Свободной рукой Аббас махнул в сторону расставленных у стены картин.
— Мы планировали большой показ работ Хью следующей весной. Выставка должна была продлиться шесть месяцев, и каждый месяц меняться — старые картины, новые, картины в работе. Грандиозный замысел. Ретроспективу таких масштабов не проводила еще ни одна галерея. Мы собирались объявить об этом на выставке «Арт Базель», в декабре.
Аббас отошел от столика. Сделал шаг ко мне. Я иистин-ктивио попятилась.
— Но в прошлую субботу Хью везет Кэлли на выходные к тетке. Я думаю: это чтобы она не мешала им с Хелен ссориться. Им надо было побыть вдвоем. Потом он приезжает в галерею. «Аббас, — говорит он, — я тут думал. Помнишь, как Дэмьен Херст в 2008-м продал свою работу на «Сотбис»? И обошелся без агента». Говорит, что «Сотбис» устроил Херсту такое шоу, что мне и не снилось. Что коллекционеры приехали со всего мира. Работа ушла за два с лишним миллиона долларов. «Он побил рекорд Пикассо. У Херста получилось. Без агента». И тут Хью мне говорит, что тоже так хочет. «Попробую сыграть соло, Аббас», вот как он сказал. «Я, пожалуй, попробую сыграть соло».
Аббас отступил на шаг, но пистолет не отвел. Под грохот сердца я смотрела, как он в молчании листает страницы блокнота. Вдруг он щелкнул пальцами. Я дернулась.
— Вот так, — сказал он. — А я — дохлая муха Херста.
Я моргнула, пытаясь уложить в голове услышанное.
— Значит, после всего, что ты сделал, он решил от тебя отделаться, — проговорила я. — Ну и ублюдок.
Кажется, Аббас меня не слышал; он открыл страницу с последним наброском. Из груди у него вырвался долгий низкий рык (я подпрыгнула снова), и блокнот полетел на пол.
— Так вот, значит, как он меня изобразил? — зарычал Аббас. — Как животное, как безвольную тушу у себя под ногами! И это — «Аббас, который знает»?
Он плюнул на блокнот. Я почувствовала, как волоски у меня на шее встали дыбом.
— О да, Аббас знает: когда этот Хью Уокер был никем, я выставил его у себя в галерее. Когда у него не было денег, я платил за его жилье. Когда он был одинок, я ввел его к себе в дом и усадил за стол со своими друзьями. Я верил в него. Я сделал его. А он вышвырнул меня, словно мальчишку на побегушках!
Аббас умолк и принялся яростно тереть правый висок.
— Он предал тебя. — Я изо всех сил старалась удержать контакт, но вокруг меня все поплыло. — Я знаю, каково это.
— Что ты знаешь о предательстве! — И он резко, презрительно фыркнул. — Для женщины предательство — это когда мужчина ведет себя по-мужски, хочет свежих удовольствий.
Значит, эта тактика с ним не работает. Надо сохранять хладнокровие. Надо думать. Думать, что делать. Но под обжигающим взглядом Аббаса думать было невозможно.
— Во время войны в Бейруте мужчины предавали, чтобы остаться в живых. Предательство — это пища. Это вода. Это дрова и масло, чтобы согреться в зимние холода. Выбор между лекарством с черного рынка и смертью от дизентерии. — Он все еще яростно тер кожу над правым глазом. — В такое время становишься мастером предательства. Предаешь всех, кто тебе верил как себе. Друзей. Соседей. Собаку.
— Собаку?
— Ты хоть раз пробовала собачатину?
Содрогнувшись, я покачала головой. Я знала его много лет, но никогда не думала, что он на такое способен. Надо бежать. Но как?
— Когда я приехал сюда, то трудился до седьмого пота, лишь бы только позабыть об ужасах войны. Я снова стал человеком. Я вернул себе честь и достоинство. Но если речь пойдет о том, чтобы выжить, — я предам.
С искаженным лицом он прижал к виску основание ладони. Я окинула взглядом комнату. Другого выхода из нее не было. Может, у Аббаса опухоль мозга? Может, он от этого так бесится? Или у него сейчас случится инфаркт или инсульт? Нет. Усыпить его подозрения, а потом воспользоваться элементом неожиданности и сбежать — вот мой единственный шанс.
— Ты говорил с Хью? Ты хотя бы попробовал убедить его остаться?
Аббас фыркнул:
— Я не попрошайка. Я попросил у него только время. Мне надо было придумать, как снизить потери. Я просил его не обращаться в «Сотбис», ни с кем не говорить, пока я не посоветуюсь со своим специалистом по рекламе. «Уж в этом ты мне не можешь отказать, — сказал я ему. — Прояви уважение. Я его заслужил».
— Но у тебя был наготове другой план, да?
На глазах у Аббаса выступили слезы. Он сощурился, сморщил лицо. Приоткрыл рот. И вдруг стал чихать, будучи в эти мгновения необычайно похож на кричащих пап Фрэнсиса Бэкона.
— Апчхи! Апчхи! Апчхи! Апчхи!
«Сейчас! Это твой шанс! Вперед! Оттолкни его и беги».
Но приступ уже прошел. Я опоздала. Аббас подцепил со стола какую-то тряпку.
— Да, у меня был план.
Он понюхал тряпку, и глаза его снова превратились в щелки. Наверное, во всем были виноваты испарения химикалий. Тряпка ими была буквально пропитана насквозь. Тряпки на рабочем столе источали токсичные испарения, а Аббас плохо на них реагировал. У меня часто забилось сердце.
На полке полно банок со всякой химией.
— Ты не собирался консультироваться со специалистом, да? — сказала я и медленно, исподволь переместилась так, чтобы незаметно пошарить правой рукой за спиной, пока Аббас вытирал глаза. — Ты хотел выиграть время.
Выиграть время.
— Ты приехал сюда в субботу вечером, — продолжала я, вслепую шаря дрожащей рукой по полке.
Только бы ничего не уронить.
— Ты приехал без предупреждения и сказал Хью, что очень расстроен и что вам надо поговорить. Так? Ты знал, что он тебя впустит. Это был очень умный ход.
— Я дал ему последний шанс. Всего один. Умолять его я не собирался.
— И что он тебе ответил?
Аббас фыркнул и ткнул пистолетом в воображаемую фигуру:
— Я уложил их в постель.
— Ты заставил их улечься как на картине, а потом… — Я содрогнулась. — И рассек картину, чтобы полиция подумала на меня. О господи.
— Я думал, они арестуют тебя быстрее, — брюзгливо ответил Аббас. Глаза у него начинали краснеть. — Ну и что мне теперь с тобой делать?
Притворщик. Вот и все, что его тревожит. Я для него была лишь орудием, пешкой в его игре.
Взгляд его стал отсутствующим, обращенным в себя. Я буквально слышала, как щелкает калькулятор у него в голове. Потом он снова потер глаза рукавом пальто. Я чуть сместилась влево и продолжала лихорадочно шарить пальцами по полке до тех пор, пока не нащупала высокий и узкий жестяной баллончик. Слава богу, Хью аккуратностью не отличался: на баллончике не было крышки. Наконец Аббас опустил руку и снова посмотрел на меня. У меня в голове зазвучал сигнал тревоги.
— Иди туда, к двери. Подальше от картин, — приказал он.
Если я послушаюсь, то лишусь последнего шанса остаться в живых. Я в ужасе застыла на месте.
— Что ты собираешься делать? Второе убийство не сойдет тебе с рук, — сказала я.
— Правда?
«Думай, думай».
— Если ты убьешь меня, как ты это объяснишь полиции? — в отчаянии выкрикнула я.
Он еще немного помолчал. В голове у него явно складывался план.
— После похорон мы с тобой повстречались на парковке и поговорили. Ты знала, что я сюда приеду. Ты поехала за мной, хотя я тебя не приглашал, и предложила мне купить блокнот, который украла у Хью. — Он кивнул на скетчбук с принцессой Леей, так и оставшийся лежать на столе посреди студии. — Я отказался. Сказал, что сообщу об этом в полицию. — Он покачал головой и поцокал языком. — Ты очень рассердилась, очень. Ты буквально сошла с ума, моя дорогая. Ты заявила, что убила Хью и Хелен, и кричала, что убьешь и меня тоже. Потом ты достала нож и напала на меня. — Он взмахнул пистолетом. — Мне пришлось защищаться.
Думай. Думай. Думай!
— Ну, иди, — приказал он, качнув пистолетом.
— Но ведь из этого пистолета ты уже убил Хью и Хелен, — сказала я, покрепче обхватив пальцами баллончик. — Полицейские сравнят пули и все поймут.
Аббас улыбнулся.
— Тот пистолет давно лежит на дне Гудзона. А на этот у меня есть разрешение. Да и калибр не тот.
Он остановился и подобрал блокнот с ниндзя.
— Благодарю тебя за находку, — сказал он. — Я ее сожгу.
Я перестала дышать. Кровь грохотала в ушах. Все вокруг стало медленным, и только мысли неслись на бешеной скорости: если я не попытаюсь бежать, он меня застрелит. Мне нечего терять. Мой ход.
Пригнувшись, как полузащитник в американском футболе, я бросилась на Аббаса и ударила его головой в живот — он только крякнул. Оглушительно хлопнул выстрел, и мои ноздри заполнил острый запах гари. Я взметнула руку и нажала на кнопку баллончика с лаком, целя врагу в глаза. Аббас взвыл. Я нажала еще раз. Он заорал и выстрелил во второй раз. Послышался звон стекла, и пистолет упал на пол. Рядом упал блокнот. Аббас с криком раздирал ногтями глазницы.
— Чертова сука! Убью!
Я нажала на кнопку в третий раз.
— Черт! — заорал он. — Черт!
Я отбросила баллончик, подхватила с пола блокнот с черепашками, вскочила на ноги и вихрем понеслась к выходу.
Студия осталась позади. Я выбежала в стылые сумерки, и, по колено увязая в сугробах, понеслась сквозь пелену падающего снега. Пальто распахнулось. Ледяной воздух жег щеки и легкие, но ноги и руки работали как поршни. На бегу я оглянулась и увидела на пороге студии темную тень Аббаса.
Снег таял на блокноте с черепашками. Я засунула добычу за пояс джинсов, чтобы уберечь, и только тут поняла — черт! Блокнот с принцессой Леей так и остался на столе у Хью. Но возвращаться нельзя.
Тяжело дыша, не замедляя шага, я попыталась запахнуть пальто и застегнуть пуговицы. С каждой минутой небо становилось все темнее. Надо найти охотничью тропу, пока еще можно хоть что-то разглядеть. Пригнуться. «Не останавливайся. Держись ближе к травяной стене, чтобы Аббас тебя не увидел». Трава у кромки воды была скользкой и замедляла мое продвижение. Джинсы промокли до колен, пальцы ног заледенели. Где же засидка? Я пыталась оглядеться, но тщетно — пелена летящего снега покрывала все вокруг. Я едва видела на шаг вперед. Может, я прошла мимо? Тут моя нога ударилась обо что-то твердое, и большой палец взорвался болью.