Чародейская вода была чистой и прозрачной, как слеза. И ничто в ней не напоминало ту золотую силу, что плескалась в фарадальском чуде и которую выпил Милош.
Сердце пропустило удар. Ежи наклонился низко над ведром, вглядываясь в воду, глаза защипало от навернувшихся слёз. Он ошибся. Его обманули. Он проделал весь этот путь напрасно и принёс обычную воду!
От слёз размылось зрение, Ежи всхлипнул, утёр рукавом лицо и высморкался прямо в собственную рубаху. И вдруг золотая искра блеснула на дне, а за ней другая, и ещё одна. Создатель! Это и в самом деле была чародейская вода!
Ежи поднялся на ноги, стряхнул с себя пыль и резво продолжил подниматься по ступеням. Чем ближе становились покои Венцеславы Белозерской, тем сильнее чувствовалась усталость. Наконец он повернул за угол к заветной двери и споткнулся на ровном месте, вода заплескалась в ведре, грозя перелиться через край. У входа во владения князей Белозерских стоял Длугош. Он покосился с презрением на Ежи и бросил с вызовом:
– Чего уставился, щенок?
Губы онемели, мысли спутались. Сердце застучало бешено, так и норовя вырваться из груди. Ежи приготовился бежать прочь, если Длугош сделает хоть шаг навстречу, но тот оставался на месте и смотрел с лёгким презрением и равнодушием, как на незнакомца.
Не найдя в себе сил заговорить, Ежи помотал головой и, наконец, осознал: Длугош его не узнал.
«То должны быть чары Здиславы».
Но даже скажи ему ведьма в лицо, что она околдовала Тихого стража, Ежи не смог бы справиться с душащим страхом.
Медленно, точно виноватый пёс, ожидающий плётки, он подошёл к двери. Ежи ждал, что в любой момент Длугош выхватит нож и всадит ему прямо под рёбра. Он успел представить десяток способов, которыми Длугош мог его убить, но тот продолжал смотреть уже с насмешкой и жалостью.
– Что, белозерская крыса, у вас там все хвосты поджали? – лицо и волосы Длугоша сально блестели, неприятный взгляд пронзал, как острый клинок. – Передавай хозяйке привет. Жду её тут, пусть приходит, коли заскучает по мужскому вниманию.
Ежи хотел размахнуться и вмазать Длугошу ведром по мерзкой морде, но стерпел, постучал в дверь и только тогда с испугом подумал, что если чары Здиславы заставляли его оставаться неузнанным, то охрана Венцеславы тоже могла не признать его и не пустить внутрь.
Но вышло всё наоборот.
– Давно тебя не видел, – стражник чуть нахмурился, но выглядел дружелюбным.
– Я болел, – соврал Ежи.
– А-а-а, – взгляд стражника был рассеянным, мутным, Ежи догадался, что так работали чары Здиславы, и прошёл мимо без страха.
Ему сделалось не по себе от мысли, что несколько месяцев он прожил с Воронами под одной крышей, но ни разу не видел их заклятий и никогда не осознавал, насколько они были сильны. Да что говорить о Воронах? Всю жизнь он провёл рядом со Стжежимиром, но чары бывшего хозяина лечили людские хвори и никогда на памяти Ежи не творили зла. И так вышло, что колдовство почти не касалось Ежи, пока не втянуло в неприятности по самые уши.
– Как там? – спросил стражник, когда Ежи уже почти завернул за угол в коридор, что вёл к господским покоям.
– Все перепуганы. Охотники заперли почти все двери наружу. Я едва пробрался к колодцу.
Мужчина закивал с пониманием.
– Да уж, такое дело… Слава Создателю, что мы в замке, сюда нечисти ходу нет. Храни нас всех Константин-каменолом и Святая Лаодика.
Ежи что-то пробормотал о Создателе и его свете и поспешил дальше, к знакомой двери в лазурно-голубую гостиную.
Ему открыла не Щенсна, а незнакомая молодая девчонка, чуть младше самого Ежи. Она оглядела его недоверчиво, и стало ясно, что чары Здиславы больше не действовали.
– Госпожа Венцеслава меня ждёт, скажи ей, что Ежи пришёл.
Девчонка скривила презрительно губы, точно не доверяя его словам.
– Скажу, – пообещала она и захлопнула дверь.
Когда Ежи ушёл от Венцеславы? Сколько времени прошло? Он лихорадочно пытался вспомнить по порядку все последние события, но мысли путались, как клубок ниток. Помнится, он подслушал разговор Гжегожа и Венцеславы, а после бродил по коридорам замка потерянный, перепуганный. Этой ли ночью всё случилось? Прошлой? Сколько времени он плутал в подземельях?
– Заходи, – приоткрылась дверь, и наружу выглянула служанка. – Ведро оставь!
– Оно нужно, – упрямо сказал Ежи и переступил порог.
– Отдай, куда к госпоже с ведром? – девчонка попыталась выхватить из рук Ежи его драгоценную ношу. Он попятился назад, споткнулся, и вода заволновалась, пара капель брызнули на пол.
– Пошла прочь! – взвизгнул испуганно Ежи. – Прочь!
– Ты куда лезешь, остолоп? – девчонка набычилась, сжала кулаки и, кажется, всерьёз приготовилась драться, когда от камина раздался серебристый голос:
– Пусти его и сама поди прочь.
Девчонка вжала голову в плечи.
– Извини, госпожа, – пролепетала она жалобно и мышкой юркнула мимо Ежи, торопясь убежать подальше.
Ежи не сводил глаз с воды, пока та не успокоилась, и только тогда поднял взгляд.
Венцеслава сидела у камина с вязанием в руках. В комнате было светло, ярко горели свечи, всё дышало теплом. Ежи поставил ведро в углу, подальше от входа и встал у стены, не зная, с чего начать.
Лебёдушка продолжила вязать, ловко работая спицами.
– С тех пор как пропала Агнешка, Щенсна никак не может найти подходящую девушку на замену. Все недостаточно воспитанны или недостаточно сообразительны, – поделилась она так просто и буднично, будто не томилась в осаде, будто за стенами замка её жизни не угрожали чудища, а в самом замке Тихая стража.
«Агнешка…» – имя показалось смутно знакомым. Кажется, однажды ночью в подземельях его произносили Тихие стражи. Так звали служанку, которая докладывала о делах Венцеславы Гжегожу. Служанку, чей труп принёс Толстяк.
– С чем ты пришёл, милый Ежи? Я боялась, что не увижу тебя больше. Вчера поутру Охотники признали моего мужа виновным в сговоре с чародеями, а меня и вовсе ведьмой. Гжегож прислал людей к моим покоям, чтобы сторожили, как дворовые псы, то ли меня от людей, то ли людей от меня. Гжегож Безродный сказал, что ты сбежал из замка и что он велел поймать тебя и привести к нему, – она наконец оторвала взгляд от вязания. – Значит, тебя всё же нашли? И, очевидно, наказали, но пощадили?
Ежи растерянно отёр грязное лицо ладонью, он совсем забыл, в каком виде предстал перед дочерью князя.
– Это не Гжегож. Я его не видел.
– Тогда как тебя пропустили? У дверей стоит человек из Тихой стражи…
– Это… Госпожа Венцеслава, я не просто так пришёл. Я… От кого Тихая стража тебя охраняет?
– От Охотников. После нападения чудищ они решились обвинить меня в колдовстве. Якобы это я зачаровала мужа. Таким образом они выставили Идульфа невиновным и решили обелить своё имя, а заодно избавиться от семьи советника.
Ежи переминался с ноги на ногу и комкал подол драного, вымазанного в грязи и крови тулупа.
Венцеслава медленно убрала в сторону вязание и сложила белые руки на коленях.
– Что это за ведро?
– В нём чародейская вода, – проговорил Ежи. – Я принёс её из городских подземелий, там всё ещё есть источник, который питал озеро у Совиной башни. Он теперь иначе течёт. Под землёй…
– Под землёй?! – глаза девушки расширились от ужаса. – О Ежи, зачем ты туда пошёл? Зачем? Как… как ты выжил?
Она подскочила на ноги, упёрлась руками в подлокотники кресла позади себя и пошатнулась. Живот её вдруг показался пугающе большим для такой тонкой, точно берёзка, девушки. С лица смылись безмятежность и кротость. Губы задрожали.
– Я не понимаю… Я думала, Гжегож тебя прислал… Я ждала, что он убьёт тебя, а ты стоишь здесь живой и говоришь такие страшные вещи… Зачем тебе чародейская вода, Ежи?
– Одна ведьма велела мне её набрать и принести тебе, – Ежи склонил голову, боясь смотреть в глаза Венцеславе. – Она сказала, что так спасёт твоего ребёнка. Что поможет тебе и мне… ты сама рассказывала о первых князьях, помнишь?
– Ведьма? Откуда ты знаком с ведьмой?
– Стжежимир её знал, она приютила нас с Милошем, когда тот был проклят.
– Стжежимир, конечно, – пробормотала Венцеслава и бросила грозный взгляд на Ежи. – И с чего бы ведьме мне помогать? Нет, не отвечай, обожди.
Рука потянулась к столику, тонкие пальцы схватили серебряный колокольчик и чуть не выронили его. Раздался тревожный звон.
Ежи оглянулся на дверь, предчувствуя чьё-то приближение, и та вскоре открылась. На пороге показалась Щенсна. Служанка сразу заметила Ежи, осмотрела его внимательным взглядом и нахмурилась.
– Жив, значит?
– Что тут удивительного?
– Гжегож, говорят, не слишком будет рад тебя видеть, но увидеть всё равно захочет, вот я и удивляюсь, что ты ещё на своих двоих ходишь, – она прикрыла за собой дверь. – С чем пришёл? Защиты просить? Так нас самих впору защищать от Гжегожа Безродного и его шайки, а то и ото всех Охотников Холодной горы.
– Я…
Ежи подавился собственными словами, комом они встали в горле, и горькая обида прошибла до слёз. Он так старался, так желал помочь Венцеславе, всем сердцем, всей душой. Он собственную жизнь поставил под удар, а взамен встретил ледяное равнодушие и упрёки.
– Если ты пришёл и вправду просить о защите, – молвила Венцеслава, – то мне очень жаль, мой милый Ежи, но я не могу ничего для тебя сделать. Гжегож и я заключили договор: он поклялся защищать меня от Охотников и помочь доказать мою невиновность, но он хочет твою голову… я не могу сейчас ставить ему условия, Ежи, – она всхлипнула горько, и лицо её скривилось уродливо, слёзы показались на глазах.
Ежи не знал, что сказать. Он стоял, поверженный и поражённый её горем и своей не долей. Чувства нахлынули и смешались, и он не знал, что больше его поразило – слёзы Венцеславы, забравшие вдруг всю её красоту, или собственное отчаяние.
Снова распахнулась дверь.
– Не плась, девиса, – прошепелявил голос. – Я снаю, как помось твоему горю.