себя подозрения. В Мне отчаянно хотелось поделиться с Губбинсом своими подозрениями, и пусть дальше он разбирается своими методами. Может быть, у него в подчинении есть частный детектив, и Губбинс распорядится, чтобы он взял в разработку Стоукса. Такой проницательный детектив, вроде Пола Дрейка из «Перри Мейсона». Сериал пятидесятых, я как-то раз набрела на диски с ним в библиотеке. Мейсон был адвокат по уголовным делам и говорил приятным баритоном. Они с Дрейком носили костюмы с подкладными плечами, всегда выясняли истину и отправляли в тюрьму виноватых.
— Вы не в себе. Давайте для начала устроим вас поудобнее, — сказал Губбинс и повел меня внутрь помещения.
Мы очутились в роскошной переговорной. Губбинс поманил меня к обитому красной кожей вращающемуся креслу, которое в компании пяти таких же окружало большой стеклянный стол. Я не ожидала увидеть здесь такую роскошь — итальянская мебель самого современного вида, светильники, созданные Джорджем Нельсоном… Я тут же нацелилась на кофемашину, стоявшую на гранитной крышке барной стойки. День был длинный, тяжелый, и мне казалось, что голова у меня набита ватными шариками. Если я хочу внятно изложить Губбинсу свои подозрения, мне понадобится ясность мышления. — Знаете, мне бы совсем не помешала чашечка кофе. Вы не возражаете?..
— С удовольствием угощу вас, — сказал он.
Губбинс достал капсулу «Арпеджио», а я тем временем подошла к выходившему на улицу окну и раздвинула серые шелковые шторы. Рынок Корвина закрылся несколько минут назад, но в окнах все еще горел свет, а над входом без труда можно было прочесть надпись «Закажи индейку на День благодарения». Менеджер привычно и бездумно собирал брошенные у входа тележки и вставлял их одна в другую, а тележки все норовили выкатиться на проезжую часть.
Дальше по улице шагала девушка с корзиной стираного белья из прачечной. В остальных магазинах окна давно погасли.
Парковочные места были пусты. И ни намека на черный фургон.
— Что вы там высматриваете? — спросил Губбинс.
А он проницателен, в который раз отметила я.
— Фургон, который ехал за мной почти от дома, — сказала я, отошла от окна и села за стол. — Он уехал. В какой-то момент мне подумалось, что это полиция так за мной следит, но сейчас я почти уверена, что это все моя паранойя. В последнее время я во всем готова видеть подвох. А водитель просто куда-то торопился.
Губбинс нахмурился.
— Если этот фургон появится снова, сообщите мне.
Он провел по кромке крошечной кофейной чашечки сложенной долькой лимона и поставил чашку на блюдце передо мной.
— Выпейте и соберитесь с мыслями, а я пока попробую перехватить Томаса О’Доннела.
— Кто это?
— Мировой судья нашего округа, это он выдал ордер.
Спрошу у него, какие такие новые обстоятельства открылись в деле — полиция явно накопала что-то такое, чего еще два дня назад не знала, и нам нужно знать, что именно.
Он подумал и добавил:
— Я хорошо знаю его сестру Мэри. Она заместительница губернатора округа, мы вместе учились в юридической школе.
Странный он был человек, этот Дуглас Губбинс, — адвокат из провинциального городка, но со связями, каким позавидовал бы видный политик.
— В офисе я его не застал, а сотовый он не берет. Дома он на звонки не отвечает. Но по дороге домой он обычно заезжает в «Пиво и мясо Массамата», — пояснил Губбинс. — Так что попробую еще раз. — Он поглядел на часы. — Сейчас он еще не успел выпить.
При виде дорогих часов на руке у Губбинса я вспомнила одного богатого коллекционера, нашего с Хью знакомого, который носил исключительно спортивные костюмы. Торжественные открытия, благотворительные ужины, аукционы — всюду он ходил в спортивном костюме. А туда, где строго следили за дресс-кодом, просто не ходил.
«Как бы плохо ни был одет человек, смотри на его часы и ботинки. По ним всегда видно, сколько денег у хозяина», — сказал Хью, когда коллекционер в неизменном спортивном костюме явился на аукцион «Кристис» и купил картин почти на два миллиона долларов.
Губбинс носил дешевый костюм, но на запястье у него был «ролекс», а на ногах — лоферы от Феррагамо. Сотня долларов, которую он просил разменять в кафе, часы, ботинки — все указывало на то, что мой адвокат из заштатного городишки на самом деле очень успешный человек. Хоть бы он только не растерял связи, которые успел завести в суде по уголовным делам, когда работал в офисе прокурора.
— Если вам понадобится телефон, это там, — Губбинс указал в угол, где виделся черный беспроводной аппарат. — Через несколько минут я вернусь, и тогда вы расскажете мне все об убийце.
Что-то странное почудилось мне в его голосе. Он что, шутит? Или у меня опять начинается мания преследования?
Эспрессо был крепкий и душистый — то, что доктор прописал. Меня подмывало позвонить Грейс и рассказать ей про обыск, но я не хотела пугать подругу. Она принялась бы настаивать, чтобы я приехала и ночевала у них. Они с Маком будут расспрашивать обо всем до мелочей. Будут интересоваться, какую стратегию выбрал Губбинс. Еще одного допроса мне просто не вынести. Кроме того, мне неловко было раз за разом оказываться в роли человека, нуждающегося в поддержке.
На столе лежала стопка журналов «Тайм». Заголовок на обложке верхнего из них гласил: «Исход: кризис, который несут мигранты». На фотографии отец с ребенком на руках отправлялся в долгий и опасный путь в чужую страну, не зная, примет ли она чужаков. Мне очень хотелось отвлечься, поэтому за кофе я просмотрела статью, но не могла на ней сосредоточиться. Я отнесла пустую чашку в мойку и ополоснула. Чистая вода заворачивалась спиралью, утекала в канализацию, и, глядя на это, я ощутила укол вины. Как легко я трачу такой ценный ресурс. У тысяч беженцев нет чистой воды для питья. И пищи нет, и крыши над головой. Они живут в грязи, в полной антисанитарии. Я чувствовала себя виноватой: я ничем не помогла им, я не взяла из приюта собаку, у Эрика Варшука одна нога, а у меня целых две. Я была виновата за все, что сделала и чего не сделала, кем стала и кем не стала. Откуда это всепоглощающее чувство вины?
Как будто я кого-то убила.
Нервы звенели как струна. Зря я попросила кофе. Когда Губбинс открыл дверь, сердце у меня подпрыгнуло.
— О’Доннел не отвечает, зато я дозвонился до Бена. Он попробует связаться с офисом окружного прокурора по своим каналам и узнает, на каком основании был выдан ордер.
Я застонала:
— Неужели надо втягивать еще и Бена?
Губбинс непонимающе посмотрел на меня:
— Уверяю вас, он с радостью поможет. В нашем положении следует использовать все возможные ресурсы. Итак… о чем вы хотели мне рассказать? Ведь с Джеффри Волани, кажется, все ясно?
— Надо присмотреться к Стоуксу Дикманну. Он спал с Хелен.
Губбинс сел, явно заинтересованный. Я начала излагать свои подозрения относительно Стоукса — рассказала о сексуальном напряжении, которое искрило между ними с Хелен, о том, как реагировал на это Хью в вечер, когда они играли в боулинг.
— Хелен использовала Стоукса, чтобы подразнить Хью, и оба они, Хью и Стоукс, наверняка это понимали. Эрик Вар-шук видел их в «Гром-баре» и рассказал, что они вели себя довольно мерзко. Он может подтвердить все, что я вам рассказала, и об их связи, и о напряженных отношениях.
Губбинс внимательно слушал мой рассказ. Он сидел в кресле напротив, молитвенно сложив ладони под подбородком и глядя перед собой невидящими глазами за толстыми линзами очков. Из-за очков глаза казались большими, как у мухи. Он молчал.
— Кроме того, Стоукс приехал со «скорой», которую вызвали, чтобы перевезти тела Уокеров к коронеру. Но Стоукс не помогал остальным. Он даже в дом не смог войти. Он сбежал. Он очень нервничал. Наверное, он боялся увидеть мешки с телами его жертв. Особенно в присутствии полиции.
Губбинс внимательно посмотрел мне в глаза:
— Откуда вы знаете? Кто вам это рассказал?
Поразительно, как быстро он разобрал по кирпичикам мою «исповедь» и нашел в ней слабое место. Куда там Перри Мейсону. Адвокату врать нельзя — и я решила сказать правду.
— Тем утром я была в Пекод-Пойнт и видела все своими глазами. Потом я подвезла Стоукса на работу.
Не желая, чтобы Губбинс стал выяснять, что именно я делала на месте преступления, я принялась живописать странное поведение Стоукса по дороге на работу.