20 января — доклад Пономарева о 50-летии со дня смерти Ленина. Тема — МКД за полвека.
И все это выходит на меня помимо текущих дел.
Б. Н. вчера сказал мне, что Рыженко надо снимать с Леншколы. Он ездил в ГДР и там (видимо, пьяный) поносил в «определенном кругу» Громыко и Суслова, а Брежневу ставил в пример Сталина, который сам писал свои доклады и речи. Хонеккер сразу же в ужасе сообщил все это в Москву.
Б. Н. предлагает взамен Рыженко послать в Леншколу Матковского, нашего завсектора по Великобритании. Ну и слава Богу, освобожусь от этой серости.
Когда был в Серебряном бору и выдавались свободные два-три часа от официальных текстов, читал я Герцена, том XII — о Воронцовой-Дашковой, его письма Александру П, переписку с русскими друзьями по поводу перехода от одного царя к другому. Этот метод — читать Герцена все время подсказал мне академик Тарле 20 лет назад: читать Герцена, открывая наобум любой том, хотя бы по одной странице в день. Очень плодотворно, очень освежает. Гениальность проникновения в суть событий настолько велика, а язык настолько точен и силен, что будто читаешь о наших днях. Все это я читывал лет 25 назад, но сейчас это воспринимается совсем иначе, как вполне актуальное чтение (а для русского эмоционально несравненно более значительно), чем, например, чтение Бжезинского.
Приходил Волобуев. Говорил про своих парней. Один — физик, другой — инженер, третий — студент-экономист, они и их друзья загоняют его в угол. Крыть, жалуется Пашка, нечем. У этой публики, говорит, две тенденции: одна ищет спасения в вожде, другая — в демократии (например, в альтернативных выборах и т. п). Отчего спасаться? От воровства, пьянства, безделья, безответственности, распада связей между властью и людьми, кроме как на основе страха.
Рассказывал о своей командировке в Омск — как предгорисполкома, женщина, водила его делегацию по городу и приговаривала: ох, уж этот нам развитой социализм! Нам бы хоть какой-нибудь, пусть плохенький, да настоящий, чтобы сортиры бы поставить, да тротуары замостить.
Зачем он, собственно, добивался целый месяц встречи со мной? Выживают его с директорства Института истории. Рыбаков, академик-секретарь исторического отделения, уже предложил ему отставку (мол, мне архиологией надо заниматься, да книгу писать, а тут постоянно из-за вас — Волобуева — скандалы, да склоки). Видно, это с Трапезниковым согласовано. Пашка хотел узнать у меня, согласовано ли с секретарями ЦК.
Я говорил с Б. Н. сегодня. Он ничего не знает. Впрочем, это не значит, что не знает Демичев. Б. Н. отпарировал мне: «А зачем Волобуеву уходить?» Подумал я про себя: так помоги, если не хочешь, чтоб уходил.
Б. Н.'у и польстило и напугало (аж покраснел) о ходячей по Москве концепции — почему Трапезников и Голиков едят Волобуева. Концепция такая: Иноземцев, Арбатов, Тимофеев, Волобуев — все эти директора институтов сателлиты Пономарева. Но первые трое хорошо «прикрыты». А Волобуев — нет. К тому же он занимается сюжетами, по которым его легче бить — историей советского общества, т. е. монополией Трапезникова. Разъярился Б. Н. Вы, говорит, скажите Волобуеву, чтоб он не болтал об этом.
Главное мучение этих дней — подготовка доклада Б. Н. на совещании секретарей соцстран по внешнеполитической пропаганде. Еще в Серебряном бору сделали первый вариант — с попыткой (очень, конечно, робкой) сформулировать специфику этой нашей внешней пропаганды применительно к разрядке. Вариант был брезгливо отвергнут. Б. Н. надиктовал какие-то лохмотья — обракадабра слов, из которых, однако, проистекало главное: природа империализма не изменилась и надо его долбать идеологически по-прежнему. Преодолевая собственное внутреннее сопротивление и пытаясь все же протащить идею нового этапа в пропаганде, вымучивали с Вебером и Пыннсовым новый текст. Теперь он ему нравится. Но… ив этом бессмысленность, кафкианство всей затеи. Он мне говорит сегодня:
— Я слышал, хотят размножить мой доклад. Это значит его собираются раздавать участникам совещания?
Вероятно. Вы же знаете, что всегда так бывало.
— Нет, нет, Анатолий Сергеевич! Ладно, если китайцам попадет в руки, а если империалистам! Получается, — что мы здесь собираем своих друзей и науськиваем их: мол, разрядка разрядкой, а надо по-прежнему громить Америку и вообще Запад… Нет, нет. Давать текст только особо доверенным людям.
… твою мать! Для чего же ты, политик, собираешь такое совещание, если боишься, что узнают на Западе, что ты призываешь к борьбе против него, несмотря на всякое там мирное сосуществование и проч. Не доказываешь ли ты этим лишний раз, что доклад этот нужен лично тебе только для того, чтобы перед Сусловым- Демичевым-Трапезниковым и всеми, кто за ними, показать себя сверхартодоксом революционной идеологии?!
И вместе с тем опасаешься, как бы доклад твой не получил реального резонанса в сфере политики (а так и будет, если он дойдет до Запада), и тогда тебя огреют по шее Брежнев, Громыко и другие реальные политики. Вот и вся высокая философия, ради которой затрачено столько нервов, изобретательности и времени, что становится тошно жить на свете.
А между тем, 10–11 декабря прошел Пленум ЦК. Подведены итоги 73 и обсужден план на 74 год.
Я был на первом дне Пленума. Тогда выступал Брежнев. Ощущение у меня какое-то неопределенно- тяжелое. С одной стороны, нутром чувствуешь — выдюжим. А с другой — гложит бесперспективность происходящего.
Год был вроде бы удачным — вместо 5,8 % прироста 7,8 %. Но может быть именно поэтому труднее мирится с положением. План не выполнен по энергетике, металлу, химии, легкой промышленности и т. д. На 74 год намечен предельно напряженный план, иначе горит пятилетка: за три ее года прирост 44 млрд. рублей из 103 млрд., запланированных на всю пятилетку. Значит, за оставшиеся два года надо дать 59 млрд. рублей.
Брежнев «по-сталински» поставил вопрос: либо мы должны к народу и сказать — извините, мол, не получается, либо мобилизовать все силы, кровь из носу, но добиться выполнения плана. Большевики всегда избирали второй путь.
Видимо, действительно другого пути нет. Первый вариант — это крах, а замены режиму нет, и нет условий для эффективной замены без страшнейшей национальной катастрофы.
Но второй, большевистский путь — это путь штурмовщины. Но, в изменившихся у нас социальных условий этот метод психологически отторгается народом. Сам Брежнев сказал Арбатову: «Все успехи этого года были за счет политических средств (использование студентов, армии, горожан на уборке). Налаженного действующего автоматически механизма у нас нет и опять будем нажимать на соцсоревнование, награды, ордена и т. п.»
А ситуация вот какая:
Байбаков, составляя перспективный план на 15 лет из заявок министерств и ведомств, подсчитал, что если мы примем проект на такой основе, реальный доход населения будет расти на 2 % в год. Это меньше, чем ежегодно в предыдущие 15 лет.
60-70 млн. тонн металла у нас во время переработки идет в отходы.
По тоннажу металлообрабатывающих станков мы производим столько же, сколько США, Япония и ФРГ вместе взятые, а по числу, сделанных из этого металла станков и по их производительности, далеко отстаем от каждой из них.
Финляндия вывозит древесины в 10 раз меньше, чем мы, а выручает валюты по этой статье экспорта в два раза больше. Это потому, что от нас она уходит в необработанном элементарно виде.
Договорились с ФРГ построить им на компенсационной основе газопровод, но во время не сделали и нам предъявили иск в 55 тысяч долларов за каждый просроченный день.
На складах скопилось на 2 млрд. рублей неходовых товаров, т. е. таких, от которых отвернулся покупатель. Это почти равно сумме капиталовложений во всю легкую промышленность на остаток пятилетки.
Проект на строительство КАМАЗа был оценен в 1 млрд. 700 млн. рублей. Теперь выяснилось, что потребуется еще 2,5 млрд., а потом, может быть, и больше. И это при плановом хозяйстве, когда все централизовано в одних руках.
В 1955 году задумали строить в городе Салават завод полированного стекла. Проект был готов к 1962 году. Но в 1961 году англичане предложили нам лицензию на завод с иной, огневой методологией. В 1965 году мы купили у них лицензию, по которой работают уже три завода и дают великолепное стекло. Между тем, салаватский завод продолжал строиться. В 1872 году был закончен, но выяснилось, что установленное оборудование стекло не полирует, а ломает. Все оно было пущено на переплавку. А ответственность за все это до сих пор установить не удалось.
Из одного кубометра древесины мы на три четверти производим продукции меньше, чем в капиталистических странах.
Наши авиа и автодвигатели обладают гораздо меньшим моторесурсом, чем
их.
В Курске построили трикотажную фабрику на иностранном оборудовании для особо дефицитного трикотажа. Но она работает вполовину мощности: не хватает рабочей силы. Оказывается, при проектировании фабрики забыли о жилье.
Огромное количество (не успел зафиксировать цифру) собранного в этом году зерна оставили хранить в буртах под открытым небом. Сгнило.
В миллионах рублей исчисляются потери зерна, цемента, овощей, фруктов и др. из-за отсутствия тары и несвоевременной подачи транспорта.
Из-за плохого качества металла мы закладываем в конструкции из него гораздо больше тонн, чем можно было бы.
И т. д. и т. п.
Запланировали превышение группы В над группой А. Но с 1971 года по- прежнему происходит изменение соотношения в пользу А. Планы по производству товаров народного потребления систематически не выполняются.
Брежнев признал, что мы не можем преодолеть положение, когда предприятиям выгодно обманывать государство, и объяснение этому есть: на стороне количественных показателей и план, и премии, и традиция, и контроль инстанций. Немудрено, что в схватке с качеством они всегда побеждают. Ибо на стороне последнего — одни только призывы и умные статьи в газетах.