Политбюро вчера в панике обсудило, что делать с полумиллионной демонстрацией, которая на 15 сентября назначена в Москве и в других городах под лозунгом: «Долой Рыжкова», а кое-где — и Горбачева.
На этой неделе замучился: пишу материалы для каждодневных бесед Горбачева с иностранцами, потом записываю то, что они говорят во время встреч, потом пишу сообщения для ТАСС и газет. Фантазия уже истощилась совсем, слов не хватает, чтоб убегать от банальности, правда, выручает Горбачев — всегда у него находится какой-нибудь необычный поворот мысли, или какая-нибудь «эдакая» фразочка.
У всех он теперь выпрашивает деньги, кредиты. Вот и сегодня у Мекелиса просил полтора миллиарда.
Читаю непрочитанное за неделю. В «Литературной газете» Виктор Некрасов, статья — завещание. Написана она в 1981 году. О трагедии поколения, о нас, об истории, о своей знаменитой книге («В окопах Сталинграда») и завершает статью словами: «Враг был разбит! Победа была за нами! Но дело наше оказалось неправое».
Статья Петренко о болезни Ленина: через болезнь и близость смерти — переосмысление сделанного. И желание отойти в сторону. Реальность не поддалась теории и он (Ленин!) стал искать оправдания в льстивых и восторженных массовых восхвалениях его гения.
Статья Соколова о ситуации в стране: никакие варианты реформ, составленные лучшими мировыми умами, с помощью самых мощных компьютеров у нас не пойдут. Ибо нет стабильности, законности, преемственности решений, нет безопасности, граждане не защищены. Ибо идет развал государства.
Вот три «точки» — три статьи, по которым можно определить и мою личную драму — безысходность.
На Верховном Совете Аганбегян, Шаталин, Абалкин продолжают сражаться. Первые два заявляют: выбор не между социализмом и капитализмом, а между жизнью и могилой. Абалкин доказывает правоту Рыжкова, хочет спасти его (и себя) с помощью популизма. Съезд народных депутатов дает все больше пищи для таких, как Сухов (шофер из Донбасса) обвинять Горбачева в предательстве партии и социализма.
М. С. вчера спросил, хожу ли на заседание Верховного Совета. Я сказал: «Нет».
— Что — из принципа?
— Нет времени.
— Понятно.
Он хотел узнать мое мнение о своей вчерашней речи на ВС. Она хороша, говорил мне Петраков,… если бы все у него не подвёрствывалось бы, не притягивалось бы за уши к социалистической идее.
Сегодня весь день готовил материалы для завтрашней встречи М. С. с Лафонтеном. Несколько месяцев, особенно в последнее время я сопротивлялся тому, чтоб он его принимал. Не нужна нам эта двойная игра. Даже, если он (при поддержке Геншера) станет канцлером, он вынужден будет (какая бы обида на нас в нем ни затаилась) делать то же, что делает Коль — объединение Германии.
Но лобизм Фалина и Ко, социал-демократических друзей М. С., к которым подключился даже Квицинский, взял верх: Лафонтена М. С. примет. И вот я выламывал мозги, чтоб не попортить «пиршество» с Колем на самом ответственном этапе выхода к единой Германии.
А еще придется «адаптировать» и прессе результаты беседы: М. С. ведь может наоткровенничать.
Солженицын: брошюра в «Комсомольской правде» и в «Литературной газете». Разговор Игнатенко с М. С. о Солженицыне: в истории останутся он… да ВЫ. Ленин уйдет, а вот вы оба там будете. Зачем мелочиться?!
Всё все больше и совсем запутывается. Рыночную программу Верховный Совет не принял. Опять учреждена сводная группа Абалкин-Шаталин-Аганбегян. Будут разные варианты. Горбачев потребовал чрезвычайных полномочий, чтобы вводить рынок. Верховный Совет РСФСР ощетинился постановлением: без его ратификации никакие указы президента СССР в России не действительны.
Травкин потом рассказывал, какие обвинения бросали Горбачеву российские депутаты: он уничтожил КПСС, разложил Союз, потерял Восточную Европу, ликвидировал марксизм-ленинизм и пролетарский интернационализм, нанес удар по армии, опустошил полки, развел преступность и т. д. Между прочим, в своей речи в Верховном Совете, который предшествовал дискуссии о рыночных программах, Горбачев опять допустил грубый «faux pas» — опять заговорил о федерации вместо Союза государств. Кстати, кто это ему навязывает, будто эпоха суверенитетов прошла.
В перерыве М. С. разговаривал с Лафонтеном. Вечером Айтматов ему навязывает беседу с муфтием плюс несколько зарубежных мулл — о роли ислама. Это становится смешным: разрыв в его положении во вне и внутри.
Все СМИ только и вещают об автомобильной катастрофе, в которой Ельцин получил мелкий ушиб. В «Союзе» еженедельные его интервью: он, действительно, вырастает в деятеля. По определенности и устремленности к власти, по нахальству он далеко обошел М. С., не говоря уж о популярности.
Дни, дни, недели. Все острее ожидание, когда же все обрушится. Жизнь в службе каждый день напоминает, что произошла смена строя, и я, как и мне подобные в положении, в котором оказались бывшие после 1917 года. Все, что я имел или заработал, все это — от прежнего строя. Это вознаграждение за службу ему. И теперь я уже не могу козырять: я всю жизнь работал! Спрашивать? Но с кого? Ответят: вот с того и спрашивай, кому служил. Вообще-то — справедливо.
Взял с полки Ходасевича — стихи! «Хранилище» и проч. до печенок достает сразу. Странно: только под старость я стал чувствовать по-настоящему поэзию, отличать ее язык от просто «способа выражения».
Грядет революция. Та самая, которую вызвал Горбачев. Но он не ожидал такого и долго не хотел называть это сменой власти, тем более сменой строя. Да и сейчас продолжает говорить лишь о смене экономической системы. Нет, то, что происходит, действительно равно 1917 году, пусть «наоборот».
Вчера был, употребляя горбачевский термин, день прорыва. М. С. несколько раз яростно выступал в Верховном Совете о рыночной программе и требовал особых полномочий для ее осуществления. Но решение опять отложено и опять образована комиссия во главе с ним, и опять она сочетает несовместимое. И это все видят, но уступают его неистребимой тактике компромисса.
Вчера же в «Известиях» была статья Павловой-Сельванской — умнейшей и злой аристократки. Она дала точный анализ горбачевской «стратегии и тактике», которая и привела к тому, что мы имеем. Поразительный анализ и личностный, и экономический, и системный, и глубоко последовательный.
А все катится тем временем под откос, гибнет урожай, рвутся связи, прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы, бастуют транспортники.
Между прочим, по телевизору объявление: на какую-то захудалую рабочую должностишку ставка от 300 до тысячи рублей! Рынка нет, а цены уже рвутся вверх.
Одиннадцатый час, а я еще дома. Так что и здесь «дисциплина захромала». Раньше никогда бы себе не позволил.
Сегодня надо заготовить телеграмму М. С. для Вайцеккера по случаю объединения Германии, подобрать кое-что для завтрашней его встречи с «Дженерал электрик». Определиться с графиком на октябрь-ноябрь: к Миттерану, на ПКК (похороны ОВД) в Будапеште, в Испанию, к Колю на его малую родину и с большим советско-германским Договором, к Андриотти с Договором и за «Фьюджи», на общеевропейский саммит и т. д.
Он все откладывает решение — уже и Шеварднадзе стучится. (Кстати, в ООН Э. А. произнес очень «продвинутую» речь, которая означает, что мы окончательно порвали с идеологической внешней политикой. «Там» она произвела впечатление, а здесь мне пришлось давить на Ефимова (редактор «Известий»), чтоб опубликовали полностью).
М. С. вчера звонит: вот, говорят, что Горбачев после Хельсинки ничего к Персидскому кризису не сделал.
— Кто говорит?
— Американцы.
— Как же так? Вы чуть ли не каждый день встречаетесь с разными иностранными деятелями и утверждаете свой подход — «хельсинский». А потом: речь Шеварднадзе — это же Ваша политика продемонстрирована. Разве кому в голову придет, что это он сам «себе позволяет».
М. С. успокоился. Но откуда он взял? Кто подкидывает? Я такой информации не видел. Но у него, видимо, какой-то особый источник есть.
Вчера с Андреем Грачевым начали подбирать кадры в международный отдел при президентском совете. Кое-кто — из Международного отдела ЦК, но в основном свежие, заявившие о себе в «непартийных» газетах.
Бовин все просится: Граф, давай посидим, потрепимся по душам. Я все обещаю, но не выходит и пить не хочется. А главное — неинтересно мне уже. Ничего из того, что бы я не знал из газет, от него я не получу. Теперь душеотведение на кухнях, чем славился застойный период, уже как-то не привлекает.
Фролов — 10 дней с женой и двумя помощниками по Франции на машинах (праздник «Юманите»), две недели — в Италии (на празднике «Униты»). А 2 октября партсобрание в «Правде» с повесткой дня: о выражении недоверия к руководству. Я был бы очень рад, если б его приложили именно тогда, когда он «достиг» высшей своей точки. Кулацкая натура. И чтоб М. С. увидел, кого он пригрел и вознес!
Вечером на работе доделал приветствие М. С. Вайцеккеру и Колю по случаю объединения Германии. Потом М. С. встречался с интеллигенцией. Я поглощал телеграммы. Написал ему предложение — что-то надо делать с нашими специалистами, работающими в Ираке. Мы опять, в отличие от американцев и прочих, не заботимся о судьбах своих людей, а они уже начинают бунтовать. Не убрали их сразу и теперь они оказались в ловушке. Хусейн уже включает их в «Живой щит». Писал записку по поводу предложения Лафонтена и Бара — обучать наших увольняемых офицеров гражданским профессиям.
Гусенков, Арбатов звонили по поводу «угрозы» военного переворота и гражданской войны. Друзья, этого не будет! Будет хуже.