Человек по имени Кеннет Паркс спящим сел за руль и доехал до дома родителей своей жены. Там он стал душить их и наносить удары ножом. Теща погибла. Чуть позже он ввалился в полицейский участок, сам не зная, зачем пришел. На запястье у него была рана, но боли он не чувствовал. Он по-прежнему пребывал во сне. Суд учел, что это был не первый случай лунатизма, а также принял во внимание тот факт, что Паркс «обожал родителей своей жены», и убийца был оправдан.
Некоторые специалисты полагали, что зверское нападение Паркса могло стать следствием сбоя в мозгу и что, когда тесть, обнаружив бродящего вокруг дома спящего Паркса, попытался его задержать, в дело включилась амигдала — примитивный мозг. Паркс и глазом не моргнув (в буквальном смысле слова) подрался с тестем и убил тещу. По крайней мере, так уверял его адвокат.
А если у меня произошел тот же сбой?
«Не раскисай, Нора». Или, как сказал бы Бен, ты ведь журналист, оперируй фактами.
Что ж, ладно. Факт номер один: во сне я никогда не выходила за пределы своего жилища. Факт номер два: самым страшным моим преступлением было уничтожение толстовки да потоп на кухне у Бена, в котором тоже, разумеется, была повинна я. И самое главное: у меня никогда не было оружия, и добыть я его не могла ни во сне, ни наяву. Факты были неумолимы: я не убийца, это просто невозможно.
Но я снова начала ходить во сне — и это был факт. Еще были джинсы, которые каким-то образом попали в стиральную машину в ночь убийства, а также включенный по всему Курятнику свет. А царапина, веточки, листья? И все же это еще не означало, что я убийца.
«Запомни: без пистолета нет вины».
По обнаженному телу пробежал холодок. Я юркнула в гостиную, где должен был лежать мой плащ, но тут заметила на кожаном кресле пушистый мохеровый плед. Я сдернула плед и завернулась в него. Мягкое шерстяное прикосновение походило на объятия. Желание вылезти из собственной шкуры ненадолго поблекло.
Окна квартиры Бена выходили на бухту. Льющийся сквозь стеклянную стену свет ложился на пару мягких белых кушеток у камина, пианино и ворсистый восточный ковер. Я пересекла комнату и подошла к окну. За прошедшие несколько дней из бухты исчезли последние суда, перекочевали на зимнюю стоянку. До полнолуния оставались считаные дни, и по воде убегала к горизонту мерцающая лунная дорожка. До боли романтичный вид, если вы в подходящем настроении.
Я повернулась, и взгляд мой упал на рамки с фотографиями, которыми была украшена каминная полка. Вот Сэм, совсем еще малыш со щербатой улыбкой. Сэм был очень похож на отца. На другой фотографии была жена Бена — она стояла за деревянным штурвалом парусника, уверенно улыбаясь фотографу, и волосы летели за ней по ветру. Мой опыт путешествий под парусом исчерпывался одним-единственным плаванием к острову Санта-Барбара: мы отправились посмотреть на китов, а кончилось все морской болезнью и корнем имбиря, который должен был помочь от тошноты. Сравнивал ли Бен меня с нею этой ночью? Смогу ли я когда-нибудь с ней сравниться? А впрочем, на тревоги такого рода у меня не было времени. Было о чем подумать и без этого — например, о моей странной напасти, о том, почему она вернулась и что с ней теперь делать.
Статьи, которые я читала, называли стандартным средством против лунатизма препараты, парализующие мышечную деятельность. Об этом даже думать было страшно. А если ночью что-нибудь случится? Например, вспыхнет пожар? Не в силах убежать, я сгорю заживо. А если мне понадобится в туалет? Ни в одной статье мне не удалось отыскать сведений о реальных способах излечения, разве что встретилось упоминание о том, что авторы некоторых исследований, проводившихся в клиниках сомнологии, возлагают определенные надежды на методы биологической обратной связи. Но в клинику я обращаться боялась. Вдруг Губбинс прав, и полиция действительно отслеживает меня по спутниковой связи? Сам факт лечения от лунатизма можно будет обратить против меня, представив его пусть и не прямым доказательством, но признаком тревожности и вины.
Я плюхнулась на кушетку. Запрокинув голову на подушку, я почти сразу ощутила запах — едва заметный, но совершенно отчетливый. Печенье. Печенье с шоколадной крошкой. Откуда это пахнет? Я снова села. На кофейном столике, прямо посередине, стояла массивная коричневая свеча. Я наклонилась, подтянула ее к себе и понюхала.
Свеча пахла печеньем с шоколадной крошкой.
Бен держал у себя в гостиной ароматическую свечу с этим запахом.
Не будь я так растеряна и растревожена, я могла бы в него влюбиться.
Когда я прокралась в спальню, Бен даже не пошевелился. Он спал, пока я собирала одежду, не проснулся даже, когда я ненароком задела лежащий на полу будильник, и тот издал короткий звон, похожий на бряканье звонка трехколесного велосипеда. Я даже позавидовала способности Бена спать так крепко. Он лежал на боку, обхватив подушку, как до этого обхватывал меня. Одевшись, я опустилась на колени у кровати и стала смотреть, как он спит. В тот миг в нем не было ничего от того резкого человека, которого я знала. Лицо разгладилось, уголки рта были чуть приподняты, как будто ему снилось что-то приятное. Мне хотелось поцеловать его, но я сумела сдержаться. Он хороший человек — хороший отец, хороший друг. Верный и надежный. Он потерял любимую и хочет вернуться к жизни. Он открыл мне свое сердце. Но в моем сердце жило желание убежать и спрятаться. Что скажет Бен, когда узнает, что я хожу во сне?
Однажды я рассказала Хью о своих проблемах со сном и о том, с чего все началось, — о громилах, которые явились в кинотеатр, чтобы запугать моего отца.
— Той же ночью я проснулась с клюшкой для гольфа в руках. На следующую ночь — с ножом. Наверное, я хотела защитить себя и родителей.
О надругательстве над толстовкой Акселя я упомянуть не решилась, уж слишком это было стыдно.
Хью посочувствовал и поддержал меня — и даже немного впечатлился.
— Бедная девочка! Эти ублюдки наверняка напугали тебя до чертиков. Ну, теперь-то понятно.
— Что понятно?
— В тебе всегда была какая-то темная тайна. Я думал, это все твоя русская кровь.
Но и у Хью имелись свои темные тайны. Чего стоила хотя бы «тревожная» картина, на которой «чудовище Нора» нависала над спящим мужем? Об этой картине я читала в статье о выставке «Сцены из семейной жизни». Этой картиной Хью хотел сказать: вот моя ужасная бывшая жена, безумная лунатичка и дьявол во плоти.
Я боялась, что и Бен отвернется от меня, если узнает, что я хожу во сне. Быть может, он даже призадумается и начнет сомневаться в том, что меня действительно хотят подставить. Заподозрит, что это я убила Хью и Хелен. Как я могу надеяться на доверие, если сама себе не верю?
У Бена задрожали веки. Что ему снится? Может быть, я?
Может быть, сейчас во сне мы открываем дверь, выходим к океану, рука об руку преодолеваем полосу прибоя и ныряем в волны? Как бы мне хотелось плыть с ним бок о бок над коралловыми рифами, разглядывая рыб и растения, о существовании которых я и не подозревала, вместе исследовать подводные пещеры и останки древних кораблекрушений. Мне не хотелось, чтобы наше великое приключение закончилось не начавшись. Но я знала: покуда мое имя не очищено от подозрений, отношения не для меня.
Стараясь не шуметь, я достала из сумочки ручку, но побоялась вырвать страницу из блокнота, чтобы не разбудить Бена, и снова ушла на кухню. Потом вернулась, подняла упавший прикроватный столик и положила на него записку.
Сияющая луна освещала мой путь. Я перевесила сумку на грудь на манер патронташа и трусцой побежала вдоль полосы прибоя, слушая плеск волн, лижущих деревянные сваи опустевших доков. Фал на флагштоке подвывал под порывами ветра. Холодный соленый воздух бил в лицо, вышибая слезы из глаз. Ледяной воздух кинжалом пронзал легкие. Я направлялась в редакцию. Мы приехали в квартиру Бена на его автомобиле, а мой так и остался стоять на стоянке. Кровь стучала в ушах, я тяжело дышала, но упорно бежала вперед в брезжущем рассвете. Через какой-нибудь час уже будет светло. Я поеду к «Тропе Ван Винкля», дождусь Грейс и расскажу ей все. Она что-нибудь придумает. Она всегда придумывает.
Вскоре я повернула налево, забирая к Пекод-авеню, и побежала, держась на золотистый свет уличного фонаря на солнечных батареях. Тут я увидела его и остановилась. Нас разделяли считаные метры. Он стоял под матерчатой маркизой книжного магазина и пожевывал декоративную капусту в ящике под окном. Это был белохвостый олень. Над его головой расходились в стороны тонкие ветвистые рожки. Дрогнули уши, олень поднял голову, повернулся и посмотрел на меня, не прекращая жевать капустный лист. Во взгляде его читался вызов — ну, что ты мне сделаешь?
Он совсем не боялся, он был уверен в себе. И мне подумалось, что неплохо бы научиться у него этой отваге, чтобы одолеть все то, что ждало меня впереди.
Из газеты «Пекод курьер»
Письмо редактору
Уважаемый редактор!
Убийца из Пекод-Пойнт не единственный преступник в этом городе. Вы знаете, что на светофоре у выезда с магистрали повесили новую камеру? На прошлой неделе мне пришел штраф в сто долларов за то, что я якобы поехал на красный свет. Я ничего подобного не делал. А они пишут, что у них есть «фотографические доказательства». Не знаю, где они нарисовали эти доказательства, но я не один такой пострадавший. Требую провести расследование.
Ник Лайонс
Конклин-стрит, 12
Пекод
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Первым, что я услышала, был визг тормозов.
— Что за…
В тот момент, когда я свернула на парковку «Тропы Ван Винкля», из-за угла здания выскочил черный фургон, тот самый. Я ударила по тормозам, брошенный на соседнее сиденье термос с кофе упал и покатился по полу. Фургон вылетел на Старое шоссе номер двадцать и унесся прочь, рыча двигателем и оставляя за собой серо-голубой дымный след. Все еще трясясь от испуга, я припарковалась рядом с погашенным знаком у входа в боулинг. Этот фургон выскочил на меня уже во второй раз за последние десять часов. На этот раз он за мной не гнался, нет, но его водитель явно опасен. Лихач какой-