Устал за день. Но не могу не записать — больно уж страшные вещи.
Б. Н. собирал депутатов Верховного Совета, которым послезавтра предстоит принимать американских сенаторов во главе с Рибикофф! Приглашены высшие эксперты, в том числе начальник генштаба Огарков. Легко рассказал, как перетягивается с американцами канат по поводу того, сколько допустить ракет на одном бомбардировщике: 25 или 30. Кодировать или не кодировать все параметры пробных пусков ракет и т. п.
Все это Арбатов определил одним словом — «выеб.», в то время как. Он это произнес, зайдя ко мне по окончанию совещания, излить душу.
Брежнев отказывается принимать американских сенаторов. Однако, в эти же дни он будет вести беседы с эфиопом Менгисту. Тут даже не проблема — что важнее, иметь при себе Эфиопию или иметь договор с США по ограничению стратегических вооружений (т. е. хоть какое-то послабление в гонке, уродующей всю нашу экономику и не только ее). Дело еще и в том, что отказываясь принимать сенаторов и одновременно лобызаясь с Менгисту, мы даем такую пощечину американцам, что перспектива договора сразу отскакивает далеко-далеко.
Рассуждаем с Юркой, почему так происходит. Я высказал «предположение»: потому, что Смоленская-Сенная (МИД) сильнее Старой площади (Громыко versa Пономарев). Но неужели Громыко «не понимает».
— Однако, помимо Громыко есть твой сосед справа (намекаю на Огаркова, который на совещании у Б. Н. сидел рядом с Арбатовым).
— Да, это так. Но все же я думаю тут другое, — показывает на сердце и добавляет, — нутром чувствую, что Громыко специально выеб. на переговорах по СОЛТ, чтоб не допустить поездки Брежнева в США. И сейчас он, другие не хотят его «показывать», поэтому и отменяется встреча с сенаторами.
— Что, очень плох?
— Да, мы были приглашены в четверг (Арбатов и др. сейчас сидят в Серебряном бору, готовят Брежневу речь по экономике на предстоящем 28 ноября Пленуме ЦК). — Очень плох. Прочесть еще что-то может. Но если начнутся вопросы — ответы, то. Впрочем, я мог бы Рибикофф подговорить не лезть в дискуссию.
— Ну, а что там у вас в Серебряном бору? (напоминаю я ему формулу: «выеб., в то время как.»).
— Плохо. И никто не только не хочет в открытую посмотреть фактам в лицо. Знать ничего не хотят. Все прекрасно. Все превосходно. Одни успехи и достижения. Суслов не захотел даже на ПБ, не то, что на Пленум допустить выкладки, которые мы сделали. А посмотри, что происходит…
По мясу. Ростов-Дон: после вычета на ясли, детсады, на рестораны и т. п. в розничную продажу поступает из расчета 1. 5 кг. на человека в год! Есть лучшие районы, но больше 7 кг. на душу в год нигде нет.
Скармливаем около 100 млн. тонн пшеницы скоту. Но, так как даем без соответственных кормовых добавок, 40 % пропадает впустую. А ввозим из США опять же много пшеницы.
120 млрд. рублей на сберкнижках, плюс около 40 млрд. рублей в кубышках. Товарной массой покрывается это на 40 %, да и то, как считают эту массу? — По стоимости продукции! Но ведь значительная ее часть не покупается, а остается на полках.
Выход продолжают искать в повышении цен на товары «неширокого» потребления — на золото, хрусталь, машины и т. п. В результате богатые становятся богаче (потому, что золото, приобретенное сегодня, завтра еще больше дорожает, то же и с машинами и проч.). Усиливается разрыв в благосостоянии, недовольство, раздражение. А главное — ничего эти повышения за последние годы финансам не дали. Ничего не поправили. Кроме того, если в предыдущей пятилетке в общем итоге цены были снижены на 840 млн. рублей, то за 2 года этой пятилетки цены повышены на 1. 400 млн. рублей. И это уже все почувствовали.
Если первое увеличение добычи нефти на 120 млн. тонн потребовало 17 млрд. рублей вложений, то дальнейшее увеличение еще на 120 млн. тонн потребовало уже 28 млрд. рублей вложений, а предстоящее увеличение добычи лишь на 40 млн. тонн потребует уже 48 млрд. рублей вложений.
В 1982 году пополнение рабочей силы за счет прироста населения составит лишь 300 тысяч человек — и то, главным образом, за счет Средней Азии.
О качестве, эффективности говорилось на протяжении последних 5–6 лет многократно. Но с места ничего не сдвинулось. И не найден даже механизм решения этой задачи.
Нужна кардинальная перестройка всей структуры, нужно разогнать плановиков и набрать новых, и нужны деньги, т. е. как минимум столько, сколько стоит СОЛТ-2. А мы, как видишь «выеб.» по поводу того, сколько ракет помещать на один самолет, будто иначе завтра США на нас пойдут войной.
Чем кончилось событие с Загладиным?[49] Б. Н. мне сообщил, что Суслов ему звонил. Но предлог был — не статья Загладина, а тот факт, что как раз накануне Б. Н. вновь, в третий раз, несмотря на летнее решение Секретариата ЦК «отложить», заставил «Правду» набрать сочиненную по его настоянию статью — «Чего хотят монополии от еврокоммунизма?» — и навязал верстку Суслову, чтоб тот в праздники прочел и «вернулся к вопросу о публикации».
Так вот М. А. и говорит: видишь, мол, несколько фраз Загладина вызвали такую бурю, а ты хочешь — целую статью! И вообще, мол, как это так? Ты (Пономарев) одобрил эту статью? Почему такие вещи выходят без ведома ЦК?
Б. Н. говорит мне: мол, не стал уж совсем подводить Загладина (что он ответил Суслову на самом деле, я так и не понял). Однако, он подложил «нам» (?!) большую свинью.
Свинья, как я понял, состоит не в том, что Загладин обругал «еврокоммунистов», а в том, что он «перебежал дорожку» и сделал невозможным публикацию заветной статьи Пономарева.
И слава Богу! Не было бы счастья, да несчастье помогло!
А что касается — он-де не хотел подставлять совсем Вадима, то, очевидно, ему важнее выглядеть хозяином у себя дома (как это так — без его ведома его первый зам публикует принципиальные вещи в центральном органе ЦК!), чем человеком, допустившим перегиб в критике оппортунистов.
Вчера у нас была отчетно-выборная партконференция всего аппарата ЦК. Все чинно и до отвращения заорганизовано. На доклад и заседание до первого перерыва пришли секретари ЦК во главе с Сусловым. Их приветствовали стоя, как школьники при входе учителя. Когда перечисляли кандидатуры в состав президиума, произнесение фамилии каждого секретаря сопровождалось аплодисментами (по нисходящей: от Суслова до Русакова). Потом, когда пошли «а также», т. е. члены президиума из нас самих, им, естественно, уже не хлопали.
Каждое упоминание Брежнева в докладе ли, в выступлениях, даже походя, внутри фразы, отмечались аплодисментами.
Сам доклад в основном состоял из общепропагандистского трепа о делах страны в общем и целом.
Тем не менее в прениях были любопытные данные.
Ястребов (зав. Отделом тяжелой индустрии): производим 795 млн. тонн угля, 575 млн. тонн нефти. Западная Сибирь дает 90 % энергетических ресурсов страны. А там из 250 млрд. рублей, отпущенных на жилищное строительство и социальные нужды освоено всего 34 млн. рублей.
Бочков (зав. Отделом легкой промышленности): 11. 2 млрд. рублей потеряно государством на уценке товаров.
Симонов: 1/5 времени каждый вагон едет, 4/5 — стоит. За 20 лет железные дороги удлинились на 15 %, а грузооборот увеличился в 4 раза. Незавершонка на железных дорогах — 90 млрд. рублей.
Как бы то ни было все заранее согласовано и «придумано» — кого и сколько от каждого отдела в президиум, кого (некоторых в порядке компенсации) в редакционную комиссию, хотя проект резолюции был заранее напечатан типографски и сброшюрован, и через пять минут после избрания редакционной комиссии роздан все делегатам. Кому поручить что-нибудь огласить (это тоже почетно), кого избрать в новый состав парткома (измененный на две-три персоны из 17-ти).
В общем, этот парад-аііе, торжественный и нарочито, открыто формальный. Имеет, очевидно, целью продемонстрировать подавляющий авторитет и мощь партийности (над каждым в отдельности). Характерно, что ни А. М. Александров, ни прочие большие чины аппарата не позволяют себе игнорировать это собрание. Упомянутый А. М. то и дело убегал, но возвращался: в это время шла встреча Брежнева с американскими сенаторами, на которую именно он, Андрюха, уговорил Генсека.
Вообще, что-то в этом есть — в этой теперь уже почти иррациональной по своей сути силе партийности, что-то от большевистской традиции (хотя начинка коренным образом изменилась: такие собрания, как и вся наша парторганизация при ЦК, никакого реального значения для дела не имеет).
Вчера по телевидению давали из Останкино концерт Миронова, артист театра Сатиры и кино, сын Мироновой и Менакера. Талантлив необычайно. Разнообразен и умен в общении с публикой. Пластичен, как танцор на льду или балерон. Но дело не в этом, дело в содержании. А содержание вызывающе крамольное, особенно в первой, серьезной части концерта. Цитаты из Островского, Салтыкова-Щедрина, Бомарше, из «Клопа» Маяковского отобраны так, чтоб уже не в подтексте, а прямым текстом — против, казалось бы, незыблемых правил нашего культурно-идеологического и даже всякого другого порядка. Например, из Островского — о том, что молодежь не должна терять надежду быть честной и она, может быть, увидит более справедливое будущее. Из Гоголя: в каждом есть Хлестаков, но опасен он только в атмосфере всеобщего страха. Из Бомарше: писать можешь о чем угодно, если не затрагивать основ государственной политики и определенных лиц, и под наблюдением трех цензоров. И в этом духе. То, что это передается на многомиллионную аудиторию, знаменательно: наши цензоры тоже все более склонны смотреть сквозь пальцы на всё, кроме основ политики и основных их персонажей.
А в «Литературке» тут прочел тоже любопытную (примерно в таком же смысле) статью. Мол, в потоке современной советской прозы все полнее и острее ставятся нравственные проблемы. Хорошее против плохого (в намерениях, действиях, в поведении, в чертах характера). Но, мол, в изображении хороших людей совершенно исчезло во имя чего они хорошие, какие «большие» общественные идеи они представляют, за какие «большие» цели они борются в конце концов! Т. е. речь идет как раз о том, о чем я, кажется, писал здесь: исчезло из художественной литературы «строительство коммун