– Останешься в Рдзении? – спросил Стжежимир. – Если не поплывёшь со мной?
– Это вряд ли. Надоело трястись за свою шкуру, а рано или поздно кто-нибудь меня раскроет. Особенно теперь.
В храм Охотники не приходили, но только благодаря Пресветлому Отцу, который клялся, что ни один проклятый колдун не сунется в обитель Создателя. Но не мог же Милош до конца своих дней прятаться в храме?
– У меня есть некоторые сбережения, но на что их тратить? И где? – рассуждал он вслух. – Чем я могу заняться?
– Хм… Я вообще-то обучал тебя целительству, но твоя дурья башка, видимо, ничего так и не усвоила.
Милош засмеялся, и звук его смеха всполошил мрачную тишину храма.
– Наверное, так и поступлю. Знаешь, думаю, я бы пригодился в Златоборске. Дара рассказывала мне, что там не хватает толковых знахарей и целителей.
– Не упоминай имя этой девчонки при мне, – сердито потребовал Стжежимир.
– Постараюсь. Но… разве ты действительно ненавидишь её? Она уничтожила многих Охотников.
– Она уничтожила мою мечту вернуть былое, – Стжежимир опустил голову. – Вернуть былое… не бывает так. Невозможно. Чему бы мы, чародеи, ни научились, но это даже нам не подвластно.
– Мне жаль.
Милош почти не помнил тот мир, что потерял Стжежимир в Хмельную ночь, но от того только красочнее, только совершеннее он ему казался. Утерянной мечтой, где неведом страх. Местом, где Милош равен по значимости и благородству даже зазнавшемуся княжичу Чаславу Лисице.
Приближалось время закатной службы, и Милош решил пройтись по храму, чтобы развеять мысли. Он прогулялся от главного входа до золотого сола, кругом по залу и ближе к костру, который разрешил разжечь Пресветлый Отец, чтобы люди могли приготовить себе ужин. Каменный пол храма стал немногим белее мостовой, а к разукрашенному потолку поднимался чёрный дым.
Вокруг огня собрались люди, шептались между собой, но порой разговор у них заходил столь любопытный, что никак не получалось сдерживать голоса.
– Охотников в Ратиславию не пустят. Их княжич к себе ведьму приблизил, она с ним ходит везде, несмотря на возражения Пресветлого Отца, – рассуждал по-рдзенски худощавый старик у огня.
Вокруг него и его толстого собеседника собрались охочие до сплетен слушатели, но двое мужчин делали вид, что вовсе их не замечали.
– Ты всё путаешь. Ведьм две, а не одна. Это не кто иной, как те злодейки, что сожгли Совин, – щёки у толстяка затряслись от возмущения.
– Так первую же казнили в Долгую ночь. Я сам видел!
– На то она и ведьма, чтобы спастись даже от огня, – возразил толстяк. – Они поселились в деревне и людей там жертвуют своим богам. Трёх детей уже зарезали!
Милош подошёл к костру и присоединился к остальным слушателям. В сердце вспыхнула надежда, что он услышал рассказ не просто о какой-то знахарке или беглой колдунье, а о чернокосой невыносимой девчонке. Он прислушался к разговору, надеясь уловить что-то ещё, но ни один из собеседников даже не знал ни названия деревни, ни имён этих ведьм.
– Какая разница, как называется эта деревня, раз она не в Рдзении? А в Ратиславии, видит Создатель, вот-вот опять начнут собираться шабаши.
– С чего бы? – встрял в разговор Милош.
– А с того, что княжеская бабка ведьма, а прошлой осенью новый Великий князь, говорят, в полюбовницах держал тоже ведьму, – пояснил худощавый.
– Ту, которую теперь младший княжич с собой таскает? – запутался его собеседник.
– Да, скорее всего, ту же самую. Где ведьмовство, там и блуд.
Шальная улыбка коснулась губ Милоша, и вспомнились ночи на тесной кровати в доме целителя. Худощавый удивился бы, насколько не блудлива оставалась Дара до встречи с Милошем, как забавно она смущалась поначалу.
Вскоре разговор о ведьмах прервала закатная служба, и Милош, постояв для виду с остальными вокруг сола, вернулся к Стжежимиру.
– Ну что? Создатель послал тебе какое-нибудь решение? – насмешливо спросил учитель.
– Можно сказать и так. Я попробую устроиться на службу к ратиславскому князю. Дара… не морщись, учитель, ты и так похож на сморчок, Дара говорила, что при княжеском дворе раньше жил чародей, только это скрывалось от всех. Надеюсь, мне тоже найдётся место.
Стжежимир не смотрел на Милоша, да и глаза его трудно было разглядеть под сведёнными вместе бровями.
– Вали, – буркнул он недовольно, и стало ясно, что учитель обиделся.
Милош подсел ближе, хотел обнять вредного старика, но передумал.
– Мне пора идти своим путём, – сказал он. – Разве не ты хотел возродить Совиную башню?
– Её разрушают, – вдруг сказал Стжежимир. – Совсем, до конца. Говорят, вчера начали ломать то, что осталось после пожара.
– Видишь, нам не осталось здесь места, и другим чародеям тоже.
– Что тебе с того?
Милош мог бы рассказать о глупых мечтах мальчишки, который желал отомстить убийцам своей семьи, восстановить Совиную башню и собрать вокруг себя могущественных чародеев, но побоялся быть обсмеянным. Старик был прав, вдвоём они немногое могли изменить.
– Быть может, в Ратиславии будет иначе?
Учитель посмотрел на него, как на юродивого.
– Совсем сдурел, – заключил он. – Во-первых, там война, и скоро князей сметут степняки. Во-вторых, как вообще можно связаться с ратиславцами? Тебе Дары не хватило?
– Посмотрим, – помотал головой Милош. – Давай уже спать. Подвинешься?
– Вот мне, старому человеку, ещё с тобой ютиться на драном тюфяке, – проворчал, засыпая, Стжежимир. – Милош, слышишь?
– М-м-м?
– Береги себя. Я тебя не для того тащил все эти годы, чтобы ты помер в какой-нибудь ратиславской дыре.
– Постараюсь, – пообещал Милош.
– Вставай!
Дверь распахнулась резко и грохнулась о стену. В комнату влетел Гжегож, следом за ним Длугош. Первый был взволнован и зол, второй сонлив и измотан.
Разъярённый Гжегож кинулся к Ежи. Тот и пискнуть не успел, как его схватили, как кутёнка, за ворот рубахи и стащили с тюфяка.
– Что ты рассказал Венцеславе? – прорычал Гжегож.
Сон как рукой сняло. Злое лицо, точно оскалившаяся собачья пасть, было совсем рядом, Гжегож разве что челюстью не клацал.
В горле встал ком. Ежи не мог найти подходящих слов, только подумал, что его теперь казнят, успел пожалеть, что погубил самого себя ради красивой девушки. Дурак.
– Говори, выродок, что ты рассказал ей?!
– Всё, всё рассказал, – жалобно воскликнул Ежи, и когда Гжегож кинул его со злостью на пол, одумался и добавил: – Всё, как ты мне велел, так и рассказал. Что я теперь на кухне и от всех скрываю, что раньше у Стжежимира служил.
От стыда горели щёки. Ежи сидел на полу, не смея поднять головы. На глаза навернулись слёзы.
Глава Тихой стражи стоял рядом, видно было, как он сжимал и разжимал кулаки.
– Только это, значит, – процедил он. – С чего бы тогда белая курица почувствовала, что задницу припекает? – плюнул с отвращением Гжегож.
– Объясни хоть, что случилось, – широко зевнул Длугош, провёл рукой по немытым волосам.
Глава Тихой стражи прошёл к своему столу, уселся на стул, вытянув ноги.
– Венцеслава сдала всех принцу: Часлава Лисицу, Стжежимира, его ученика и собственного мужа. Последнего, правда, попыталась оправдать, якобы Стжежимир опоил её и Идульфа какой-то дрянью и подчинил своей воле, но Идульфу всё равно конец. Ландмейстер Охотников не может стать игрушкой чародеев и не поплатиться за это.
Обида и боль накрыли с головой. Венцеслава предала всех, кого называла друзьями. Удивительно, что Ежи она тоже не обвинила в колдовстве. Видимо, слишком он мелкая сошка.
– А Часлава за что? – спросил Длугош и сел рядом с Ежи, видимо, не в силах стоять на ногах. От него несло перегаром.
– У него после пожара видели твоего товарища Милоша, Ежи. Доказать тогда ничего не смогли, но быстро разлетелись слухи, что Часлав и князь Болеслав Лисица помогают чародеям. А теперь Венцеслава нашла бумаги мужа, в которых говорится, что Милош и Часлав вместе держали незаконно курильню, куда водили не только чародеев, но и принца Карла, не иначе как чтобы околдовать. Курильня – то ещё местечко, кто знает, какие травы там были. Ладно, что дурь всякая, так можно незаметно и ведьмовской травой окурить комнату, зачаровать разум. После такого Часлава и, скорее всего, его отца отправят на плаху или на каторгу на Холодную гору. Хитро, правда?
– Чего же хитрого? – подал голос Ежи.
Он знал, что Часлав был дружен с Милошем, но княжич ничего не знал о колдовской силе Милоша. Чтобы сын советника помогал укрыться чародею? Вот уж сомнительно.
– Чем меньше членов Совета, тем больше влияния у Рогволода, а Венцеславу принц Карл теперь почти что на руках носит, ведь она открыла ему глаза на предателей.
– Но раз она жена одного из этих предателей…
– Околдованного, – напомнил Гжегож. – Попробуй докажи, что это не так. Болеслав Лисица с сыном в темнице, а Венцеславе разве что памятник на берегах Благословенных островов не поставили. – Мужчина отчего-то ужасно развеселился.
Длугош почесал сальную макушку и заключил:
– Значит, лойтурцев со двора теперь прогонят.
– Не так скоро, – возразил Гжегож. – Но Рогволод запоёт иначе, чтобы выставить свою дочурку в лучшем свете, он уже хочет потребовать развода Венцеславы и Идульфа.
– Что будем делать?
– Посмотрим, как лойтурцы строят свою крепость. Раз Карлу недостаточно доказательств заговора, мы их найдём.
Милош придерживал Стжежимира, чтобы тот не упал на заледеневшей дороге от Рыбацких ворот к пристани. После пожара предместья были перенаселены: все, кто жил раньше внутри городских стен, перебрались ближе к реке. Ежедневно из столицы отплывало несколько кораблей, и каждый был набит людьми, как бочка сельдью.
– Как бы корабль не затонул, – озабоченно произнёс Милош. – Он выдержит столько людей?
– Мы же не в море пойдём, только до Тихого лога, дальше половина пересядет. Я договорился с парой купцов, чтобы мы держались вместе.