Отис схватил оставшиеся два кусочка брауни — по одному в каждую пухлую ручку, — но тут вошла Грейс.
— Зайка, не ешь так много сладкого.
Я закрыла альбом Отиса. На обложке была нарисована Большая Птица из «Улицы Сезам». Я посмотрела на нее пустым взглядом. В голове у меня снова закружился хоровод. Который час? Я посмотрела на экран телефона. Два шестнадцать. Надо действовать быстро. Но как мне выбраться из дому, чтобы этого не заметил Кроули? Я бросила взгляд на Грейс. Она терла салфеткой Отисовы пальчики, перемазанные в шоколаде. «Думай, Нора. Думай. Как поступил бы Натан Глассер?»
— Грейс…
— Мм?
— Я хочу попросить тебя о большом одолжении.
— Все, что хочешь, — сказала Грейс, подняв взгляд.
— Я хочу украсть тебя на несколько часов. Только ни о чем не спрашивай.
Я вышла из дому прямо под носом у Кроули, кивнула ему и помахала рукой. Он опустил окно и крикнул:
— Спасибо за брауни!
Он видел Грейс, одетую в то же самое пальто, что было на ней в церкви, которая чистила автомобиль от снега. Вот только это была никакая не Грейс. Я надела ее пальто и подняла воротник. Нижнюю половину лица скрыл длинный шерстяной шарф черного цвета, а волосы я убрала под черную шляпу с белой шелковой розой. Широкие поля шляпы отбрасывали тень на лицо. Мы и сумочками обменялись, переложив содержимое из одной в другую. Большая прямоугольная сумка черной кожи, которую носила Грейс, висела теперь у меня на плече.
Кроули видел, как уехал Мак. Пусть думает, что Нора Глассер осталась у подруги и сидит с ее детьми. Он ничего не заподозрил, а я тем временем отряхнулась от снега, села за руль и бросила щетку на заднее сиденье. Первый этап плана завершился успешно. Оставалось надеяться, что Мак не слишком разозлится, когда узнает, что Грейс помогла мне обвести полицию вокруг пальца.
Часы на приборной панели показывали два часа тридцать три минуты пополудни. Где-то там, за снежными тучами, высоко стояло солнце. До заката еще часа два. Значит, времени у меня предостаточно. Шарф царапал губы, в нем было жарко, но я не спешила избавляться от маскировки, поэтому выехала задним ходом с дорожки и поехала прочь, туда, где меня не достанет взгляд Кроули. Мир вокруг тоже обрел непривычный облик. Снег превратил кусты в подушки, а лужайки — в пуховые перины. Хлопья снега, словно в замедленной съемке, опускались вниз, укрывали молчаливые улицы. Я держала путь к центру города.
На Пекод-авеню царила совсем иная атмосфера, почти суматоха — люди торопливо бежали в магазины запасаться всем необходимым перед снежной бурей. Только прачечная закрылась раньше времени. За мостом дорога обледенела, и колеса «приуса» на подъеме проскальзывали. За снежным великолепием скрывалась угроза. Ком снега упал с козырька прямиком на ветровое стекло, но дворники смели его прочь. Остаток пути я крепко держалась за руль. Несмотря на бурю, домой я добралась довольно быстро, припарковалась и по нетронутому снегу добралась до двери Курятника. В доме я направилась прямиком в спальню, махнув рукой на комья снега, сыпавшиеся с ботинок на пол и на ковры.
Я переоделась в джинсы, свитер и теплые носки — юбка для моего дела не годилась, — порылась в шкафу и нашла коробку для головных уборов. В коробке лежала еще одна ушанка, близнец той, что осталась у Грейс. Вторую ушанку мне подарила в прошлом году на день рождения тетушка Лада, забыв о первой. Я затолкала подарок подальше, не желая видеть в нем признак подступающей тетушкиной деменции.
Я сняла неудобную шляпу Грейс, нахлобучила ушанку, снова надела ботинки, но вместо парки вновь натянула длинное черное пальто Грейс — ничего такого же теплого у меня в гардеробе не имелось. А теплая одежда мне ох как понадобится.
Затем я приподняла край матраса, наклонилась и сунула под него руку, продвигая ее все дальше и дальше, пока мои пальцы не коснулись обложки скетчбука.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В русской армейской шапке и длинном черном шерстяном пальто я, должно быть, походила на какого-нибудь персонажа из «Доктора Живаго», который пробирается сквозь снежный лес к своей dacha, чтобы укрыться там от bolsheviki. Какая тишина. Только звук моего дыхания да тихое похрустывание пластикового пакета за поясом джинсов. Я обернула пакетом скетчбук, чтобы он не промок. Главный въезд в Пекод-Пойнт остался позади; на случай, если полиция округа по-прежнему дежурит на дороге у Хью, я решила пробираться огородами. Вдруг окружные не такие простаки, как Кроули.
Я прекрасно понимала, на какой риск иду. Если меня застигнут на месте преступления, все станет еще хуже. Ледяная крупа секла лицо; я поглубже нахлобучила ушанку. Golova nyet, shopka nye nooshno. Безголовому и шапка ни к чему. Golova nyet, shopka nye nooshno. Может, я просто дура? Зачем я пустилась в это безумие?
К счастью, на парковке клуба «Дюна» было пусто. Раньше, бывало, по первому снегу здесь появлялись охотники. Снегопад помогал им, скрадывая звуки и запахи, которые могла почуять добыча. До того несчастного случая на охоте мы с Грейс нередко гуляли здесь и не раз встречали мужчин в камуфляжных костюмах. Они шли по следу, парами или поодиночке, и за плечом у каждого висел арбалет весьма средневекового вида. Однако в эту отчаянную вьюгу и они, должно быть, остались дома чистить дорожки или закупать соль, как Мак. Парковка была совершенно пуста. Единственным нарушителем здесь была ваша покорная слуга.
Я пробиралась сквозь снег, стирая со щек растаявшие снежинки и вспоминая совет Мака «мыслить позитивно». Чем, собственно, это отличается от совета Хелен «заявить о себе»? Если Хелен могла «заявить», то почему бы и мне не последовать ее примеру? Я заявлю о себе, продав скетчбук и заставив полицию арестовать Тобиаса. А потом я устрою для тети Лады и ее друзей большой праздник с тройным кинопоказом фильмов о России — «Скрипач на крыше», «Анна Каренина», «Красные». Или закачу пир на весь мир с блинами, борщом и голубцами — тетушка все это очень любит. Нет, лучше буду заявлять о себе каждый год, пусть у нас будет свой ежегодный фестиваль фильмов о России в честь Лады Левервич!
Дело было плохо, но я изо всех сил старалась сохранять оптимизм. Очень старалась. Но чем глубже я уходила в затихший лес, тем сильнее звучал во мне голос тревоги. Я знала наверняка: я проведу эту ночь в тюрьме, и не в какой-нибудь там уютной камере от Марты Стюарт. А если в тюрьме у меня случится приступ лунатизма? Я буквально наяву слышала крик соседки по камере: «Йо, охрана! У нас тут зомби завелся, так его растак!» И это еще если повезет и соседка просто не отдубасит меня, не разобрав, что происходит.
Я заставила себя думать о бескрайнем снежном пейзаже вокруг — белая земля, белые деревья, белый воздух. Первозданная белизна поражала своей красотой, но я не могла думать о том, что скрывает под собой белый покров. Гниение, плесень, насекомые. Мир тьмы и тайны. Я чувствовала угрозу, и чувство это становилось сильнее с каждым шагом.
Тропа сделала поворот, и у подножия склона стала видна засидка — пряничный домик в белой снежной глазури. Медленно, чтобы не поскользнуться на заледеневшей тропе, я спустилась вниз и добралась до двери. Толкнула, но дверь не подалась. Я толкнула ее плечом. Потом опять рукой. Дверь стояла непоколебимо, пока я наконец не сделала шаг назад и не ударила ногой с разворота, как в фильме «Ее звали Никита». Звук удара ботинка о дверь разнесся по затихшему лесу как выстрел.
Сквозь проем на месте стены проникал ветер, наметая на полу снежные заносы. Армейское одеяло по-прежнему лежало аккуратно сложенным на скамейке, и я вытерла лицо его шершавым краем. Я надеялась, что, добравшись до засидки, смогу оценить обстановку, однако Пекод-Пойнт был совершенно скрыт толстой пеленой падающего снега. Смутно проступал свет фонарей — но и только. Театральный бинокль остался в машине — я не могла доставать его на глазах у Кроули, — но даже и он здесь, пожалуй, ничем бы не помог. Оставалось только двигаться по направлению к свету и надеяться, что Аббас пришел один.
— Помоги мне, Чемп. Принеси мне удачу, — тихо попросила я, коснувшись Бенова ножа в кармане, а потом повернулась и вышла за дверь. Я не знала, успею ли заехать домой после того, как верну Грейс ее автомобиль, и потому взяла нож с собой.
Снег превратил обрамлявшие залив водоросли в огромные подушки маршмеллоу, за которыми меня совсем не было видно. Лицо и руки болели от холода, но я упрямо шла вперед. Несколько минут спустя я остановилась и выглянула поверх заснеженных холмиков. Здесь кончалась лужайка. Сам дом находился от меня метрах в пяти — залитый светом, в переливающихся кристаллах льда он был словно дворец Снежной королевы из волшебной сказки.
Сквозь стеклянную стену было видно большое, ярко освещенное помещение, в котором соединились гостиная и кухня. Людей внутри не было. Укрытый снежной шапкой зеленый «БМВ» Аббаса был припаркован рядом с дорожкой, ведущей к студии Хью. Но перед гаражом я увидела еще один автомобиль — красный «форд»-седан, на номере которого до сих пор виднелась наклейка прокатного бюро. Черт. Аббас здесь не один. Кто с ним?
В коридоре за дверью гостиной возник темный силуэт, и на свет вышел Тобиас. Откуда он здесь взялся? Он сейчас должен лететь в Виргинию! Ах да, снегопад. Рейс могли отменить из-за снегопада. Я мерзла, пыталась придумать, что делать дальше, и одновременно проклинала себя: ну почему я не начала с компании, где самый дешевый прокат? Можно было догадаться, что Тобиас в другую и не пойдет.
Тобиас вышел на кухню, остановился у стола с мраморной крышкой и повернулся ко мне лицом. Он говорил по телефону. Стена травы надежно скрывала меня из виду, но, чтобы добраться до дома, мне придется пересечь лужайку. На часах было три часа тридцать девять минут. До темноты оставалось больше часа. Я обхватила себя руками, а ладони сунула под мышки, чтобы согреться. Увы, лицо и пальцы на ногах мерзли по-прежнему. Чтобы не обморозиться, я начала топтаться на одном месте.