Этот материал я выбрал лишь потому, что очень захотелось увидеть этого искрометного Лыбу В.А. Фуфлыжник он, конечно же, тот еще. Сказочный, надо признать, фуфлыжник. Но какой креатив у этого Лыбы В.А.! Если бы сейчас старлей Лыба встал передо мной, я бы не поленился надеть свою форменную фуражку только для того, чтобы снять ее перед ним. Такой перл и Задорнову не по силам. Да, что там Задорнов, сам Михал Михалыч Жванецкий обзавидовался бы.
Остальные восемь материалов, которые я отобрал для работы, были менее колоритными, но также требовали расхода времени и нервов. Подумав, я решил начать с самого трудного, с кражи башмаков у мадам Мордвинцевой.
Именно этот отказной материал Тиунов посчитал самым проблемным, а не верить капитану у меня не было никаких оснований. Я придвинул к себе телефонный аппарат и начал накручивать номер, указанный в бланке объяснения потерпевшей.
— Слушаю вас! — женский голос, ответивший из трубки, совсем не был злым.
— Здравствуйте! Могу я услышать Софью Львовну? — спросил я, уже почему-то будучи уверенным, что это она сама мне и ответила.
— Можете. Это я. Слушаю вас, — подтвердила мое предположение обокраденная магазинщица.
— Софья Львовна, я из милиции и зовут меня Корнеев Сергей Егорович. Как бы нам увидеться? — я пытался нащупать верную интонацию, понимая, что уж коли конфликт между милиционерами Волжского РОВД и Мордвинцевой состоялся, то по всем канонам, она сейчас не преминет в полной мере отыграться на мне.
— Что, туфли мои нашли? — голос изменился, — Вы ведь из Волжского?
В тембре директрисы появилась язвительность, а нам это совсем ни к чему. Ее надо чем-то сбивать с негативного настроя, иначе все пойдет прахом.
— Вы ошиблись, Софья Львовна! Дважды ошиблись, потому, как и туфли не нашли, и я вовсе не из Волжского. Я даже, наоборот, из Советского, — по наитию решил немного поюродствовать я. — И я специально к вам через весь город добирался, чтобы встретиться с вами и добиться консенсуса в нашей с вами беседе, — с лейтенантским задором заваливал я словесной шелухой скандальную торгашку.
Заинтригованная тетка на том конце зависла. Видимо, она не была уверена, что доселе незнакомое ей слово «консенсус» не выходит за рамки морали. И это уже хорошо, ибо женское любопытство почти всегда побеждает неприязнь. А это для меня сейчас самое основное, ибо злая Мордвинцева встречного заявления мне уж точно не напишет. Теперь, главное, чтобы она не сорвалась. Деваться некуда, придется переходить в режим крещендо.
— Чего-чего? Зачем вы ко мне через весь город добирались?! — неуверенно поинтересовалась потерпевшая директриса, уже без недавнего яда в голосе.
— Софья Львовна, ну право же, вы такие вопросы задаете, что мне даже как-то неудобно! — продолжал дурковать я, одержав в самом начале разговора пусть маленькую, но столь необходимую тактическую победу. — Ну разве вы не та самая женщина, ради которой можно устремиться не только на другой конец города, но и на другой край земли?! — не пожалел я пафоса в свою тираду.
— Ты кто, Корнеев? — уже окрепшим голосом через некоторое время спросила Мордвинцева, заменив при этом холодное «вы» на почти интимное «ты».
— Я тот, кого ты ждала всю жизнь! — нимало не лукавя, заверил я Софью.
На том конце опять наступило растерянное молчание. Что ж, взял паузу и я.
— А ты точно из милиции? — подозрительно поинтересовалась собеседница.
— Точнее не бывает, приеду, сама увидишь! Через час тебе удобно? — давил я.
Нежданно добившись от мадам Мордвинцевой фамильярного «ты», я категорически не собирался отдавать назад этого плацдарма.
— Ну хорошо, приезжай. Какой-то ты странный милиционер, — сдалась она.
— Обычный. Контуженный просто, — успокоил я заявительницу, вывалив сомнительный, но правдивый аргумент в свою пользу и дал отбой.
Да, все правильно, контуженный. Назвать себя нормальным язык у меня не повернулся. Врать обворованной вдове мне не хотелось. Грешно это и как-то совсем уж не по-комсомольски.
Договорив с Мордвинцевой, я придвинул к себе бланк ее объяснения, чтобы еще раз просмотреть все установочные данные терпилы. Итак, эта бизнес-леди у нас 7.05.1947 года рождения, директор универмага, высшее, вдова, не судима, проживает на Волжском проспекте 79-3. Эвон, как! Вдовица, значит…
Территориально универмаг находился неподалеку и время, чтобы еще раз пролистать материал, у меня было. Отказной материал был слеплен неряшливо, а разрешен и вовсе противозаконно. Неужели, раньше у них здесь такое прокатывало? Шансов подмарафетить это фуфло и повторно вынести более или менее обоснованное постановление об отказе, у меня не было никаких. Если только мне в этом не будет активно помогать сама потерпевшая. А помогать, судя по ее интонациям и мнению капитана Тиунова, она не настроена совсем. Не случайно капитан охарактеризовал ее непростой бабой. И глаза от меня, вопрошающего об этой вдове, он отводил тоже небезосновательно. Ну да ладно, скоро сам все узнаю.
Направляясь в магазин «Светлана», я представлял себе мадам Мордвинцеву этакой бабищей с Мамаева кургана. Монолитно-крупной скандалисткой, с широкой костью и румяной физиономией. Непременно с кудрями, которые она накручивает каждый вечер на железные бигуди и повязывает на ночь платком. Вполне возможно, что даже рот ее богато украшен золотыми коронками за ярко накрашенными губами. На такие мысли меня наталкивал размер стыренных у бедной вдовы туфель и ее такая звучная и, надо признать, специфичная фамилия. Оценка пострадавшей директрисы, выданная хитрозадым Тиуновым, лишь подтверждала мои представления об этой капитальной женщине. И только ее насыщенный феромонами грудной голос несколько выбивался из созданной моим воображением картинки…
Мои заочные представления о потерпевшей посыпались сразу, как только я вошел в ее кабинет. Да, у вдовы было все. Все, что приличной вдове полагалось иметь. И арбузные груди и, надо думать, мощный затылок. Надежно скрытый от посторонних глаз не вульгарными завитушками коротких кудряшек, а шикарной гривой волнистых темно-каштановых волос. Но! Далее следовали слишком уж очевидные несоответствия всем моим ожиданиям. И пусть, что вдова мелкой не была. Но своим утонченно-породистым ликом она все равно никак не отражала своей звучной фамилии. И уроженкой Мордовской АССР Софья Львовна уж точно быть никак не могла. От бумаг, аккуратно разложенных на огромном столе, на меня подняла свои воловьи глаза-черешни самая настоящая дщерь иудейская. И в глазах этих светилась вся многовековая скорбь богоизбранного народа.
— Здравствуй, Софа! — не смог отказать я себе в удовольствии, — Это я!
— Ты Корнеев? — скорее утвердительно, чем вопрошающе осведомилась она.
— Он самый! Корнеев! — не стал я отпираться и протянул ей удостоверение.
Дама с семитской наружностью и неподобающей фамилией взяла из моих рук ксиву и внимательно в нее всмотрелась, сличая фото с оригиналом.
— Надо же, и, правда, из Советского! Каким ветром тебя сюда занесло? — она рассматривала меня как неведому зверушку, — По телефону мне показалось, что ты постарше! — в ее голосе мне послышалось тень разочарования.
В ответ я только пожал плечами, продолжая откровенно ее разглядывать.
— И мелкий ты какой-то, — уже явно задираясь, пренебрежительно поджала губы заявительница, разрушая весь мой прежний опыт общения с еврейками.
— А нам с тобой, что, наперегонки, что ли бегать? — не повелся я на подначку. Так и не дождавшись приглашения, я прошел к креслу у журнального столика и уселся неподалеку от насмешницы. Лицо ее было невозмутимым, но глаза искрились чертовщиной. Прав был Тиунов, ох, не проста она, эта Мордвинцева С.Л. Не проста, но зато, как приятна глазу! И руки к ней, так и тянутся… Отступить, что ли от принципов и нарушить Кодекс молодого строителя коммунизма? Может, плюнуть на мораль и погрузиться в пучину разврата? Но нет, первым делом, все же, самолеты, а барышни-торговки уже потом.
— Да не мелкий я, метр семьдесят шесть во мне, еще и ботинки у меня казенные вон, с каблуками! — выставил я на обозрение Софьи Львовны свои неуставные чешские туфли.
— И опять врешь, — равнодушным голосом укорила меня глазастая мадам Лжемордвинцева, — с каких это пор ментам Цебо выдают?
Мне надоело подвергаться остракизму, время шло и надо было делать дело.
— Софа! Прекрати хабалить и не расчесывай мне нервы! Ведь ты же с виду вполне себе приличная женщина, так зачем же ты ведешь себя, как гойка, Софа? Ты же наша?? — попытался я как-то приструнить распоясавшуюся директрису.
Крайним я задал ей тот самый сакраментальный вопрос, который мне, будто сговорившись, в той прежней реальности задавали родственники двух близких мне женщин. Любимых мною женщин. В разные периоды моей жизни даривших мне свои добрые чувства. И быть может, они меня тоже любили. Даже, несмотря на то, что их кошерным родственникам я неизменно отвечал горькой правдой. Поскольку «нашим» для них я не был. Уж не знаю, к счастью это моему или к сожалению.
Сбить с толку Мордвинцеву не удалось. Из нас двоих, гоем, все же был я.
— Ты чего пришел? Что тебе нужно? — вопросила она, поднявшись из-за стола и грациозно продефилировала к стоявшему в углу кабинета холодильнику.
Софья Львовна не сутулилась, как это обычно делают закомплексованные дылды, чтобы скрыть лишние сантиметры своего роста. Напротив, свой немалый бюст-балкон она несла по кабинету с прямой спиной и королевским достоинством. Роста она была не меньше моего. Ну, может, на пару сантиметров ниже. Однако с учетом ее здоровенных каблуков, смотреть на нее свысока у меня не получится. Достав из холодильника бутылку нарзана, Мордвинцева вернулась за стол. Затылка ее я так и не разглядел. Но все, что располагалось ниже, особенно ноги и то место, где спина заканчивает свое благородное название, побуждали меня судорожно сглатывать слюну.
Сопроводив ее восхищенным взглядом до холодильника и обратно, я приступил к противоправным действиям. Надо было как-то принудить заявительницу к даче заведомо ложных показаний. И скрыть кражу ее туфель от учета и регистрации как нераскрытое преступление. Как баранку, то есть.