– Последний раз дня два назад, – неуверенно сказала Венцеслава. – Давал порошок от головных болей.
– Прекрасно, – протянул Гжегож. – От этого порошка ты и потеряла ребёнка.
– Что?
– Из-за этого порошка ты потеряла ребёнка, – повторил настойчиво Гжегож. – Я приведу своего лекаря, он всё подтвердит. Будешь настаивать, что лойтурцы тебя отравили и спровоцировали выкидыш. Слушай дальше. Замуж за Идульфа ты идти не хотела, когда он сначала сватался, но после получила от него подарок. Например…
– Золотой браслет. Но я сама пожелала выйти за Идульфа…
– Слушай меня, и будешь жить, – сердито перебил её Гжегож. – За Идульфа замуж ты не хотела, – настойчивее повторил он. – А золотой браслет – это, леший меня подери, прекрасно. Станешь рассказывать, что как только его надела, сразу передумала. Воспылала страстью, так сказать, к ублюдку Идульфу, – усмехнулся мужчина. – Да и, знаешь, в это народ легче поверит. Чтобы Белая Лебёдушка по своей воле за этого уродливого хмыря пошла?
Он тихо рассмеялся, но Венцеслава слушала почти равнодушно. Ежи видел, как тяжело ей было вникать в смысл сказанного. Слабость, горе и болезнь тянули её назад в сон.
– Будешь всем говорить, что Идульф втирался в доверие к твоему отцу, выпытывал у него о делах совета. Место советника князь Рогволод, скорее всего, потеряет, зато будет жить. А ты станешь настаивать, что теперь, когда Идульф надёжно спрятан в темнице, ты снова разлюбила его. Ты не хотела избавляться от ребёнка, несмотря на греховность вашего брака, но лойтурский лекарь подсунул тебе странный порошок, от которого тебе стало плохо. А тут ещё и новость об отце…
– Как мне его спасти?
– Утопи всех остальных, – пожал плечами Гжегож, сложив руки за спиной. – Для начала скажи, что с учеником королевского целителя тебя познакомил княжич Часлав Лисица. Он же всегда приводил его с собой на ваши вечера. А ещё…
Гжегож цокнул языком, точно на вкус распробовав следующую мысль.
– Ещё скажи, что Охотники всё искали записи чародеев, собирали их, вместо того чтобы уничтожать. Ты сможешь что-нибудь достать в доказательство?
– Идульф хранил у себя странный шар, он светился, я видела его до нашей свадьбы, – Ежи с трудом смог расслышать, что сказала Венцеслава, и прислушался изо всех сил. – Но его похитили.
– Что-нибудь ещё? – настаивал Гжегож, склонившись над девушкой, точно на допросе.
– Нет, больше ничего.
– Я поищу, – скорчил недовольную морду мужчина. – Если получится, достану до твоего суда.
– Будет суд? Правда?
– В любом случае тебе придётся предстать перед королём Властимиром. Но сначала лучше встретиться с принцем. Сейчас поешь и сразу собирайся.
– Но сейчас ночь, – с тихим вздохом возразила Венцеслава.
– Тем трогательнее ты будешь выглядеть в глазах принца. И соблазнительнее. У тебя же есть румяна? – с сомнением закончил Гжегож. В ответ он получил лишь гордое молчание. – Тебе ещё не пришёл ответ из Старгорода?
– Прошло меньше двух дней.
– Плохо. Целое княжество купило бы жизнь тебе и всей твоей семейке без вопросов. И это, ну всё, что я тебе сказал, сразу на голову Карлу не вываливай. Он туго соображает, не запомнит всё. Потихоньку, помаленьку.
– Я не дура, – сердито оборвала его Венцеслава. – Знаю.
Она потянулась рукой за кубком, и Гжегож подал его, помог напиться, скользнув грубыми пальцами по белой ладони. Девушка сделала несколько глотков.
– Ты уверен, что король осмелится порвать с Лойтурией?
– Сейчас для этого лучшее время. Лойтурия требует всё больше прав, но не присылает людей, как обещала. Скорее всего, они вовсе не пришлют никого, а его величество уже успел пустить слюни на старгородское княжество. Шибан из Дузукалана требует, чтобы по весне Властимир выдвинул войско к границам Ратиславии, а выдвигать нам нечего. А ещё у лойтурцев намечается бойня на западных границах, видит Создатель, их королю и всем Охотникам сейчас не до нас.
– Но после…
– Властимир не очень осмотрителен, когда речь заходит о после. Иначе он не стал бы угощать чародеев отравленным вином.
– Но…
– К тому же Охотники так сразу не уйдут насовсем, но власть их пошатнётся, этого пока хватит. Когда они опомнятся, ты уже будешь женой наследника. Только помни, что я тебе сказал о Властимире: он ищет сыну жену из имперских знатных девиц. Вряд ли кто-нибудь охотно отдаст свою дочь за больного принца, слухи о Карле дошли и до Благословенных островов, но Властимир будет упрямиться. Дочь советника для него – плохой выбор, но если ты пообещаешь бескровно добыть Старгород, это уже другое дело.
– Хоть когда-нибудь получалось бескровно добывать целые княжества?
– Сейчас лучшее время, чтобы попробовать.
Венцеслава молча смотрела снизу вверх на Гжегожа, и Ежи подумал, что никогда прежде не мог представить её такой растоптанной и беспомощной.
Гжегож забрал из её рук кубок, поставил со стуком на столик.
– Но не забывай, что ты будешь всего лишь женой принца, – его голос стал тихим, грозным. – Передай своему отцу, чтобы он тоже это помнил, если хочет увидеть внуков.
– Если я стану женой принца, ты не посмеешь даже взглянуть в мою сторону, – ответила Венцеслава.
– Сначала добудь Старгород.
Дверь распахнулась, и в спальню вернулась Щенсна. Она так торопилась, что отвар в миске расплескался на поднос.
– Подвинься-ка, господин, – сердито, но почти вежливо старуха подвинула Гжегожа в сторону. – Лебёдушка моя, всё ли в порядке?
– Помоги мне присесть, Щенсна.
Старуха стреляла глазами по сторонам, высматривая Ежи и Здиславу, и по её растерянному виду стало ясно, что чары подействовали теперь и на неё. Осторожно она принялась кормить Венцеславу с ложечки. Девушка едва глотала отвар, жидкость текла по подбородку, и служанка вытирала его льняной салфеткой. Гжегож смотрел на них с лёгким раздражением.
– Мальчишка к тебе не приходил? – вдруг спросил он, и сердце Ежи пропустило удар.
Венцеслава закашлялась, отчего Щенсна потеряла остатки своего терпения.
– Нам дела до этого мальчишки нет, господин Гжегож! Он одни беды приносит. Если тебе так хочется снести ему голову с плеч, так ищи его сам, а моя госпожа уже по доброте своей завела дружбу с негодяем, сама того не зная. Что этот Милош, что этот Ежи – с виду служки служками, ничего особенного, а на деле отпетые негодяи.
– Этот негодяй Ежи неплохо тебе послужил, – хмыкнул мужчина. – Без его доносов вряд ли бы ты так быстро выкрутилась.
– Дай мне отдохнуть, Гжегож, – отмахнулась от него Венцеслава.
– Как пожелает госпожа.
Глава Тихой стражи с издёвкой поклонился, точно в лицо плюнул этим поклоном.
Венцеслава оглядела его внимательнее.
– И благодарю тебя за помощь, – добавила она. – Обещаю, ты не пожалеешь о нашем договоре.
Гжегож дёрнул плечами.
– Надеюсь.
Наконец дверь за ним закрылась. Щенсна прислушалась к удаляющимся шагам, подкралась осторожно, с неожиданной для её возраста ловкостью и опустила засов.
– Венцеслава, а где же эта ведьма? – растерянно спросила она.
Девушка приподнялась на подушках и хотела что-то сказать, когда Ежи пошевелил затёкшими ногами, и Щенсна завизжала от испуга.
– Святая Лаодика! – осенила она себя священным знамением. – Откуда ты только взялся?
– Тифе, – прошипела от окна Здислава. – Фто расфумелись?
Щенсна и Венцеслава повернули к ней головы.
– Ну и колдовство у тебя, – проворчала поражённая Щенсна. – Ведь и вправду невидимой стала. Проклятое это дело.
– Проклятое дело вас всех и спасёт, – сказала Здислава сердито. – Ежи, дай мне ребёнка.
– Он здесь? – Венцеслава подскочила с кровати, босыми ногами ступила на холодный пол.
– Стой, Лебёдушка, – кинулась к ней Щенсна.
Но Венцеслава в одной исподней рубашке ухватилась рукой за столбик кровати, чтобы не упасть. Ежи неуверенно приблизился к креслу, и от одной мысли об уродливом младенце ему стало не по себе.
– Он там? – волосы закрывали лицо Венцеславы почти полностью, и на виду остались только воспалённые глаза.
Она замерла, совсем как Ежи, не решаясь сделать шаг вперёд.
– Покажи его мне, – попросила она.
– Не время, – Здислава наконец обернулась через плечо, прищурив бледные глаза. – Ефи, а ну фибсе. Неси младенца.
Юноша виновато посмотрел на Венцеславу и обошёл кресло. Ему было страшно брать мертворождённого на руки, как если бы тот мог его укусить.
Белая Лебёдушка расставила руки в стороны, шагнула к нему навстречу и чуть не упала. Щенсна вовремя подхватила её.
– Не стоит, милая, – уговаривала она.
Венцеслава не ответила, она прикусила губу и проковыляла к креслу медленно, как больная старуха.
Ежи едва сдерживал отвращение, удерживая дитя на руках. Личико размером меньше яблока выглядывало из шёлковых синих простыней. Венцеслава стояла, ошеломлённая, разбитая. Она протянула руку вперёд, но не посмела коснуться дитя.
– Ефи! – поторопила Здислава. – Давай, время, время прифло.
Ежи знать не знал, о каком времени говорила ведьма, но вдруг кожей почувствовал, как задрожал воздух.
Он не один ощутил это. Старуха Щенсна ахнула, а Венцеслава пошатнулась и заплакала.
Ведьма закричала разъярённо:
– Ефи, давай, скорее, скорее!
Не смея больше медлить, Ежи подскочил к старухе и протянул ей ребёнка. Ведьма вытащила тельце из вороха простыней, поднесла на одной ладони к лицу, пальцем разодрала дыру там, где должен был быть рот, и плюнула, засунула внутрь кусочек мяса.
– А-а! – Венцеслава упала на пол, как подкошенная.
Ежи и Щенсна кинулись к ней, подхватили под руки и оттащили на кровать. Девушка забилась, точно пойманная в сети птица, зарыдала в голос, не стесняясь и не сдерживаясь.
Здислава достала точно из воздуха тонкий нож и провела по запястью своей руки, в которой держала ребёнка. Тёмная кровь потекла вниз к локтю и прямо на пол. Ведьма вымазала ребёнка в крови. Тогда в первый раз пошатнулся замок.