– Ага, – недовольно поджал губы Милош.
Стжежимир вдруг поскользнулся, Милош удержал его на ногах.
– Осторожно.
Старик вдруг оказался удивительно хрупким и слабым в объятиях Милоша. Всё детство он испытывал к Стжежимиру смесь восхищения и лёгкого ужаса, учитель казался неустрашимым, почти всемогущественным, и неожиданно выяснилось, что глаза его слепо щурились на солнечном свету, что он был лёгким, как юная девушка, и дрожал на ветру от холода, даже будучи укутанным в тёплые меха.
– Куда ты направишься? Я хотел бы тебе написать.
– Это ещё зачем? – изогнул правую бровь Стжежимир.
– Чтобы знать, что ты цел и невредим, учитель, – Милош с почтением чуть склонил голову.
По улице сновали из стороны в сторону торговцы, рыбаки и моряки. Прохожие толкали друг друга без всякого стеснения локтями, мешками и корзинами, ругались на тех, кто задерживал движение, толкали тех, кому не помогала ругань, но Стжежимир всё равно замер на месте. Его пихнули со спины.
– Дай пройти! Шо встал?!
Но учитель не сдвинулся с места.
Милош стоял всё в той же позе: чуть склонив голову и спину, глядя на Стжежимира исподлобья с непроницаемым выражением лица.
– Ох ты, дубина, – Стжежимир вдруг скривился, точно съел луковицу целиком, и сгрёб Милоша в объятия, уткнулся лицом ему в грудь. Как Милош мог не заметить, что учитель усох и даже стал ниже? Когда-то они были почти одного роста, а теперь Стжежимир едва доставал ему до носа.
Руки сами собой обняли старика, погладили по спине.
– Если передумаешь, возвращайся. Я постараюсь найти нам новый дом, – голос плохо слушался Милоша, в горле встал ком.
– Где? В Ратиславии? Да лучше я помру.
Он вырвался из объятий, утёр слёзы с морщинистого лица. Губы его дрожали, он посмотрел на пристань мокрыми глазами.
– Ты уверен? Можешь же поехать со мной.
– Уверен, – кивнул Милош, хотя в это мгновение он был почти готов ступить на палубу корабля и отправиться на юг, к Бездонному озеру и дальше к морю и до самых Благословенных островов. Там всё было бы иначе, верно? Там горечь была бы залита сладким имперским вином, там стужа в душе растаяла бы под жарким солнцем.
– Тогда не провожай меня дальше, – Стжежимир выхватил у Милоша свой мешочек: они поделили драгоценности Часлава между собой. – Дальше я сам.
– Точно? – вопрос сорвался с губ раньше, чем Милош успел подумать.
– Я отлично справился, когда отправился в Империю в первый раз. Справлюсь и теперь, – Стжежимир задрал подбородок, приняв важный вид. – А вот как ты без меня будешь – непонятно. Когда я тебя нашёл, у тебя были обоссанные портки и морда вся в соплях.
Милош не смог сдержать смешок:
– С тех пор я научился сморкаться в платок и не мочиться в порты.
Стжежимир осмотрел его с головы до ног, поудобнее перехватил мешок и сделал пару шагов к пристани.
– Что ж, – сказал он на прощание, – тогда не обоссысь!
Глава 21
Лишь последний дурак или отчаявшийся храбрец отправился бы в дальний путь в середине зимы. Не зря третий, последний месяц холода зовётся лютым, он, точно оголодавший дикий зверь, загрызёт одинокого странника, что повстречается ему в дороге. Месяц трескун морозами пытает землю, месяц лютый заметает снегом, погребает всё под тяжёлыми сугробами, и не разобрать больше дорог от одного города к другому.
Когда начались метели, Вячко и его люди уже почти покинули ратиславские земли, вот-вот должны были оборваться лесные владения и огромной скатертью развернуться южные степи.
Через седмицы две княжич надеялся достичь Дузукалана, и, значит, мало времени оставалось на раздумья.
Одним вечером, когда уже разбили стоянку, накормили лошадей и съели простой, зато горячий ужин, дружинники решили расспросить Вячко о том, как они поступят, достигнув Дузукалана.
– Княжич, – Зуй хмурил чёрные кустистые брови и явно волновался, – мы всё спросить хотим: а дальше что? Вот дойдём мы до вольного города, так не пустят же нас сразу к чародеям. Их наверняка стража охраняет, всё же не простые солдаты, а рабы, да ещё и чародеи. Где их искать?
– Возле Сарай-Менгу, – вперёд княжича ответил Вторак. – Это дворец, построенный первым правителем Дузукалана. Чародеев никто не сторожит, они не сбегут никуда, ведь наша… их воля, – поправился бывший раб, – подвластна кагану. Чародеи сторожат дворец не хуже простых воинов, а то и лучше. Они верны кагану, покуда на них лежит заклятие. А живут они рядом с дворцом, в священных сводах храма Аберу-Окиа. Дузукаланцы верят, что наша проклятая колдовская сила может быть сдержана только Богиней-Луной.
– Возле дворца, – понурился Зуй. – Невелики у нас шансы.
– И как мы их вызволять будем, если они сами против своего спасения? – хмыкнул Синир.
Вячко оглядел дружинников, собравшихся у огня, дождался, пока затихнут их восклицания.
– Хитростью. Хитростью мы их будем вызволять, не попрём, как распоследние дураки, в лоб.
– А как именно? Хитростью-то? – спокойнее, внимательнее слушал княжича Горазд, не кипятился, как Синир, не возмущался, как Зуй, а думал и, верно, сам додумывал, как лучше поступить.
– В Дузукалане есть ратиславцы, готовые нам помочь, есть купцы, которые посчитают мудрым оказать услугу посланникам Великого князя, но самое главное, есть родственники бывших советников. Шибан убил почти всех знатных людей в городе, когда пришёл к власти, но у некоторых из них остались семьи. Они желают мести. – Вячко говорил словами своего отца и с глухой болью вспоминал последнюю встречу с ним.
– Чего же Шибан и их не убил? – сказал Синир. – От детей и жён врагов только и жди удара в спину.
– В вольных городах грех убить безвинную женщину. Она не в ответе за поступки мужа и отца, – пояснил Вторак. – Каждая женщина для степняка – дочь Аберу-Окиа, её нельзя трогать.
– Это поэтому степняки заводят с десяток жён и наложниц? – захохотал Горазд. – Чтобы уважить?
– Ратиславцам сложно это понять, – смиренно кивнул колдун. – Ратиславский муж возьмёт себе одну жену, они будут жить вместе верно и честно, ведь измена с другой женщиной – нарушение клятвы перед Создателем, но степняки смотрят на вещи иначе. Если каждая женщина – дочь богини, разве не лучше окружить себя её дочерьми? Чем больше мужчина может позволить себе содержать наложниц, тем больше благоволит ему Богиня-Луна. Но только если каждая наложница богата и довольна, у неё есть красивые одежды и дорогие каменья, слуги и собственные покои. Наложница должна жить почти так же хорошо, как жена, но всё-таки жена может быть одна. Так удобнее решать, кому достанется наследство.
Дружинники слушали Вторака с недоверием и даже возмущением.
– Это что ж получается, – скорчил недовольную морду Зуй, – все бабы – от проклятой сестры Создателя?
– Так правильно же говорят, что все бабы – ведьмы, – плюнул в сторону Горазд. – Вот безголовые эти степняки, раз с бабьим племенем так носятся. Может, того, их всех вызволить от этой дурной веры надо?
– Не знаю, я бы завёл себе три наложницы, а то и четыре, – мечтательно улыбнулся Синир.
Зуй прыснул от смеха.
– А ты хоть одну потянешь?
– Если все бабы ведьмы, то втроём они из тебя кровь высосут, – озабоченно проговорил Горазд.
Рядом громко и возмущённо фыркнула Неждана. Все позабыли, что у огня с ними сидела девушка, повернули головы, смутились искренне, а Синир тут же принялся дразнить:
– Чего обижаешься, лиса? Разве ты не ведьма, разве травы и заклятия не ведаешь?
– Ведаю, – процедила недовольно Неждана. – Вот сварю такое снадобье, что ты выпьешь и превратишься тут же в лягушку.
– Так то не беда, главное, поцелуй меня, и я обратно человеком сделаюсь, – хохотнул Синир, а сам посмотрел на Вячко с неприкрытым вызовом.
– Пусть тебя Зуй целует!
– Ой, тьфу, – сморщил нос Зуй.
Синир что-то прошептал с лукавой улыбкой на ухо Неждане, но слов было не расслышать – все вокруг костра громко хохотали.
Ведьма выслушала скренорца, усмехнулась его словам и встала с постеленной меховой лежанки.
– Поздно уже. Спать пора, – решила она и первая направилась к натянутому пологу, под которым спали они все вместе, тесно прижавшись друг к другу и стараясь сохранить тепло морозными ночами.
– Верно, хватит языками трепать, – согласился Вячко. – Синир, первым ты в дозор заступаешь. После Зуй и Неждана. Зуй, разбуди её уже ближе к рассвету. Что-то она плоха стала.
– Это да, надо пожалеть девчонку, – Зуй вместе с княжичем направился к пологу. – Я тоже вижу, как она исхудала, подурнела. Словно силы из неё что пьёт.
Остальные молчали, и если бы Вячко обернулся, то заметил бы взволнованные взгляды товарищей.
Тихий, едва слышимый голос во сне звал его. Вячко не мог сказать, что слышал своё имя, но вдруг остро почувствовал, что кто-то с отчаянием нуждался в нём, и тогда проснулся.
Утро бело-серой хмарью окутывало землю, но солнце ещё не показалось из-за леса.
– Неждана, – негромко позвал княжич, завидев у потухшего костра девушку.
Снег вокруг растаял за ночь, и через золу и угли виднелась промёрзлая земля. Девушка, погружённая в думы, касалась той земли ладонью и не сразу заметила Вячко.
– Огонёк, – удивлённо воскликнула она. – Ты не спишь.
– Поздно ты меня заметила, – с укором заметил Вячко. – Будь я татем, так уже перерезал бы тебе горло.
– Прости, – девушка понурила голову. – Я обычно внимательнее, сегодня вот только…
– Только ли сегодня? – Вячко присел, пошевелил палкой угли, проверяя, не разгорится ли снова огонь, но головешки отсырели в утреннем мареве, промёрзли. – Ты уже не первый день сама не своя.
Неждана ничего на это не ответила, поднялась, отряхивая колени.
– Пойду воды наберу, – решила она. – Поможешь разжечь костёр? Я заварю травяной отвар, он придаст всем бодрости. Пригодится перед долгой дорогой.