то. И куда он вечно торопится?
Я успела разглядеть на мятом боку фургона надпись: «Заводной пылесос из Массамата. Чистота — наше призвание!» Может, за рулем был уборщик, который работал в боулинге? Спрошу у Келли, когда она приедет.
Я нагнулась, чтобы поднять закатившийся под сиденье термос, а выпрямившись, заметила торчащий из-за угла здания голубой капот «мини-купера», на котором обычно ездила Келли. Часы на приборной доске показывали 7:13 утра — рано еще Келли быть на месте. Обычно она приезжала минут за пять до начала занятия. У меня перехватило дыхание. Что-то тут было не так… И еще этот торопливый фургон… Я выключила двигатель и, борясь с нехорошим предчувствием, отправилась выяснять, что же тут происходит.
Из-за двери черного хода звучала приглушенная музыка. Томный хрипловатый голос Эми Уайнхаус. Железная дверь «Гром-бара» была открыта. Я осторожно потянула ее на себя и вошла. Внутри музыка грохотала так, словно здесь кого-то пытали. У меня заболели уши. Обоняния коснулся острый запах аммиака. Я нашарила на стене выключатель и щелкнула им, но ничего не произошло. Единственным источником света в помещении оставалась щель под входной дверью.
— Келли! — закричала я.
Нет, это бессмысленно. В этом грохоте она меня не услышит. Я заткнула уши и, прижимаясь к стене, стала пробираться в холл, чувствуя, как гудят в теле басовые ритмы.
В «Гром-баре» горела одинокая лампочка в витражном абажуре. Зеркало за задней стойкой отражало ее неяркий свет, выхватывая из темноты отделанную деревянными панелями зону отдыха. Занимавшие все оставшееся пространство дорожки для боулинга таяли в темноте. Я обежала взглядом запертую кассу, составленные один в другой чистые стаканы на стойке, ровные ряды бутылок с ликером на полках. Ничего особенного — если бы только не этот грохот. Но где же Келли? Магнитофон стоял в шкафу рядом с мини-холодильником. Я нажала на кнопку. Наконец-то тишина. И тут из дальнего угла послышалось тихое всхлипывание.
— Келли!
Всхлипывание перешло в душераздирающие рыдания. Звук исходил от составленных вместе деревянных столиков в задней части «Гром-бара». Все, что было дальше, тонуло в темноте. Я нашла еще один выключатель и щелкнула им. С банкетки в красной виниловой обивке свисала крепкая нога.
— Келли! — крикнула я.
Я выскочила из-за стойки и бросилась к ней. Она лежала на банкетке, разметав руки и ноги. На ней были фиолетовые шорты из спандекса и фиолетовая кофта с капюшоном в тон. Подол кофты был задран, обнажая выпуклый живот с огромным, похожим на пельмень пупком. Розовая куртка-пуховик была обмотана вокруг головы, словно кто-то пытался задушить курткой ее хозяйку.
— Что с тобой?
— Он сделал мне больно, Нора, — чуть слышно прошелестело из-под куртки. Тело содрогнулось в рыдании. — И мне, и ребенку.
— Боже мой! — Я в ужасе зажала рукой рот. Поискала глазами кровь. Крови не было. — Только не двигайся. Я вызову скорую.
Дрожащими руками я потянулась за телефоном, но вспомнила, что у меня его забрали.
— Где твой телефон?
Келли медленно села. Намотанная на голову куртка упала, открыв спутанные волосы, связанные в съехавший набок хвост. Глаза у Келли были красные. Она плакала.
— Все в порядке. Не надо скорую.
— Нет, нужно. С тобой что-то сделали. Где телефон?
Должно быть, у нее адреналиновый шок. Как ее убедить?
— Даже если с тобой все хорошо, надо проверить, как там твой малыш.
— Он ко мне и пальцем не прикоснулся.
— Точно? — Я еще раз окинула ее взглядом, высматривая следы побоев.
Она кивнула.
— Слава богу! Но в полицию все равно надо позвонить.
— Зачем?
— Он ведь на тебя напал!
— Кто?
Она как будто не сознавала происходящего. Сотрясение?
— Человек, который уехал в фургоне. — Я указала на ее куртку. — Он пытался тебя задушить.
Келли перевела недоумевающий взгляд на куртку. Потом покачала головой:
— Нет-нет. Это я сама, чтобы свет в глаза не бил. А в фургоне уехал Эл. Он на меня не нападал.
— Эл?
— Ну да, муж Шинейд.
— Эл Рудински? Эл-чистильщик?
Она кивнула. Я уже совсем ничего не понимала.
— А он что тут делал?
— Он убирает у нас здесь по пятницам.
Я села на банкетку рядом с Келли и попыталась уложить в голове услышанное. Так маньяк в фургоне — это Эл? Он всегда был таким душкой — мягкий, застенчивый мужчина. Давно ли он здесь работает? Если Эл убирает в боулинге, значит, у них с Шинейд теперь четыре работы на двоих. Выходит, с деньгами у них еще хуже, чем я думала. Да еще дети-подростки на руках. Трудно было даже вообразить, каково приходилось родителям.
— У меня в голове как будто в боулинг играют, — всхлипнула Келли и снова заплакала.
— Я принесу воды.
Я побежала к барной стойке, схватила пивную кружку, подставила ее под шипящую струю из сифона и вернулась. Келли села, взяла кружку, сделала несколько глотков и отдала ее мне обратно. И тут же снова зарыдала, уткнувшись мне в плечо. Я обняла ее свободной рукой.
— У Стоукса была любовница, — всхлипнула Келли.
— Боже мой, — ахнула я, стараясь, чтобы это звучало правдоподобно. — Мне очень жаль, — еще один гениальный подход.
— Я ушла спать сюда. Я просто не могла оставаться с ним в одном доме.
Она тихо плакала, а я тихонько покачивала ее, гладя по слипшимся волосам. Я отлично знала, каково это — предательство.
— Мне так жаль, — повторила я. — Ужасно жаль.
Наконец Келли выпрямилась и вытерла глаза. Я выдернула из коробки на столе пучок бумажных салфеток и подала ей. Она громко высморкалась, взяла чистую салфетку и вытерла глаза.
— Он спал с Хелен. С Хелен Уокер.
Значит, рассказанная Эриком Варшуком история нашла подтверждение из других источников. Тут уж никто не посмеет усомниться. Надо будет сказать Губбинсу.
— Не может быть, — сказала я каким-то не своим голосом. Мне было мучительно стыдно за собственное притворство.
Она кивнула, и хвост, в который были собраны ее волосы, окончательно рассыпался. Темные пряди укрыли ее лицо, и она стала похожа на кукольного тролля. Я отвела волосы с ее лица.
— Хелен у нас женщина порядочная, у нее всегда все по порядку: сегодня один, завтра другой… Как ты узнала?
— Мне сказал Стоукс. Сказал, что должен признаться полиции, но не хочет, чтобы я узнала от них. Его допрашивали вчера. Он ничего им не сказал, а потом испугался, что они все равно узнают. И если он не сознается, будет подозрительно.
Игра на опережение. Этот Стоукс ловкий малый. Мне хотелось спросить Келли, был ли ее муж дома в ночь убийства, ноя понимала, что это ужасный вопрос. Она только снова расплачется.
— Я и подумать не могла, что он так со мной поступит. С нами.
Я снова сунула ей салфетку. Она высморкалась. Я обняла ее.
— У меня такое чувство, будто я потеряла лучшего друга.
Я помнила это состояние. Помнила, какой одинокой и брошенной я чувствовала себя, когда узнала о существовании Хелен. Как наступило неотвратимое осознание: для Хью я вовсе не единственная. Однако слова Келли заставили меня взглянуть на все под неожиданным углом. Мы с Хью никогда не были лучшими друзьями. Правила в наших отношениях устанавливал Хью. Устанавливал так, чтобы иметь возможность завести интрижку на стороне. Мне предлагалось либо принять все как есть, либо уйти. Или быть мудрее и делать вид, что ничего не происходит, до тех пор пока Хью не совершит что-то такое, на что невозможно будет закрывать глаза, — например, сделает ребенка на стороне.
— Какой же я была дурой, — простонала Келли. — Занималась с ней, учила, как подтянуть обвисший живот, как поджать толстую задницу. Делала из нее сексуальную штучку, а сама расползлась как квашня.
— Не говори так. У тебя прекрасное тело. Просто роскошное. Ты настоящая красавица.
Несколько лет назад я отдала бы все на свете за такой большой живот. Только теперь я поняла, что забеременей я, и Хью не замедлил бы изменить, причинив мне жестокие страдания именно тогда, когда я была наиболее уязвима. Вот что случилось с Келли. И у меня было бы два выхода: либо развестись с Хью и растить ребенка в одиночку, либо держаться за брак и растить ребенка в атмосфере недоверия и упреков. Келли не позавидуешь. Впервые за все время мне подумалось, что я еще легко отделалась.
— Если бы я знала, что Хелен увела у тебя мужа, я бы ни за что не взяла ее в группу, ни за что! — Келли шмыгнула носом. — А получилось, что я своими руками впустила лису в курятник. Нет, не так. Я… нет. Но если бы не я, ничего бы не случилось. А может, он все равно изменил бы, просто с другой. Не знаю… Все так запуталось! Стоукс стал мне совсем как чужой.
Я взяла Келли за руку. Какой смысл говорить ей о том, что Стоукс и Хелен спелись еще в сентябре, задолго до того, как Хелен вздумалось заняться пилатесом. Гораздо важнее было смягчить удар, который должны были нанести ей мои слова.
— Иногда у человека, которого мы любим, есть оборотная сторона, но видеть ее слишком больно, и мы закрываем глаза. Мы как лунатики… — тут я поежилась, — мы как лунатики, вступаем в брак с закрытыми глазами. Но потом приходит пробуждение.
Келли заморгала и уставилась на меня во все глаза.
— Я вот что хочу сказать: снаружи Стоукс может выглядеть очень приличным человеком, но в глубине души он просто разрушитель.
При этих словах Келли упала на банкетку и разрыдалась.
— Да, все верно. Он убил все, что между нами было. Никогда его не прощу!
— Да нет же, я имела в виду…
Послышался шум открываемой двери.
— Нора! — позвала Грейс.
— Я здесь.
Грейс вошла в бар, на ней была оранжевая парка, в руках коврик. Подруга вопросительно посмотрела на меня.
— Я решила, что мы как раз успеем поговорить, — сказала она и направилась ко мне, но тут же остановилась. — Боже мой! В лесу медведь сдох! — И уставилась на меня так, словно я вдруг отрастила третью грудь.
— Ты о чем?
— Наконец-то ты вылезла из черного!