-У нас много кто так погиб. Всё что успели передать пережившие войну, пропало. Осталось всего несколько человек, половина из которых помутились рассудком. Кто-то больше, кто-то меньше. Тогда люди часто умирали. Пузырчатая болезнь гуляла среди людей. Всё тело покрывалось пузырями, выпадали волосы, ну, ты знаешь.
Совник кивнул, хотя и не особо понял, о чём речь.
-Люди тогда только пришли сюда, начали строиться. Меня тогда ещё и на свете не было. Людей много было тогда. Отец говорил, что почти тысяча человек. Представляешь Совник? Тысяча! Это ж какая тьма народу…, болезни, голод, в общем, от тысячи мало что осталось. Устроились они тут, выстроили землянки, забор. Трудно было, не до того что б детей грамоте и прочим премудростям учить. А люди продолжали умирать. То дед мой, отцу моему рассказывал, деда-то своего я живым и не видел, помер он рано. Когда дед подрос, и смог сам о себе заботиться, все его родные были уже мертвы. Людей совсем мало осталось. Тогда те, что войну пережили, попытались передать свои знания детям, но ты ж знаешь детей… - Совник кивнул согласно, а Миха замолчал на пару минут. Потом он снова заговорил, видимо, передавая то, что слышал от своего отца. – Когда дети подросли достаточно, что б головой начать думать, да устроились на этом месте получше, людей из мира до войны, осталось совсем мало. Многие смутно помнили то, что знали раньше. У многих помутился разум. Кто выжил, попытался снова, и кое-что передать удалось. Вот Алтея хотя бы – хороший лекарь она была. На ноги могла поставить в два счёта. Правда. Я когда с ранами слёг, подземники меня потрепали, а я ж молодой тогда совсем был, думали, всё, не выживу…, она меня за трое суток подлатала. А потом они её утащили. А мать её ещё раньше умерла, мы и не знаем почему. Она тоже у неё лекарь была. Ещё до войны людей лечила. Алтея говорила как-то, что мать её просто упала, стала синеть и всё, померла. Они тогда поняли, к чему всё идёт и попытались сохранить хоть то, что можно было. Лучше способа, чем записать на бумаге, нет, но к тому времени из умевших писать, осталось только два старых безумца, да Ава наша, эта-та давно сбрендила..., вооот. Из них вытащили по грамоте, что сумели, а остальное князь люди уже сами додумали.
Тут он вдруг весело ухмыльнулся – деланная улыбка, фальшивая, но Совнику почему-то, легче стало слушать откровения Михи. Странно, но слова кузнеца разбудили в нём новые эмоции – ему было жаль. Жаль этот мир, тех давно умерших людей, он искренне сопереживал им…
И одновременно оставался спокоен, даже холоден, какой-то частью своего разума. Словно бы половина мозга погрузилась в боль прошлого этих людей, а вторая половина бесстрастно слушает, не видя причин как-либо реагировать, ведь каждому приходить свой срок. Все умирают, и люди, и растения и даже сама плоть этого мира. Вечно лишь само время.
-У каждого второго селения своя грамота Совник. Многим худо пришлось в первые годы после войны. Мы почти ничего не сохранили из прошлого. Я вот металл режу на резаке огненном – думаешь, я знаю, как он работает? – Миха сплюнул расстроено и продолжил свою речь. - Понятия не имею. Я каждый день боюсь, что он сломается. Ремонтировать-то не умею. А новых я давно не видел. Их может уже и не осталось. Вот что жрать буду, если поломается? Придётся, видать, поле сеять, как всем…, или к Холмам идти. – Он совсем как-то сник, даже, кажется, меньше ростом стал. – В Холмах, говорят, кузнец какую-то штуку придумал – из камня научился металл вытаскивать. Металл так себе, гнётся как сопля из носа, но металл всё ж…, наверное, лучше и вовсе не ждать, а сразу мне туда идти, да выведать секрет его…
Он замолчал, вперив взгляд в землю, кажется, забыв, зачем вообще сюда пришёл.
-Заплатить за секрет блин нечем. – Буркнул Миха и сильно тряхнул головой. – Туда пошли.
Показал пальцем на торец здания и широким шагом двинулся в указанном направлении.
В торце имелась двустворчатая дощатая дверь, распахнутая настежь. За ней просторное помещение во всю длину здания, с колоннами из струганных досок. Декоративного смысла они не несут, Совник это понял ещё до того как вошли внутрь. И хотя все колонными украшены резными досками, набитыми со всех сторон, от пола до потолка, их предназначение не в том, что б глаз радовать – они поддерживают потолок. Из-за длины комнаты и отсутствия несущих стен внутри, без колонн обойтись не получится - рухнет крыша прямо на головы людям. По обе стороны от этакого коридора, образованного двумя рядами колонн, стоят деревянные постели с матрасами, простынями, одеялами, в общем, нормальные спальные места и возле каждого тумбочка, она же, при желании маленький столик. Единственное что в мебелях этих его, почему-то, удивило – это то, что всё сделано из струганного дерева, но при этом обшито дополнительными панелями, с красивыми резными завитушками. Ну и, пожалуй, постельное бельё. Оно тут из того же материала, что и одежда жителей. Видимо, разнообразие тканей у них не наблюдается. И это как раз понятно, село маленькое, мир вокруг в руинах – но почему он удивлён? Как будто привык совсем к другому…
А что если он и, правда, «совник»? Что если ему не по себе, потому что у совников всё совершенно по-другому и в быту и вообще?
И где-то в полях летает его гигантская прирученная сова…
При мысли о монстре из рассказа Вари, всем телом вздрогнул. Вряд ли он бы ощутил этот мимолётный страх, будучи совником северных земель. Скорее уж верно второе – он взял себе такое имя, что б наводить страх и создавать этакий ореол загадочности…, тогда, его настоящее имя Орёл? Не потому ли у него татуировка такая на руке? Или «орёл», это такой ранг у совников?
Проклятье, когда ж эта память драная к нему вернётся?
Они прошли чуть дальше, и Совник автоматически глянул вверх – так и есть, потолок стрельчатый, образован стропилами крыши. А колонны, упираются в поперечные балки, создавая дополнительную опору тяжёлой крыше. Делать потолок, тут, видимо, сочли излишним.
Имелась у здания особенность интересная – узкие длинные пропилы почти под крышей, он видел их с улицы и посчитал дополнительными окнами. Но служили они другой цели - через них тянуло воздух. Плюс открытые двери в торцах здания и получалось, что оно проветривается постоянно, в любую погоду. Под пропилами, висят резные доски, примерно той же длины, а над и под пропилами, нечто вроде полозьев. Эти доски, нечто вроде задвижек. Пропилы можно закрыть в любой момент.
Вон и пара узких лестниц приставлены к стенам, между коек. Иначе до этих задвижек не добраться, высоковато они сделаны. Внутри здания, ощущался лёгкий сквозняк, а сверху доносился тихий шелест – там сквозняк покрепче будет, почти что ветер. Здесь, воздух всегда свеж. По крайней мере, пока открыты двери и пропилы в стенах.
Внутри людей оказалось немного – на ногах немного. На койках лежало или сидело человек 20, и большей частью, они мрачно пялились по сторонам, на пол, друг на друга, либо тихо разговаривали с соседом по кровати. Чем объяснялась их мрачность, он не очень понимал. Тяжело раненных немного и они в основном лежат под одеялами, бледные, большей частью спят. Иногда постанывают, те, что бодрствуют, стонут чаще и глухо – толи терпят, толи обезболивающее какое-то приняли. Их мрачность понятна, она объяснялась ранами.
Почему же так недовольно куксятся остальные, легкораненые и те, что ухаживают за ними?
Вскоре он ответ получил, но прежде обратил внимание на парочку подростков, снующих между кроватями – они что-то раздавали своим больным. Те, молча, принимали кружки или зеленоватые брикеты и потребляли их внутрь. Эти же ребята, меняли повязки, промокшие от крови, сукровицы или гноя. Но он не на это обратил своё внимание – лазарет он и в Африке лаза…, что ещё за Африка? Кхм…, ладно, это снова шутки памяти, будь она не ладна…, наверное, какое-то селение неподалёку от этого места.
Кстати, он до сих пор не поинтересовался, как оно называется. Глядя на левое плечо одного из подростков, он задал свой вопрос Михе.
-Речка. – Пожал плечами Миха, направляясь к кровати у правой стены, метрах в десяти от входа.
Речка…, ну да, логично и оригинально, опять же, что тут скажешь…
На левом плече паренька, менявшего повязку, и второго, который сейчас передавал чашку с чем-то горячим одному из больных, имеется вышивка. Первое украшение, которое он увидел на одежде местных жителей. И оно украшением, конечно, не являлось. Вышивка сделана красной ниткой и чем-то напоминает кружку, по спирали обвязанную тонкой нитью, она отличалась цветом от ниток, использованных для вышивания кружки. Кружка белая, нить красная. Лекарский знак? Наверное...
-Отец! – Вместо «здрасте», воскликнул тот самый парень, спасённый Совником у стены. Причём воскликнул скорее возмущённо, чем от радости.
-Ну как ты? – И не дожидаясь ответа, поставил узелок на стол. – Вот, мать передала, ешь…
-Я здоров! Я домой хочу.
-Вот медовый цвет, вяленого мяса немного и…
-Я домой хочу. – Упрямо повторил парень.
-Тут до дома три шага. – Мягко возразил гигант кузнец. Парень нахмурился и ответил.
-Вот именно! Если что я сюда добегу в два счёта и…
-Ну-ка, вставай. – Резко сказал Миха и парень, поспешно, да с заметным облегчением вскочил на ноги. Только двинуться, никуда не успел. Миха ухватил его за плечи и с силой тряхнул. Парень со стоном сморщился и обратно на кровать буквально стёк. – Ну и какой домой? А если срочно помощь нужна будет? Нет Вас, сиди тут и не рыпайся понапрасну.
-Но…
-Таковы правила. И ты знаешь, что они неспроста придуманы. Алтея так установила, а до неё, её мать и отец её, а они ещё до войны таких оболтусов как ты лечили. Так что не ерепенься!
-До войны, до войны… - Буркнул парень, обращая свой взор к узелку, содержимое коего, теперь расставлено на столе. Копаясь в банках и свёртках, Вас кивком показал на Совника и сказал.
-Это ещё что за мужик? Из Холмов припёрся? Чего этим лентяям опять понадобилось?