М. С. соломоново мерил — в обычной своей манере, когда речь идет о частности: мол, у всех есть рациональное. Но по сути поддержал премьера. И Лигачев жалко умолк. Я подумал: начинается «отторжение».
Вчера проходил внеочередной Секретариат по подготовке XIX партконференции. И Горбачев сам его проводил. Лигачеву не доверил, хотя тот «по положению» должен вести Секретариат.
В прошлую пятницу, кажется, М. С. поехал в больницу к Асаду, который в тайне приезжал на медицинское обследование. Очень он с ним открыт. С другими -
А. Н. имел в виду реакцию М. С. на финал пьесы Шатрова «А дальше, а дальше!..». Там Ленин уходит, Сталин остается.
европейцами, даже с Шульцем — это правильно: по человечески они порядочные люди. Но с этим (как. впрочем, и с Наджибом) надо быть осторожнее. Коварство — в крови. Ведь Асаду ничего не нужно, как доить нас. И ракеты, чтоб не хуже, чем у Израиля. Все остальное он понимает «по своему». Недаром он близок с Хомейни.
22 апреля был Шульц. Я много готовил к встрече с ним всяких материалов. М. С. то и дело менял «концепции». Диктовал мне. Не удовлетворился, видно, — поздно вечером Добрынина заставил написать две страницы. Но потом в них даже не заглянул.
А сев напротив Шульца, отложил все. Открыл «картонку» — обложку, где бумаги раньше лежали со своими пометками наискосок.
Шульц: «Это и все, что у вас есть?» — шутя.
М. С: У меня много, что есть, — тоже с иронией.
И выдал ему, спокойно, уверенно и глубоко. В ударе был. Он вообще теперь очень уверенно чувствует себя в беседах. И всегда придумывает неожиданные ходы («непредсказуемый Генсек», шутит он). Выдал за последние речи Рейгана, из которых следует, что, «мил (Америке) все равно не будешь». И чем больше популярность Горбачева в мире, тем менее способны будут Рейган и К° воспринимать «новое мышление», т. е. (не то, что согласиться) исходить из того, что никакой ком му н исти чес кой агрессии и экспансии (из Москвы) нет, не будет и не может быть объективно.
Добрынин, заведуя Международным отделом ЦК, продолжает быть «послом». Мне это накладно. Потому, что при подготовке материалов для М. С. ни от МИД'а, ни от Отдела — никакой помощи. То, что они поставляют — не более, чем справки или тривиальности. Идей, даже оригинальных оборотов мысли — как правило — нуль. Если только — не по линии Брутенца.
Впрочем, у М. С. своих идей полно. Тем не менее, при его нечеловеческих перегрузках на внутренних делах, хотелось бы «угадывать» для него, напоминать о самом главном для той или иной внешней оказии — и для бесед, и для документов, постановлений, и при подготовке обсуждений на I IБ. Кажется, пока это удается.
Удаются и сообщения по итогам его бесед. Ему нравится, потому что мне легко улавливать «дух» — я знаю, как он. действительно, думает и по большей части — то, что он хотел бы выдать на публику. Сходный у нас и «стиль» письма — без воды, без нужняка, без холостых ходов.
Это он мне доверяет целиком. Хотя, иногда проверяет. Вот и по итогам Шульца — позвонил уже из машины, по окончании ленинского вечера (22 апреля) — буквально за 20 минут до «Времени» на TV и просил зачитать, что я сочинил. Одобрил.
Впрочем, тут я выработал совершенно новую манеру — по сравнению с Александровым при нем же. не голь ко при Брежневе и Черненко: писать эти сообщения о беседах по факту (а не заранее в МИД'овском стиле) и с использованием не только мыслей, но и выражений, «словечек» М. С.
И как-то все признали, что это взамен пресс-конференций, которые приняты после встреч на высоком уровне на Западе и которые дают собеседники М. С. здесь — в пресс-доме на Зубовской или в самолете… Словом, это наша оценка встреч и то. что мы хотели бы сказать в данной связи.
Только что позвонил М. С. Захотелось, судя по всему, поговорить. Сижу, говорит, обложенный журналами и статьями. Раиса Максимовна вошла — критикует: что ты сидишь! Какой воздух! Ты ведь без движения весь день, пойдем гулять! Приветы мне… По он все гаки минут 20 проговорил со мной.
Первая тема — реакция в мире на его беседу с Шульцем. Все бросились защищать Рейгана. Хорошо, что мы перебросили лидерство с Тэтчер на Рейгана. Там ему место — такому лидерству… А она уже засуетилась, опять просится: дали ей понять.
Я: Естественно. Такой шанс у ней был — «близость с Горбачевым»! Никуда ей не деться. А Рейган пусть отмывается.
М. С. (подхватывает): Все должны помнить, что достоинством мы не поступимся ни при каких обстоятельствах. Да. и знаешь, Анатолий, — они слабину не уважают. Растопчут и разотрут. Им надо время от времени напоминать с кем имеют дело. И ты посмотри, как они (т. е. Шульц, Нитце, Раджуэй) слушали.
Я: Никто не бросился защищать своего президента.
М. С: Да. Шульц — умный и порядочный. Из Киева передают: не стал искать встреч с диссидентами. С народом общается. Убеждается, что я говорю правду. А Нитце? Старик…
Я: Мне кажется, им противно самим — таким людям — политиканство, которое царит у них во главе с Рейганом. Но — вынуждены играть в эту с ним игру.
М. С: Нитце, когда прощались (а М. С. поговорил с каждым в отдельности, когда расставались), говорит мне: Жаль, что я стар и уже не успею делать с Вами дело. Хотя старость — это и мудрость. Много я повидал на своем веку. Со многими пришлось работать. Но с Вами открывается что-то совсем новое. И хочется еще сделать что-то нужное. С Вами — можно.
Раджуэй говорит: Я просто потрясена Вами. Откуда берется этот поток мыслей, это умение все видеть и так, с ходу, далеко глядеть. И так все просто и обезоруживающе.
И посмотри (М. С. — мне), Шеварнадзе мне рассказывает: сидят они — Раджуэй и Бессмертных, «ведет вроде переговоры», и с полуслова все понимают — это так, это рано, это не будем трогать сейчас, отложим. Как два нормальных, здравомыслящих, умных человека. Притирка произошла с этой командой. Когда еще другая-то будет?…
Я: Михаил Сергеевич, я наблюдал за ними во время встречи. Слушая вас, они забывали, что они чиновники… на службе у Рейгана…
М. С: В общем правильно мы ухватили момент. И это — предупреждение к визиту Рейгана сюда. Остеречь его надо. Пусть знает, что спуску мы не дадим. Достоинство будем блюсти.
Вторая тема: XIX партконференция и вчерашний Секретариат.
Знаешь, говорит, ничего я не набрал от вчерашнего обсуждения. Единственно, кто что-то внес, — Яковлев, Медведев, Лукьянов. Остальные… думают только о своих амбициях и о кресле.
Я: Да и амбиций нет. Нечего нести-то.
М. С: Ты прав. Нищета философии. Ограниченность. Отсутствие культуры. Отсюда и бедность мысли, не говоря уже об отношении к моим замыслам… Есть, есть, тут Толя! И Лигачев опять удивил, набросился на прессу. Заявил, что правительство России — единственно хорошее. А Совмин СССР ничего не делает. Ну, подумай только! Открытым текстом свои привязанности и антипатии выказывает… И, что он думает, что мы такой примитив, что не понимаем что к чему? Воротников — это худшее у нас правительство из всех республик. Ты заметил, как его крыли (не называя по имени) на встречах с секретарями обкомов. А Рыжков? Да мы ему работать не даем — все его дела на ПБ тянем. И здесь все упирается в безвластие советской власти! Но — ненавидит Егор Николая. Тот ему платит тем же…
Потолок, Толя! Что с него возьмешь. 18 лет он (Лигачев) правил в обкоме, и не знает никаких других приемов. И образование опять же. Надо искать выход какой-то…
На партконференции нужен прорыв, новый интеллектуальный прорыв.
Посмотри: Партия. Авангардная роль — но как? Если отнять командование и управление? «Вся власть Советам!» Но как? Как заставить работать Советы после 60-летней привычки быть прихвостнем и полной дискредитации?
Говорим: вернуть социализму ленинский облик! Да. Но что это значит в теперешних условиях? Очищаем от скверны сталинщины, брежневщины… Еще много тут дел. Но это ведь негативистская работа. А какая конструкция должна быть? Правовое социалистическое государство. Огромная проблема. И т. д.
Все пора наполнять конкретным содержанием. Хватит провозглашать. Люди изверятся, если им говорить и говорить формулы = обещания.
Молодежь. Что ей сказать?
Как она понимает мир? Что ей этот мир? Как она понимает и зачем ей демократия? Что предпочитает?
Словом, надо думать. Время уходит.
Завтра в 3 часа соберемся: помощники, Яковлев, подумаем. Я рассказал ему о Боффе, с которым вчера встречался.
М. С. собрал Яковлева, Слюнькова, Медведева, Лукьянова, трех помощников, Биккенина. С ига ря на, Можина (зав. Экономического отдела). Бол дина. И проговорил все идеи к XIX партконференции… Главное — в истории она останется, как первая после Гражданской войны коренная реконструкция политической системы: новая концепция авангардной роли партии, «Вся власть Советам!», правовое государство, национальный вопрос («Все двери и окна хлопают и камни по крыше стучат») — нельзя ждать до Пленума по национальному вопросу.
И итоги перестройки. Самокритика трех лет. Но, как выяснилось из выступлений Слюнькова и Ситаряна, нет даже идей, как наладить механизм экономики, чтоб он работал на новых принципах. Ситуация тревожная. Производство падает. И рыночное обеспечение скудеет. Сахар по паспортам начали продавать уже и в Москве. Это a propos.
Между прочим, М. С. рассказал («для вас только») в связи с проблемой гарантий и необратимости перестройки. Люди, говорит, очень встревожены, боятся, как бы все не опрокинулось. Ситуация очень обострилась в эти три недели «застоя» (между публикацией в «Советской России» и статьей в «Правде»). Вот случай… помните, я на той неделе три дня не появлялся на работе. Надо было врачебное обследование пройти. Давно откладывал. Так вот… ГАИ останавливает «Жигуленка» моего зятя (он врач в первой Градской), знают его номер. И прямо задают вопрос: «Где Михаил Сергеевич?» Зять туда-сюда. «Ты не виляй. Говори, где М. С? Мы же знаем. Три дня уже его машины не идут в город! Слухи ходят, что его уже сняли… Если так, скажи. Народ вокруг заведен, говорят, если сняли — выйдем на улицу с оружием!»