Мучимая страшными предчувствиями, я на цыпочках вошла в палату, оставив дверь приоткрытой, чтобы не зажигать свет. Лада спала, откинувшись на подушки. У кровати попискивал бдительный монитор. Тетушка напомнила мне Йоду — сквозь спутанные пряди волос виднелась голая розовая кожа. К носу тянулась кислородная трубка, на бледной бумажной коже предплечья проступал багровый синяк вокруг катетера. Косточки запястья казались хрупкими, как у птички.
Я опустилась в кресло у стены, положила подбородок на руки и беззвучно заплакала. Какие мы все же хрупкие существа, думала я. Нет, Лада выжила и не превратилась в овощ — она была и осталась Ладой. Но где я возьму деньги на уход, если меня посадят в тюрьму? Один пропущенный платеж, другой — и из «Кедров» тетушка переедет в государственный дом престарелых, к клопам и пролежням. При одной мысли об этом мне становилось страшно. А времени у меня было все меньше. Петля затягивалась. Так сказал Губбинс, которому я позвонила сразу после того, как ушел детектив Рош.
— Боюсь, это значительно усложняет ваше положение. Отсутствие доступа к оружию было самым веским доводом в пользу вашей невиновности, однако теперь этот довод больше не имеет силы, — сказал он.
— Но я же не брала этот пистолет, — возразила я дрожащим голосом. — Это просто случайно совпало. Вы ведь знаете, что в этом году летние дома грабили чаще, чем раньше. Вот и совпадение.
«Это совпадение. Пусть это будет совпадением. Потому что о других вариантах и думать страшно».
— Чрезвычайно неуместное совпадение. У вас нет алиби, но есть сильный мотив.
— Все равно это глупо. Если бы я хотела их убить, то убила бы давным-давно. Ну зачем бы мне ждать столько лет, а?
«Пожалуйста, только не толкайте меня на этот путь, мистер Губбинс. Ну пожалуйста».
— Прокурор заявит, что с приездом в город Хью и Хелен вы получили повторную травму.
— Они переехали в мае. А сейчас ноябрь. Чего я тогда ждала? — хрипло спросила я.
— Последней соломинкой стало появление Хелен в группе пилатеса. В гневе и ярости вы утратили контроль над собой. Кроме того, прокурор попытается доказать, что вы каким-то образом узнали о ретроспективной выставке работ Хью — о той самой, про которую сегодня говорили в передаче вашей подруги.
Я вспомнила письмо Хью. Да, я знала об этой выставке.
— Узнав о гом, что ваша история вновь будет выставлена на всеобщее обозрение, вы пришли в ярость, — сказал Губбинс.
— А убийство, значит, не выставит меия на всеобщее обозрение?
— Хороший довод. Можно будет им воспользоваться.
— Воспользуйтесь сейчас, пока все не зашло слишком далеко, — попросила я.
— Простите, Нора, но сейчас я бы порекомендовал вам привести свои дела в порядок. Не исключено, что в ближайшие несколько дней вы будете арестованы как подозреваемая.
Я непроизвольно отставила телефон от уха.
— Нет-нет-нет, не говорите так! Я не хочу!
— Спокойно, Нора. Возьмите себя в руки. Дышите.
Я снова поднесла телефон к уху. Паника не ушла совсем, но я заставила себя слушать.
— Если до этого дойдет, я подам ходатайство об освобождении под залог, после чего нас ожидают серьезные судебные издержки. В связи с этим я хотел бы как можно быстрее получить пятнадцать тысяч долларов, о которых мы с вами говорили.
— Господи, еще и залог! А это много? Залог по делу об убийстве…
— О двойном убийстве, — поправил он. — Под залог вас выпустят. У меня есть знакомые… Но должен вас предупредить еще об одном.
— О чем? Разве этого мало?
— О проверке на детекторе лжи. Разрешение на нее может дать только суд, но прокурор вполне может затребовать это разрешение.
Лада заворочалась в постели. Я вздрогнула. При воспоминании о беседе с Губбинсом у меня внутри все сжалось. Надо позвонить Грейс. Рассказать о тетушкином инсульте. И о том, что у моего соседа украли пистолет. Но что, если ее вера в мою невиновность окажется поколеблена? Сейчас мне этого просто не вынести. Не вынести — и все тут.
Я отчаянно перебирала факты, которые все еще могли свидетельствовать о моей невиновности. А) До сих пор во сне я никогда не выходила за пределы своего жилища. «Но откуда тогда листья и веточки у меня в волосах? Где я их нахватала?» Б) Я всегда просыпалась прямо во время снохождения, а значит, никак не могла вломиться в дом Мэнса и украсть пистолет. И тем более совершить два убийства в доме, который многие мили отделяли от моей спальни. «Но джинсы каким-то образом оказались в стирке, а утром по всему дому горел свет. Я почти наверняка ходила во сне — и не проснулась».
Страшные мысли одолевали меня. Я думала о тех, кто убивал во сне. Кеннет Паркс, убивший тещу. Отец, размозживший голову собственному невинному ребенку. Мои кровожадные фантазии были неоспоримы; во мне жил убийца. Но способен ли был мой внутренний демон убить, пылая от ярости, в то время как человеческая его половина мирно спала? Или он одержим жаждой крови?
Я напомнила себе о том, что были и другие подозреваемые. Тобиас. Стоукс. Неизвестная любовница. Но при проверке на детекторе даже тень сомнений может повысить тревожность настолько, что тест будет завален. В детективных сериалах такое не раз показывали. А я сомневалась, и сомневалась всерьез, до кома в животе. Это скорее походило на фильм ужасов.
Так или иначе, мне надо раздобыть денег — и срочно, — чтобы оплатить ведение дела, а может быть, и уход за Ладой (которой вскорости может потребоваться целая армия помощников), не говоря уже о счете из клиники. Я решила, что завтра же позвоню в «Сотбис», «Кристис» и «Филлипс» и поручу скетчбук тому, кто предложит наибольшую стартовую цену. Вот только как бы не вышло, что даже на ускоренную продажу уйдет больше времени, чем было у меня в распоряжении.
Наконец я взяла себя в руки и огляделась в поисках бумажного платка. На батарее у окна стояла коробка «Клинекс». Я встала и потянулась к ней.
— Нора, — чуть слышно выдохнула Лада.
Я бросилась к тетушке. Она не открывала глаз.
— С возвращением, тетя. Как ты себя чувствуешь?
— Тебе со мной столько хлопот. Прости, — прошептала она.
— Ну что ты! — Я погладила ее по руке.
— Я уже такая старая рухлядь. Проржавела насквозь. Пора на свалку.
— Не говори так, не надо! — я уже почти кричала от страха.
Тетушка открыла глаза. Пустой взгляд. Ровный голос.
— Я больше не могу позаботиться о себе. Vashna nee to как dolga tuy prozsheel, а kak horoshow zsheel.
— Скажи по-английски, ладно?
— Самое главное — прожить хорошую жизнь. А не долгую. Я даже из ванны сама вылезти не могу. Разве это жизнь?
Она отвернулась, и подбородок у нее задрожал. У меня защемило сердце.
— Тебе просто нужна помощница. Здесь есть такие специальные люди, чтобы помогать. Я все устрою, тетя.
— А чем будешь платить?
— Это уж моя забота. — И я снова погладила ее по холодной костлявой руке. — Лада…
— Что?
— Тут прошел слух…
Тетушка обожала слухи и сплетни. Она перестала отворачиваться и уставилась на меня с интересом. На мгновение ее зеленые глаза вновь засияли жизнью.
— Говорят, у вас в киноклубе покажут «Белые ночи» с Михаилом Барышниковым и Грегори Хайнсом. Будет балет и степ. Это про беглецов и шпионов в Москве и Санкт-Петербурге.
— Эйфеле, не Санкт-Петербург, а Ленинград. Для меня он всегда будет Ленинградом.
Если на следующей неделе ей станет лучше, уговорю здешнее руководство показать «Белые ночи». Или сама возьму диск напрокат и привезу.
Медсестра принесла таблетку, и вскоре Лада снова уснула. Под ее тихое посапывание я вышла из комнаты и спустилась во двор проверить телефон — здесь полагалось выключать телефон перед входом в здание. Оказалось, что Бен звонил уже дважды и сообщение оставил.
— Привет. Я просто хотел услышать твой голос и сказать, что мне так приятно о тебе думать. Позвони мне.
Бен. О господи. Если бы только я могла слушать эти чудесные слова и чувствовать себя такой же счастливой. Но с тех пор, как он уехал, все покатилось по наклонной. Даже если я признаюсь ему, что хожу во сне, то все равно не смогу уверенно сказать, что я не убийца, — ведь я и сама уверена в этом процентов на пятьдесят, от силы шестьдесят. Телефон у меня в руке зажужжал. Это опять был Бен. Сердце ухнуло в пятки. Что делать? Я не хотела, чтобы он волновался. Я сглотнула и приняла вызов.
— Алло.
— Нора! Я так рад, что дозвонился. Я уже начинал волноваться.
— Прости. У меня тетушке нездоровилось, но сейчас у нее все хорошо.
— А что с ней?
— Микроинсульт.
— Ох ты ж. Ты, наверное, совсем расстроилась. Как тебе помочь? Хочешь, приеду сегодня вечером?
— Нет-нет, спасибо за предложение, но не надо. Она вне опасности. Почти оправилась.
Только тут я осознала, что все могло быть гораздо хуже, и паника сжала мне горло.
— Бен!
— Я тут.
Мне хотелось, чтобы все стало просто. Хотя бы на минуту. Чтобы мы сделали вид, будто мы обычная пара, люди, которые только начинают узнавать друг друга. Чтобы он мог познакомиться с дорогим мне человеком и чтобы моя тетя тоже познакомилась с Беном.
— Надеюсь, она еще поживет. Потому что я хочу вас познакомить.
— Это само собой. Лично я намерен расспросить ее, какой ты была в детстве.
— Она тебя заговорит до полусмерти.
— Ничего, я ведь столько еще о тебе не знаю. Вот, например, какой твой любимый цвет?
Я улыбнулась.
— Зеленый, нефритового оттенка.
— А блюдо?
— Рисовый пудинг.
— Ты за ГМО или за «Монсанто»?
Он пытался меня развеселить, и это согревало мне сердце.
— Ну…
— Я пошутил.
— Ну почему ты такой хороший?
— Меня преобразила любовь хорошей женщины.
Но и в этих его словах прозвучала тень боли, память об утрате.
— Ах да.
— Прости. Я не…
— Да нет, все нормально. Джуди была удивительная женщина. Я понимаю. Тебе повезло.