Совиная башня — страница 80 из 101


Голова гудела, на подбородок стекала кровь. Ежи шатало, ноги заплетались, и он остановился у входа в восточное крыло, чтобы отдышаться. Как добраться до своей кровати, как взобраться по бесконечным лестницам замка? В глазах чернело.

Ежи вытер ладонью кровь с лица и зачерпнул горсть снега из каменной вазы, чтобы приложить к ссадине, как вдруг нащупал кончиками пальцев что-то помимо снега. Рука скользнула глубже. Сердце пропустило удар, дыхание перехватило.

Вместе с окровавленным снегом на ладони оказался ржавый сломанный ключ. Ежи замер, уставившись на него и не веря собственным глазам. Пару долгих мгновений он осмысливал значение находки и проникался всей её важностью.

Ежи сжал кулак, огляделся воровато по сторонам и поспешил в замок. Исчезла без следа усталость, он летел как на крыльях вверх по ступеням.

Нелегко оказалось уговорить самого себя не спешить, обождать. Как мог он ждать?! Белая Лебёдушка нуждалась в нём. Как давно Щенсна оставила ключ? Сегодня? Вчера? Ежи попытался вспомнить, когда проверял вазу в последний раз, но всё в голове перемешалось, а глупое сердце пело, радовалось неизвестно чему.

Короткий зимний день вдруг оказался немыслимо долгим. Солнце повисло над землёй, не двигаясь с места, словно прибитое. Ежи едва дождался наступления сумерек и, пока не вернулись его соседи, выскользнул из спальни.

Он успел хорошо изучить переходы замка, запомнить повороты и лестницы и теперь быстро добрался до владений князя Рогволода Белозерского. Стражник на входе узнал его, пропустил без лишних вопросов.

Перед дверью в покои Венцеславы Ежи задержался, отряхнул одежду, зачесал пальцами волосы назад. С удивлением он заметил, что руки его дрожали.

– Проходи, – Щенсна отворила почти сразу, словно ждала его всё время. – Скорее.

Ежи прошёл за дверь, служанка тут же закрыла за ним и повесила засов.

В углу у двери на тюфяке сидел мужчина, рядом с ним лежал меч. Ежи остановился, не решаясь идти дальше.

– А ты думал? – улыбнулась Щенсна невесело. – Вороны только и ждут, чтобы мою Лебёдушку заклевать. Охрана нужна. Пойдём, пойдём.

Ежи сначала хотелось спросить, о тех ли Воронах, что служили Морене, говорила старушка, но рассудил, что другие хищники беспокоили Венцеславу, и одним из них, верно, был глава Тихой стражи.

Щенсна провела гостя в светлую натопленную комнату, где Ежи принимали в прошлый раз. Окно оказалось приоткрыто, дул морозный воздух, и Венцеслава выглядывала наружу, когда они зашли.

– Лебёдушка моя, что ж ты творишь? – всполошилась Щенсна и кинулась к госпоже, силой оттащила её от окна и захлопнула поскорее ставни. – Застудишься же: себя и ребёночка погубишь!

– Мне нечем дышать, – вздохнула устало Венцеслава и заметила наконец Ежи. – Мой милый друг, ты здесь, – её грустное лицо осветила улыбка.

Она отошла от окна, пока Щенсна плотно затягивала тяжёлые шторы лазурного цвета.

– Садись рядом со мной, не здесь, подальше от огня, – пригласила Венцеслава и опустилась на низкую, обитую тканью лавочку в дальнем углу. С её места можно было смотреть на камин и большой гобелен, на котором был вышит пышный сад где-то на Благословенных островах.

Ежи подхватил деревянное кресло и поставил рядом с княжной, подумал и отодвинул чуть дальше, чтобы не смущать знатную госпожу. Он уселся, взволнованно провёл вспотевшими ладонями по коленям.

Венцеслава негромко ахнула:

– У тебя все руки в ссадинах. Что с тобой сделала Тихая стража?

– А, это, – Ежи сжал кулаки, пытаясь спрятать пальцы. – Меня учат драться на мечах, только пока плохо выходит. Я неловкий.

Венцеслава перевела взгляд на Щенсну, Ежи оглянулся на служанку, но если мгновение назад и можно было что прочесть по её лицу, теперь оно сделалось равнодушным. Старуха присела рядом со своей госпожой, взяла со столика вязание и принялась за рукоделие. Зазвенели, застучали друг о друга спицы в старых ловких пальцах. Ежи понял, что она вязяла крохотный чепчик.

– Надеюсь, они хорошо с тобой обращаются, – озабоченно произнесла Венцеслава. – Поверь мне, я была бы рада взять тебя к себе на службу, чтобы спасти от этих людей, но теперь за каждым моим шагом следят, я никак не могу общаться с бывшим слугой чародея.

– Да я понимаю.

Венцеслава прикрыла руками заметно увеличившийся живот. Волны серебристого бархата её платья стекали на пол, на рукавах вились жемчужные ручьи узоров. Ежи загляделся на красоту тонких рук, украшенных кольцами, на длинную лебяжью шею. Непраздные женщины всегда казались ему уродливыми, отвратительными даже, словно, когда во чреве рос ребёнок, вмиг исчезала девичья красота и появлялось что-то грузное и бабье, но Венцеслава стала, быть может, даже прекраснее, чем прежде, ведь только теперь Ежи мог любоваться её чертами так близко, теперь именно ему предназначались улыбки и ласковые взгляды.

– Мне тяжело просить тебя об этом, – Венцеслава продолжила не сразу, помолчала, набираясь решимости. – Но я в безвыходном положении, Ежи. За мной и отцом следят день и ночь, трижды сюда пробирались нанятые убийцы.

– Что? Кто им заплатил?

– Я не знаю. Может, Тихая стража, может, князь Лисица, может, королева или Охотники. Мой отец попросил короля Властимира дать мне развод. Это многих разозлило.

Хрупкие пальцы вцепились в бархат платья, дёрнули вдруг жемчуг с такой силой, что белая горошина отлетела от рукава.

– Если Идульфа признают виновным, даже лойтурцы потребуют его казни. Перед смертью его лишат всех званий и титулов. Я останусь с байстрюком на руках, мой ребёнок не будет считаться наследником своего отца, а я стану позором для семьи. Что мне остаётся? Зваться женой предателя?

Стучали спицы друг от друга. Щенсна склонилась низко над вязанием.

Ежи нахмурился.

– Развод – это дело дурное, – неуверенно сказал он. – А если ландмейстера казнят, ты, госпожа, станешь вдовой, все будут тебя жалеть.

– Мне не нужна жалость. Вдовы наполовину мертвы в глазах людей. Я молода, Ежи, я хочу жить.

Девичьи пальцы легко, словно лебяжий пух, прочертили по ладони Ежи. Он вздрогнул всем телом и замер. От блеска свечей и переливов серебра в глазах всё мельтешило, сверкало. Венцеслава убрала руку, отклонилась назад.

Замолкли спицы.

– Что ты хочешь от меня? – недоверчиво спросил Ежи.

– Помощи. Ты всю жизнь провёл рядом со Стжежимиром. Верно, он немалому тебя обучил.

– Меня? Вовсе нет. У него в учениках Милош ходил, а я так, в помощниках: одежду починить и постирать, воды натаскать, капусту закупить, полы надраить – такая работа по мне, – Ежи потупил взгляд, лицо вспыхнуло от стыда. Какой же он был никчёмный.

– Но, наверное, у тебя сохранились записи целителя? Или даже запасы снадобий? Если бы ты нашёл такое, чтобы загубить плод во чреве…

– Что?! Нет, нет у меня ничего.

Венцеслава повернула голову к Щенсне, служанка отложила вязание в сторону.

– Что ж, поздно уже, – сказала она. – Госпожа рада тебя видеть, мальчик, только ей пора отдыхать.

– О да, да, – Ежи подскочил на ноги, попятился к двери. – Всего хорошего тебе, госпожа.

Он вышел из покоев князя Белозерского, побрёл в восточное крыло. Ежи чувствовал себя опустошённым, потерянным.

Как могла Венцеслава решиться на такое? Неужели не боялась она гнева Создателя, неужели не жалела дитя? Разве она не опасалась, что скинутый младенец заберёт её с собой? Ежи не был целителем, но даже он знал, как опасно для здоровья женщины потерять ребёнка на позднем сроке.

Кто пытался убить Белую Лебёдушку? Кому могла помешать самая прекрасная из женщин Совина? Она была беззащитна и невинна, только кукла в руках мужа и отца. Если бы Ежи мог ей помочь, если бы не был таким бесполезным.

В свою спальню он прокрался осторожно, опасаясь разбудить соседей, улёгся в постель и уставился в потолок. Сон не шёл.

«Если король узаконит их развод, то без ребёнка Венцеслава разорвёт все связи с ландмейстером Идульфом, – догадался Ежи. – Значит, и враги оставят её в покое».

Жена Охотника опасна, но не простая дочь советника.

Найти бы где умелого человека…

Резко Ежи присел на кровати.

А ведь он знал целителя! Такого, что сумеет сварить отвар и будет держать язык за зубами, если на него надавить. Яцек, который приготовил для Ежи снадобье. В прошлом месяце он сам забрал ларец с бутыльками у целителя, тот жил в предместьях, где огонь не тронул дома. Гжегож угрозами заставил Яцека молчать, а у Венцеславы достаточно денег и влияния, чтобы убедить целителя сохранить её тайну.

В кромешной тьме Ежи торопливо оделся и поспешил обратно в западное крыло. Он стрелой долетел до покоев Венцеславы, дверь ему открыл тот самый стражник, что дежурил у входа в прошлый раз. Он сердито свёл брови, завидев Ежи, но пропустил.

– Где Щенсна?

– Тебе туда, – махнул рукой стражник.

Ежи осторожно прошёл по тёмному коридору, единственный пламенник горел у последней двери. Вряд ли стоило заходить без приглашения.

– Сюда.

Из темноты вынырнула костлявая рука, ухватила Ежи за локоть и с неожиданной силой потянула.

От испуга дыхание перехватило, и Ежи даже не пискнул.

Перед ним стояла Щенсна. Она прижала палец к губам и приоткрыла невысокую дверцу, за которой не было видно ни зги, но старуха ловко на ощупь стала подниматься по узкой лестнице, ныряя всё глубже в черноту. Ежи последовал за Щенсной, опустился на четвереньки и руками щупал ступени. Он слышал, как впереди шуршала юбками старуха, и удивлялся, как легко она пробиралась в кромешной темноте. Сам Ежи спотыкался и постоянно норовил упасть.

– Зачем тогда пришёл? – вдруг звонко прозвучало сбоку. – Позлорадствовать?

– Почему нет? Радостно видеть твоё отчаяние, – ответил грубый голос.

Ежи покрутил головой по сторонам, но во тьме не смог разобрать, откуда шёл звук.

Шёпотом его позвали сверху:

– Сюда. Тише.

Юноша взобрался ещё на пару ступеней и почувствовал руку Щенсны на своём плече. Служанка остановила его, усадила рядом и вдруг неслышно отодвинула на стене заслонку, из-за которой полился слабый свет. Ежи придвинулся ближе, прищурился и через тонкую синюю ткань разглядел Венцеславу и неизвестного мужчину.