В воскресенье встретил Макленнана и Халверсона (председатель КПВ). В понедельник беседа у Б. Н. Во вторник проводил обратно. Остались друг другом довольны. На Афганистан Макленнан не нажимал, да и козырей у него мало: он не знает, что там на самом деле. А Б. Н. его завалил своей «версией со знанием дела». Много разговоров со мной — о китайцах, о том, почему в Англии правящий класс не выдвигает «реалистов» вроде Шмидта и т. д.
Поразило меня то, что встречаясь в гостинице «Советская», лидеры КП Англии не знают (даже в лицо) лидеров КП Швейцарии и наоборот, с финнами делают вид, что знакомы, когда подводишь их друг к другу. Вот тебе и «интернациональная сила». Еще в 60- ые годы подобное было немыслимо.
Б. Н. загорелся еще одной идеей — возглавить делегацию на «Парламент за мир» в Софию (в сентябре). И опять мне писать очередное сочинение. Кстати, о сочинениях. По его же поручению в секторах отдела суммировали, что каждый из них сделал за период между XXV и XXVI съездами. Естественно, и консультантская группа. Так вот. Среди ее дел — список на шести страницах только перечисление брошюр, статей, докладов, речей и выступлений Пономарева. Ни один академический институт не смог бы похвастаться таким обилием продукции. Показал Карэну. Он ехидно заметил. Вот, говорит, нашелся бы «доброхот», взял бы этот список, да послал бы, допустим, Кириленко или Брежневу. Как Брежнев успевает сочетать государственную партийную работу с сочинением произведений по тому в год — это, конечно, другой вопрос. А вот, как Пономареву это удается и кто позволил!.
Но, между прочим, хоть я и сам в 95 % этих сочинений участвовал, а многие в значительной степени написал собственной рукой, когда увидел список, удивился. Вот куда уходят мои силушки! И что я за это имею? Даже не для партии. Ибо «партия», узнай она, как на самом деле, оценила бы мой труд вышеозначенным образом.
Б. Н.'у позвонил Александров-Агентов. Кого, мол, вы выделите на «дачу» для подготовки Отчетного доклада к XXVI съезду? Тот призвал меня и спрашивает. Я предложил Вебера — самый компетентный, умелый, образованный, опытный и добросовестный из консультантов. Б. Н. отвел и стал было в обычной своей манере «критиковать» Вебера. Я озлился и перечил довольно резко. Потому, что был уверен, что им руководит не только собственная неприязнь к Сашке, но и «что скажут» (!) — фамилия странная, не еврей ли и т. п.
Сам он назвал Пышкова, которому благоволит. Смышленый, но довольно посредственный и вряд ли способный что-либо выдумать, да и серьезных знаний у него никогда не было. Спорить против Пышкова я не стал.
А на другой день Б. Н. позвонил. Мол, Александров просит назвать уже конкретно — кого мы посылаем. «Для вашей информации, — сообщил мне Б. Н., - я назвал Пышкова и Брутенца. Он, мол, хоть и занимается у нас национально-освободительным движением, но человек широкого профиля, может обо всем».
Я прервал: «Александров отлично знает Карэна и в рекомендациях не нуждается».
На той неделе группа выезжает в Серебряный бор, видимо, на полгода, пока не начнется Завидово.
Виделся с женой Гэса Холла. Внучки — одна прелесть. В свои 13–14 лет эти типичные американочки глядятся на все 20. Видел их в Олимпийском бассейне, а потом на Плотниковом. С Элизабет говорил о возможном ордене для Гэса в связи с 70-летием и о моей поездке в США под крышей академической делегации Тимофеева.
Умер Володя Высоцкий. Бард нашего времени. 41-го года. Ночью, не просыпаясь.
Познакомился я с ним в 1966-67 годах, помню, в гостях, на Пушкинской улице, в одной маленькой старинной квартирке. Впервые я его там услышал. Было нас человек 5–6. Кажется и Д. Самойлов был. Поразило меня тогда умение таланта проникнуть в душу другого, моего поколения. Схватить суть не своего времени.
Похороны превратились в массовый траур города — в разгар Олимпиады. Очередь прощаться стояла с ночи от Театра на Таганке к мосту, вдоль набережной до гостиницы «Россия». Везли его на Ваганьковское кладбище сквозь толпу. «Порядком» руководил сам генерал Трушин — главный милиционер столицы, благо, что в Москве сейчас 34 тысячи милиционеров со всех концов Союза. Секретарь Краснопресненского райкома Бугаев встречал у кладбища во главе 10-ти тысячной толпы. Сам говорил речь на могиле. Телеграммы соболезнования прислали Гришин и. Андропов. А в газетах только «Вечерняя Москва» и «Советская культура» дали «рамочку». Один интеллигентный старик из толпы сказал: «Как Маяковского в 30-том». И, пожалуй, точно. Диссидент — не диссидент, талант, но не всем признан. Кое-кто «там» вообще считает его «не нашим». Хотя все слушают, восторгаются, плачут. В 10-ти тысячной толпе у кладбища десятки, если не сотни магнитофонов: Высоцкого провожали под его песни.
Прошедшая неделя, когда я в отделе — за Пономарева. Он меня оставил, чтоб готовить ему доклады для «Парламента за мир» в Софии и Берлинской конференции по национальному освободительному движению. Причем, я-то все думаю, что он этими своими «международными сценариями» с собой во главной роли все рассчитывает покрепче и повыше закрепиться в руководстве. Но почему-то никак не может усвоить, что только портит себе «карьеру».
Буквально на другой день после его отъезда звонит взволнованный Русаков: мне, мол, передали, что упоминание Живковым «парламента за мир», а Хоннекером Берлинской конференции на беседах в Крыму, вызвало «раздражение» Самого. Что, мол, за сборище? Почему ничего не знаю? Зачем и опять де Секретари ЦК все время ездят, чего-то проводят и т. п. Кстати, «предали» они Брежневу и то, что делегация КПСС (т. е. Пономарев) на последней «шестерке» в Будапеште в июне пробросила идею международного совещания компартий. Оба (Живков и Хонеккер) поддержали эту идею. И обоим Брежнев заявил, что сейчас не время, не до этого. Подумаем после съезда.
При очередном звонке с Юга я Б. Н.'у сообщил о высочайшем раздражении. Испортил настроение. Но через два дня он уже позвонил и просил, чтоб я зашел к Черненко («ведь вы же знакомы») и поговорил на этот счет.
А серьезное вот что было.
Во вторник пришла записка Брежнева о ракетах среднего радиуса. На одной страничке. Смысл: идея, предложенная (Брежневым) Шмидту, начинает затухать. Американцы ясно почему будут ее глушить. Но этого нельзя позволить. Мы выдвинули эту идею не для пропаганды, а всерьез и я требую серьезного к этому отношения: в частности, предложить США официально начать переговоры, а если будут саботировать, опубликовать это наше предложение. Обратиться к другим правительствам НАТО. Возбудить общественность. И через пропаганду не дать забыть об этом.
Кириленко, который сейчас ведет ПБ, записку эту разослал членам ПБ и Секретарям ЦК, образовал комиссию в составе: Андропов, Зимянин, Корниенко, Замятин, Огарков, Черняев. Потребовал, чтоб к заседанию ПБ в четверг мы представили проект постановления по записке Брежнева. Андропов дважды нас собирал в «ореховой комнате» (это в Кремле между помещением Политбюро и кабинетом Брежнева). Соорудили и подписали проект для ПБ: то, что уже изложено в записке (к США и НАТО), а нам, Международному отделу — письмо Брандту, некоторым социал-демократическим партиям, западноевропейским КП, а также — по линии общественных организаций, т. е. всяких международных борцов за и против.
В четверг меня вызвали на ПБ. Первым был этот вопрос. Андропов доложил «от комиссии». Естественно утвердили.
Утвердили также директивы Громыко на очередную Генассамблею ООН. А до этого Кириленко просил меня дать оценку мидовскому проекту. И вообще — что, мол, сказать о нем на ПБ. По одному из замечаний Корниенко (первый заместитель министра иностранных дел) стал задирать хвост. Кириленко не осадил его, так как сам изложил замечание некорректно и дал этому хохлу-мидовцу возможность возражать против своей «версии» (о связи РСД с ОСВ-2). Но по другому — информировать о вопросах, которые мы вносим на Генассамблею ООН, братские государства — его «посадили», причем, начал Андропов, сославшись на то, что натовцы все заранее координируют и обсуждают, а мы своих друзей держим в черном теле и до самого начала ассамблеи не ставим их в известность, что мы сами там собираемся предлагать. В то же время требуем от них поддержки.
Корниенко пытался ссылаться на многолетнюю практику, на то, что от поляков может утечь, но его заткнули.
Заседание ПБ началось с того, что Кириленко сообщил о болезни Косыгина (второй инфаркт) И «по совету Брежнева» фактически И. О. премьера был назначен Тихонов.
В Польше волынки: то, что Ленин назвал бы всеобщим кризисом режима.
Доклад Марчука об НТР на будущую пятилетку. Конструктивный, но завал у нас такой, судя по его анализу, что очень сомнительно, чтобы его идеи могли быть реализованы.
А мы пишем письма Брандту, другим социал-демократическим лидерам, компартиям об РСД и «новой ядерной доктрине» Картера.
Жуков сделал статью-эвфемизм против Берлингуэра (по поводу его интервью в «Карьера де ля сера» и «Вашингтон пост»).
Десятки больших и малых бумаг в день для ЦК, а сегодня еще был Секретариат с семью нашими вопросами. Дважды давал объяснения: не помогло.
Ровно месяц. Оказывается это большой срок. За это время съездил в ФРГ.
Это было как раз во время начала «польских событий» и там, в ФРГ, основная тема в разговорах (и по теле, и по газетам) была Польша. В самом деле, события поставили все мыслимые политические вопросы — от теории марксизма-ленинизма, реального социализма, морали, будущего, пропаганды и идеологии, международных отношений, нации и интернационализма, поляков и русских. А для нас — все наши больные проблемы. Недаром же в связи с событиями возобновилось глушение «Голоса Америки», «Немецкой волны» и т. п., по поводу чего нас формально, на уровне МИДа обвинили в наруш